Это было первое лето моего пребывания в "ссылке". Я жил у деда с бабкой в далёкой от цивилизации деревне. Благополучно миновала зима, ушла весна с ледоходом, подобным грому. Настало благодатное время – северное лето.
За день убегаешься так, что ни рук, ни ног не чувствуешь. Поесть бы - и спать. Присядешь за стол - и готов. При свете масляной коптилки бабка сварит картошку, помнёт со свиными шкварками, и только этот дух способен был поднять мою голову над столом.
- Ба, а почему так? Я спал, а как учуял картошку, так сразу и проснулся?
Масло своё били. В маслобойку, деревянный туес, бабка наливала сливки. Сидишь на скамейке, поднимаешь да опускаешь палку с кружочком на конце, а сам весь на улице, аж в заднице свербит от нетерпения. Бабка же словно не замечает этого. Устроилась за печью на нарах и принялась подбирать, сортировать разноцветные лоскутки (шьёт новое одеяло).
- Ба, - тяну я с тоской.
Встала. Заглянула в маслобойку, вылила содержимое в деревянную лохань. Всплыли жёлтые куски, кусочки, запрыгали на воле. Вылавливает кусочки масла и складывает в блюдо.
- Беги, беги. Чего уж, - старается строго говорить бабка, а у самой хитренькие звёздочки в глазах.
- Ну, уж, нет! Какая улица?! Когда глазёнки горят, слюнки текут, глядя на лакомство. Не заметил, как горбушка чёрного хлеба прилипла к руке. Р- а-з - и кусок засверкал солнышком. Р- р - а- з - и возились в него зубы…
А бабка тем временем скатала масляный колобок, обмыла холодной водичкой, положила в плошку, под холщовую тряпицу, и только головой покачала вслед хлопнувшей за мной двери.