В ожидании сеанса я сидел в стандартном деревянном кресле стандартного фойе стандартного кинотеатра на Невском, укрываясь от дождя, нарочно раньше времени - до начала просмотра было ещё около получаса, но лучше уж здесь, чем на улице. Я смотрел в большое чисто вымытое окно с высоты третьего этажа – к дождю добавился мокрый снег. Снежинки напоминали брызги краски, липкой и тяжёлой, чувствовалось, как там, с той стороны стекла, сыро и неуютно, но и здесь, в тепле и соц. комфорте, было как-то скучно и уныло – девяносто первый, перестройка, неразбериха, суета-смута, ну и всё, что с этим связано...
Из любопытства я стал разглядывать посетителей, которых было совсем не много. Они так же, как и я спасались от сырости в тепле, внезапно решив заглянуть на просмотр «всё равно какого фильма», и их взъерошенный вид по мере согревания становился более гладким и благополучным.
На одной из стен фойе в ровную линию, или совсем не ровную, висели фотографии актёров советского кино. Известных, уважаемых и любимых актёров, знакомые фотопортреты, виденные мною не один раз, и я смотрел на них снова - звёзды советского экрана улыбались мне своими неподражаемыми советскими улыбками. Мельком взглянув на какие-то афиши - фильмы, ожидаемые в ближайшее время, продолжил экскурсию.
Вокруг вдруг зашевелились люди, - а, ясно, - буфет открыли.
Выбор товаров в буфете был стандартно скудным - подозрительно мутные соки, «заветренные», а на самом деле просто засохшие бутерброды и пирожки, неопрятные салаты... обыкновенная и привычная для любого советского человека общепитовская картинка. Среди бутылок дешёвого белого вина, я заметил несколько с этикеткой «Коньяк» и решил выпить коньяку, грамм пятьдесят, а лучше сто, чтобы слегка захмелеть и согреться.
Пока я стоял в очереди, нервно думал, чем же всё-таки закусить коньячок, опасным для здоровья салатом или опасным для здоровья бутербродом? В том, что коньяк это лучший мой выбор, я даже не сомневался.
И когда передо мной остался всего лишь один покупатель, а я ещё не определился с закуской, из глубоких тылов буфета неожиданно вышел человек, похожий на рыбака в плаще с капюшоном, будто только что из шторма, скорее всего на нём были и высокие резиновые сапоги, но этого не было видно. В руках его был поднос, на котором пирамидой красовались выпеченные из теста корзинки, наполненные шоколадного цвета кремом, на вид очень свеженьких и аппетитных. Рыбак поставил поднос на прилавок и вернулся в свой глубокий тыл, а я, подумав, что пирожное к коньяку как раз подойдёт, сразу же определился:
- Сто коньяку и вот эту красивую корзинку, пожалуйста, - я показал пальцем, - да, да, эту... самую большую. Спасибо.
Крупная, как штангист, продавщица обслужила меня быстро и молча и, благодаря этому – вежливо. Народ, стоявший в очереди передо мной, возмущаясь и ворча, стал занимать очередь во второй раз – корзинки привлекли общее внимание.
Я сел в то же самое кресло у окна, где сидел раньше. Пригубил коньяк - хорошо, вкусно, сырой пейзаж за окном стал немного привлекательней, кресло мягче, а фойе уютней.
Допив коньяк, я почувствовал лёгкость, свойственную людям, выпившим на пустой желудок. И затем укусил корзинку, как я думал - с кремом...
Это был не крем - это был паштет из гусиной печени. Вкусный, сочный и очень кстати. Я понял, что хотел именно этого. Я был доволен своей ошибкой...
2012.