Пахнет ревизией списанный хлам.
Кум, да сам-друг. Скобяная лавчонка.
Накеросинила ночь по углам,
Набедокурил кривой мужичонка,
Щурится слепо, мол, что с мужика
Взять-то теперь? Разберись что откуда!
– «Цифру писал... так писал от пенька,
Глаз-то мутён, с грамотёшкою худо...
Это всё ты колдовал, куманёк!..
Жёнка в земле, третий год сиротею...
Дочь-сиротинку, и ту не сберег,
Глянь-ко, покойница, – выдал злодею!
Кто ж тебя ведал, шельмецкую морду?
Значит, в бега? Каждый сам по себе?
Выручка поровну, дочка тебе?.,
Пёс шелудивый, проваливай к черту!
Вам-то чего? Вся семья вор на воре,
Я ж дворянин, пусть мужицкой руки,
Выдь-ко из лавочки – чем не подворье?
Клети, чуланчики, да закутки...
Не-ет, тут юли не юли, а зарвался,
Всё разговорчики, чёрт их возьми!..»
Душно. Парит. Вроде, дождик собрался.
Лампа покачивается над дверьми.
Мутная капля скатилась по жёлобу.
Сумрак смолчал. И затенькал, соря
Каплями пляшущими по жёлтому
Кругу на крыше от фонаря.