С высокого берега, на котором вольготно раскинулась Богом забытая деревушка, открывался чудный вид на противоположный пойменный берег с его многочисленными протоками, заросшими тальником. В большую воду (в половодье) река Халан становилась настоящим рыбьим царством, а её левый берег - пристанищем для многочисленной перелётной братии. Сразу после схода льда местные мужики сбивали артель и уходили в плавни на промысел, а в деревенских избах наступали рыбные дни. Рыбы хватало всем, но непоседливые мальчишки с утра до вечера проводили время на реке: таскали чебаков и карасиков, а если повезёт, так и увесистого конька. Мальчишки постоянно хвастались своими "трофеями", но, как ни просился, меня с собой не брали, презрительно посматривали на "городского". Приходилось одному сидеть на берегу, довольствуясь рыбьей мелюзгой.
В самый разгар лета пацаны неожиданно смилостивились: "Идём на дальнюю протоку". Возможно, это было сказано с тайным умыслом – испугается "городской". Вот смеху будет! Не испугался. К тому времени я мало-мальски привык к деревенской жизни. И то, что у деревенских были классные снасти, сплетённые из конского волоса, а у меня - витые из чёрных ниток (с таким трудом выпрошенных у бабки!), меня нисколько не смущало. Я весь уже был там, на протоке.
Ещё с вечера договорились выйти спозаранку, чтоб застать утренний клёв. Как ни торопились, а деревенское стадо нас опередило. Пастух, презрительно щёлкнув кнутом, выпустил витиеватую трель, от которой коровы зашагали веселей, а мы, прихватив половчее удочки, припустили бегом, обгоняя оседающую на придорожные кусты пыль.
Сгустившийся до синевы воздух, настоянный на кедраче и багульнике, слегка порозовел, когда вышли из деревни. Загребая босыми ногами пыль, мы шли, не замечая всей прелести утра. У каждого что-то топорщилось за пазухой. У меня - краюха душистого хлеба. По пути не удержался, отщипнул. Глядя на меня, все пацаны набили рты. Прошли «сухую» протоку. В стороне осталась заросшая черёмухой и красноталом разрушенная мельница. Она с самого начала притягивала меня своими развалинами. Если хорошенько порыться в них, можно было найти много интересных и полезных вещей. Один раз мне здорово повезло. Я нашёл маленькую позеленевшую монетку. Бабка посмотрела и сказала: "Это полушка. Раньше на неё можно было купить полфунта конфет-липучек".
Вскоре дорогу сменила старая лежнёвка, и нам стало не до шуток и смеха. В лю-бой момент можно оступиться и провалиться в болотную жижу или наступить на зазевавшуюся змею. По обе стороны лежнёвки раскинулась нескончаемая марь – царство клюквы и северного кедрача с зелёными гроздьями, зародышами будущих шишек.
Солнце поднялось над дальними сопками, а никаких признаков протоки я не ви-дел, только уверенность мальчишек заставляла идти вперёд. По каким приметам они ориентировались, было непонятно, но они нашли затерянную среди сплошных зарослей ивняка и черёмухи, речушку. Некоторое время мы, буквально, продирались через кусты, пока не вышли на солнечную прогалинку. Едва ступив на неё, я решил остаться, на что мальчишки презрительно фыркнули и скрылись в кустах. Некоторое время ещё были слышны их смех и крики, но вскоре всё стихло, и я остался один на один с протокой.
Солнце к тому времени начало припекать. Но разве это сравнимо с предвкушени-ем момента, когда поплавок резко уйдёт под воду? Дрожащими руками размотал леску, нацепил на крючок извивающегося червяка, поплевал на него, размахнулся - шум и брызги, словно в воду упал не поплавок, а дерево. Однако это нисколько не смутило ни меня, ни обитателей протоки, в чём я убедился сразу же, едва разошлись круги на воде. Случилось то, о чём я мечтал. Поплавок резко дёрнулся и затонул. Так же резко дёргаю удочку – жёлто-зелёная касатка, блеснув скользким брюхом на солнце, летит в кусты. Я готов был прыгать от счастья. Как же, впервые поймал такую большую и красивую рыбу! Всё с тем же шумом и плеском забросил леску, но уже к противоположному берегу, где подмытые быстрым течением кусты полощут ветви в воде. Воткнул в землю удилище и пошёл искать добычу – жёлто-зелёную касатку. Да, пришлось полазить по кустам, пока нашёл это скользкое, колючее чудо. С каким торжеством я нёс его к берегу и насаживал на кукан! Не замечая тучи комаров и мошкары, я вновь и вновь забрасывал удочку и одну за другой выбрасывал на берег касаток. Они сердито скрипели, когда я вытаскивал из широко распахнутой пасти крючок. На кукане, воткнутом в илистый берег, в тщетной попытке освободиться били хвостами около десятка рыбин. Я только что выдернул ещё одну. Едва сдерживая её в руках, наклонился над водой, чтобы насадить очередной улов на кукан, и едва не разревелся, увидев, как кукан с моей добычей пропадает в глубине. Удержать его не было сил. От беспомощности и обиды так шмякнул сопливую касатку, что она вонзилась шипами в землю. Но делать нечего. Бросив удочку, пошёл искать новую ветку для кукана. Учитывая предыдущий опыт, сломал крепкую, с хорошей загогулиной на конце. И вновь мне повезло! Взмах руки … удар поплавка о воду … рывок - и зелёная искорка летит в кусты! Я даже не успевал радоваться, когда в очередной раз поднимал тяжелеющий кукан. Но, видимо, всему есть предел.
Последняя поклёвка не была похожа ни на одну из предыдущих. Дерзкий рывок был такой силы, что удилище, которое я с любовью оглаживал осколком стекла, изогнулось дугой. Леска, скрученная из выпрошенных у бабки чёрных ниток, со звоном треснула. Всё, что я успел увидеть, перед тем как шлёпнуться на землю, – огромная голова сома.
И хотя домой возвращался с богатым уловом, но сорвавшийся сом не давал мне покоя. " Не так нужно было его тащить… " - бубнил я себе под нос.
А над головой во всю припекало солнце. Рыбьи хвосты оставляли след в придо-рожной пыли.
д. Халан - п. Пестяки 1950-2004г