– Папа, ты из этой машины вырос… – по детски непосредственно заметил мне мой сын Ваня семи лет от роду, когда как-то особенно задумчиво поглядел на меня, сидящего за рулём нашего семейного автомобиля Ока.
Я про себя улыбнулся, а сам подумал, что не только я, надо сказать, «вырос». Вся наша семья подросла. Особенно остро этот факт обнаруживался в минуты, когда мы все вместе усаживались в выше названный микролитражный автомобиль. Обычно это выглядело так: специальное детское кресло нашей младшенькой трёхлетней дочки Таисии просто не влезало. Его приходилось вынимать, чтобы в «Оку» на заднее сидение смогли поместиться Ванюшка, уже названная Тая и старшая Настя – девица девятнадцати лет. Спереди садилась моя жена Ольга и за рулём – я. На очень короткие дистанции мы умудрялись взять ещё и маму, тогда моя жена пересаживалась к задним пассажирам, где брала на руки Таисию. Но такое бывало нечасто. В основном полный состав нашей семьи перемещался в шестиместной грузовой «Газели», на которой я в основном работаю. В своё время специально такую выбрал, чтоб и работать, и семью возить, если что. Наработал заказчиков на грузовые перевозки, тем и кормился. Работаю – шесть пассажирских мест впустую вожу. Своих куда-нибудь везу – десять кубов воздуха за спиной… словом, во всём чувствовалась некая неполноценность.
«Ока» в этом смысле выглядела более органично. Тесно, конечно, но зато никакой экономической нецелесообразности…
Но полноценность в жизни вообще случается редко. Ещё меньшей она сделалась, когда мне пришлось отдать «Оку»: у родственника разбили машину и он совсем остался «без колёс». А ему без машины ну совсем никак нельзя – часто задерживается на работе допоздна, когда транспорт уже не ходит. Как домой добираться?
Отдал. Пришлось даже в одиночку ездить на пустом грузовике по своим делам. А тут ещё пресловутый кризис конца 2014 года. По работе заказы начали сокращаться, а к концу Великого поста, недели за полторы, они пропали совсем…
– Ну, это ничего, – утешал я себя. – Зато ни одной репетиции не пропустил на клиросе, готовясь к Пасхе. По три-четыре раза за неделю собирались, плотно работали!
И это было правдой. До этого, мне частенько приходилось пропускать репетиции, когда они накладывались на время работы. Редко когда наоборот. И я всегда мучился, выбирая между репетицией и работой, службой и очередным выполнением поступившего заказа. Денежку заработал – Богу не послужил. А с другой стороны – семью тоже Бог благословил, кормить надо. И опять – «Не пекитесь о земном, прежде Небесное, а остальное приложится»… как определить грань сию?! Конечно, испрашивал благословения сперва чуть ли не на каждый такой случай, позже сам стал потихоньку, прислушиваясь к себе, делать выбор.
Пасху тогда пропели замечательно! Прихожане рады, настоятель доволен, у нас всех радость и от Праздника, и от победы, что состоялась, наконец, первая наша «клиросная» Пасха! Друг друга поздравляем, радуемся… А у меня на душе ложечка дёгтя лежит: ничего я своим домашним на Праздник не приготовил – денежек только и было что на стол разговеться прикупить, а подарочка, ну совсем ни одного, так и не сподобился запасти. Сначала всё откладывал, всё какую-никакую финансовую подушечку ждал, а потом и ждать-то её, когда заказов нет и нет, уже не приходилось. Так и ушло всё на стол. И то слава Богу. А то как – подарки будут, а разговеться нечем?! Тоже тягостно.
В Светлый понедельник вышел работать вместо друга. Тот ушёл в отпуск, а меня попросил выйти поработать за него. И здесь нужно отметить, что за те же самые полторы-две недели до Пасхи вся Светлая седмица у меня была уже расписана заказами: с понедельника по пятницу друг попросил подменить, а в субботу и в воскресение по заказу на дачные переезды. Иными словами Господь уже тогда мне утешение приготовил да я Его не услышал. Всё про себя тихонечко роптал: «Дорого яичко ко Христову дню»…
Ропоток этот жил во мне с понедельника по пятницу. Едкий такой, подленький. Когда и понимаешь, что вот она грязь и вымести её бы надо, а греет – своё, родное… к справедливости взывает: «Вот, Господи, как же так… ходил, готовился петь Тебе; спел, а у самого даже, ладно жене и матери, деткам своим подарить ничего не пришлось… как же так, Господи?!» – поднывал я в душе тогда. И даже грешным делом «задвинуть» хотел своё певческое дело-то, чего греха таить. И такие мыслишки заглядывали в мою душу. Не на долго правда, но и отпора бурного они не встречали.
Примерно в таком настроении наступает Светлая суббота. Копеечку за отработанную неделю получил, дома вновь запахло сдобой, но о подарках мыслей приятных пока не было – кто знает, как оно дальше с работой покатится?
Переезжал на дачу мой одноклассник Мишка. Не виделись с ним, считай, с самой школы. Только однажды пересеклись ненадолго на встрече одноклассников в кафе.
Шумная вечеринка, организованная бойкими ребятами из нашего класса, казалось, шла на «ура». Каждый вставал, говорил тост, рассказывая вкратце о себе и своих достижениях за прошедшие после школы годы. Приятно, конечно, было услышать кто чем занимается, кто чего достиг. Да и просто посмотреть на подзабытые лица тех, с кем когда-то сидел за одной партой.
Встал тогда и я. Коротко рассказал о рождении сына (через двенадцать лет после рождения дочки для меня это было действительно важным, радостным событием!), сказал и о том, что недавно закончил ускоренные курсы при ПСТГУ по основам Православия. Честно говоря, эти важные вехи моей жизни мало кого из сидящих за столом заинтересовали. Но вот Мишка подошёл.
– Ты сказал тяжело тебе было на курсах по вере? – участливо поинтересовался он. – Почему?
Я даже опешил от такого внимания с его стороны. Переспросил как-то по-дурацки глупо:
– По какой вере?
Увидев общее равнодушие (или мне так тогда только показалось?) и помня немецкую Мишкину фамилию, я почему-то неосознанно предположил, что он мог иметь ввиду протестантизм или всё что угодно, но только не такое ставшее мне тогда таким близким и родным Православие. Потому и переспросил. А он как-то сразу смутился, буркнул в ответ «Православной» и отошёл с каким-то потухшим взглядом, как будто так же как и я минуту назад, рассчитывая встретить тёплое внимание единоверца, напоролся на холодную стену непонимания. Я долго себя корил потом за это. Но слово не воробей…
С той нашей встречи прошло около семи лет. Несколько созванивались, но до встречи дело дошло только теперь.
Я подъехал к его дому, поднялся. Мишка встретил, познакомил меня с женой, вместе они напоили меня чаем с бутербродами, хотя я и отказывался. После чая загрузили его вещи и поехали по маршруту за город. С нами поехала его мама и я всё удивлялся – как он спокойно реагирует на её «заботливые» реплики, которые, к примеру, выходя из уст моей мамы, вышибают моё самолюбие «на раз»… А Мишка «не парится», ответил и забыл…
Дорога дальняя, несколько часов. Рассказали о себе, о семьях. Я больше, он меньше. Он вообще не говорливый. Я о старшей дочке рассказал, что музыке учится, что ансамбль семейный у нас. Спел даже. Им понравилось. Через некоторое время Мишка и говорит:
– Знаешь, у меня синтезатор есть. Хороший, профессиональный. За немалые деньги покупал. У меня уж лет пять без нужды стоит. Чувствую, из моих никто заниматься не будет. Возьмёшь?
И сказал-то просто так, по-будничному, как маме только что на её заковыристые реплики и по поводу жены своей, и по другим чувствительным местам любого мужика отвечал. А меня как бубенчиком звонким пронзило: «вот оно – подарок твой долгожданный… давно уже приготовлен был, лежал, ждал тебя, маловерного! Просто доехать до него нужно было». Рулю, пытаюсь сохранить спокойный вид да волны от колокольчика того самого успокоить. Стыдно мне стало. Как-то сразу открылось всё. И маловерие моё и забота Божия обо мне, грешнике. Сижу, болото своё в душе бубенцом Божиим обнаруженное в порядок привожу чтоб людям рядом сидящим человеком ненормальным не показаться от радости меня посетившей. И радость эта не от синтезатора, конечно, а от милости Божией. Так вдруг легко стало после стольких дней внутренней тяжести.
Буркнул что-то типа «почему бы и не взять», а сам рулю…
Через полчаса притормаживаем на бензоколонке с магазинчиком. Мишка туда, я под капот. Газелька моя чудить начала. То вентилятор основного охлаждения двигателя стал ни с того, ни с сего за кожух цеплять, то заглушка с выпускного коллектора выскочила. Вентилятор починил, заглушку не нашёл. Выхлоп через дырку сечёт, шум в кабине от этого как от палящего без продыху пулемёта. Мне за такой дискомфорт стыдно, а Мишка сидит спокойный как удав: «бывает»…
Так вот вылезаю я на бензоколонке из под капота, походит Мишка, постоял немного и говорит:
– Слушай, а тебе восьмиместный автобус не нужен? У меня от брата остался. Мне он ни к чему, – и добавляет так, махая рукой с докуренной сигареткой: – а я тебе его и за так отдам, без денег! Только подделать надо будет…
Я даже не сразу понял о чём идёт речь. При слове «автобус» у меня почему-то возник образ туристического «Икаруса». И если его отдают, то он наверняка старый и ржавый – пронеслось у меня в голове вихрем рачительных суждений. – Что можно будет сделать со старым, ржавым и наверняка чадящим «Икарусом»?.. Но нет, в «Икарусе» больше, чем восемь мест да и марка: «Мицубиси» – как вскоре сказал Мишка. Хорошая японская марка. Может быть он даже и не ржавый. У японцев металл хороший»…
Вновь – всё, что могу – неосознанно держать паузу: ни «да», ни «нет». Пребываю в состоянии отвисшей челюсти. Я ещё не пришёл в себя после первого, вызванного дарением синтезатора шока, как вдруг вновь порция того, «чего не бывает». Хотелось закричать: «Хватит, Господи, хватит! Я всё понял, я больше не выдержу…». Уже вовсе готов отказаться от Мишкиного предложения только для того, чтобы прекратить свои внутренние терзания: согласиться – поверить. Поверить – понадеяться. Понадеяться и потерять – вновь терзаться… а сил, иссушенных самостоятельными поисками выхода из всех своих проблем и так почти не осталось. Я был похож на актёра, выдохшегося ещё в первом акте сегодняшней пьесы. Но доиграть-то всё равно надо. Решился:
– Да, – говорю, – взял бы. Может даже пассажирскими перевозками занялся бы… а то грузовые не больно-то кормят…
А сам как был в ступоре неком, так и стою. Как в вате стою, слушаю, потом начал двигаться…
Не стану утомлять читателя дальнейшим погружением в свои пространные рассуждения, скажу только то, что наша семья теперь не теснится в «Оке», а перемещается, Божией милостью, в современном и просторном минивэне производства одной из ведущих автомобильных фирм мира.
Но главное, конечно же, это не «автобус», а тот духовный, пришедший через него дар. Дар освобождения от некой части шелухи суетного, истребляющего силы самонадеяния, маловерия, начавших было отслаиваться действием благодати Великим постом, Пасхой, но которую я по привычке всё бережно подмазывал и прилаживал на прежнее место – своё ж, родное. А тут вдруг понял – не надо прилаживать! Пусть сыпется то, чему должно отвалиться, пусть будет как Бог даст. А в том, что Он даёт – сомневаться уже никак не приходилось!
И обрёл я это разумение гораздо раньше самого автомобиля (пока суть да дело, юридические моменты, ремонт и т.п.). При расставании с Михаилом, я так ему и сказал:
– Знаешь, Мишка, даже если я автобус твой и не получу (мало ли что с документами, там могли быть проблемы), всё равно спасибо тебе за одно только намерение. Уж оно у тебя было и есть абсолютно настоящее и осязаемое. И случилось оно совсем неспроста в таком нужном месте и в такое важное для меня время…
Мишка как-то привычно отмахнулся, буркнув: «Да ладно, ерунда» и пошёл жить дальше своей жизнью, в которой, как мне показалось, таилось нечто тягостное и трудноразрешимое. И дай Бог ему разрешения всех его проблем хотя бы потому, что каждый раз, когда подаренный им минивэн трогается в путь, от одного до шести человек просят Господа о даровании ему Своей милости. Быть может, в виде подобной, подходящей только ему одному духовной «таблетки».