Он долго плакал, кричал и топал ногами, совсем как маленький. Нельзя осуждать взрослых за это, обстоятельства всех порою подводят к черте. Человек не спал, принимал таблетки, думал о том, не пора ли покончить с этой гребаной жизнью, и так бы, наверное, давно уже и поступил. Но были и другие Люди, которых бросить он не мог. Но он не мог уже и жить так дальше считая себя главной бедой человечества. И в один момент он объявил всем, и себе в первую очередь, что ложится в кому.
Мальчику совсем не нравилось это придуманное докторами развлечение. Он подрабатывал в центре реабилитации, и помогал ухаживать за такими людьми. Многие ложились в кому, после депрессии, от пережитого горя, которое отнимало у них силы жить. А некоторые и просто от скуки. Такие выпадали в реальность через пару дней, а потом ходили и рассказывали всем о том, как прошли этот нелегкий период жизни с поднятой головой. Хотя и в тяжелых случаях практически никто не задерживался там надолго. Это было очень тяжело – находиться наедине со своими мыслями, чувствами, ошибками и болью, ничего не имея кроме. Потому даже самые отчаявшиеся люди просыпались и находили в себе силы Жить. Мальчику же сама идея казалась чертовски глупой. Все эти люди напоминали медведей, впавших в зимнюю спячку. Только продолжительность этой спячки в среднем составляла пару-тройку лет. Что еще их отличало от животных, так это электронные импульсы с помощью которых можно было общаться с посетителями и докторами. Посетители «разговаривали» с ними на самые обычные темы, доктора же обычно пытались внушить силы жить, рассказать о том, что прятаться внутри себя нельзя, что нужно проснуться и увидеть, как прекрасен мир вокруг. Многим это и помогало выйти из спячки.
Мальчик проработал здесь достаточно долго, он просто оказывал помощь, и не мог отнести себя ни к докторам, ни к посетителям. С момента его первого дня в этом центре, оттуда вышли практически все, за кем он ухаживал. Практически, это если можно так выразиться, потому что оставался всего один Человек, который пребывал в коме, еще задолго до того, как он нашел это место. И при этом, как ни странно, заметил его Мальчик относительно недавно. А как заметил, каждую свободную минутку старался проводить в его палате. Он замучал вопросами докторов, изучил энциклопедию его импульсов, больше напоминающую личный дневник, наблюдал за посетителями которые к нему приходили. Посетителями оказались его бывшие доктора. Теперь стало понятно, почему Человека так редко навещали доктора нынешние, ведь вытащить его оттуда практически не было шансов. Все попытки он воспринимал холодно и с пренебрежением, вцепившись в свою внутреннюю больную точку и все больше обволакиваясь вокруг нее. Индикатор боли расположенный на прикроватной тумбочке почти всегда горел ярким малиновым цветом. Когда кто-то небезразличный пытался ему помочь, он только в очередной раз отказывался, изредка снисходя до объяснений. Объяснения заключались в том, что он все это заслужил, мучается за свои проступки, и не желает дальше портить мир своим присутствием в нем. Особо настойчивых он прогонял, и больше не желал вести с ними хоть какие-нибудь беседы.
Этого и боялся Мальчик. В первый раз словив его сигнал, он старался не задавать лишних вопросов, не пытаться навязать свое мнение, и поэтому он просто слушал. Просто слушал, и вникал в его боль сопоставляя импульсы со строчками из его энциклопедии. Когда картина прояснилась, он плакал. Стыдно было плакать, стереотипы, засевшие в мозгу еще в далеком прошлом давали о себе знать. Но и не заплакать было бы стыдно, пропустив через себя эти чувства. Человек действительно многое повидать успел на своем веку.
И Мальчик продолжал придерживаться своей незатейливой тактики. Он действительно понимал его, иногда забывая посылать в ответ утвердительные импульсы, задумчиво качая головой. А потом спохватывался и спешил поддержать тему. Это было не так просто, как кажется. Не просто, потому что Мальчику хотелось другого.
Ему хотелось убедить Человека в обратном. В том, что он заслуживает большего, что бы он себе не придумал. В том, что он должен проснуться, жить и понять, как прекрасен мир за пределами его комы. В том, что людей хороших вокруг больше чем плохих, и ему необязательно скрываться от них здесь, и посылать всем такие меланхоличные импульсы. И в том, что мир принимает нас такими какие мы есть, несмотря на наши прегрешения, проступки, обиды и прочее. Принимает, любит и прощает. И теперь мы должны простить самих себя. Простить и жить полной жизнью. Объяснить хотелось, что это не будет эгоизмом или предательством по отношению к кому-то. Это будет самым великим счастьем для себя и других. Он каждый день садился рядом и брал его за руку, даже если ответных импульсов не было. И каждый день внимательно всматривался в его серьезное и усталое лицо, в едва заметные морщинки, в каждой из которых прослеживались нелегкие моменты жизни их хозяина. Хотелось послать все к черту оторвать противные светящиеся провода и вытащить на улицу.
- Ты даже не представляешь, как там красиво, - шептал он в губы бессознательному пациенту, зная, что слов различить тот не сможет, - Там небо и птицы, и море, знаешь? Там деревья зеленые-зеленые, радующие глаз вырабатывают кислород, не глядя на весь этот город машин. Там бывают дожди, мокрые, но оставляющие после себя приятное чувство очищения. Там Люди, слышишь? Им нелегко, но они радуются жизни, несмотря ни на что. Они не впадают в комы, они веселятся и благодарят Бога, даже если им нечего есть, или их дети погибают от тяжелых болезней, а сами они больше напоминают разлагающиеся трупы. Они все равно смеются, понимаешь ты? Они не плачут, а если и случается, то после этого все равно живут. И живут СЧАСТЛИВО. Они не впадают в комы. Не заточают боль внутри себя. Их энциклопедии веселые, непринужденные и благодарные за все. Почему ты не понимаешь? Почему?
И слеза мучительно скатывалась Человеку куда-то за шиворот.
Мальчик так хотел сделать эти слова понятными его слуху, но не мог. Ему хотелось запустить в него какой-нибудь энциклопедией, описывающей жизнь кого-нибудь, кто был счастлив и не плакал несмотря ни на что. Кого-нибудь, кто не пытался загородиться от внешнего мира. Кто не впадал в кому, или выходил из нее и становился счастливым. В большинстве случаев энциклопедии помогали, но Человек бы даже не стал ее сканировать. Скорее всего окинул бы презрительным взглядом, попросил удалиться и больше не приходить в его палату. Не беспокоить его больше никогда, а этого и боялся Мальчик. Поэтому он продолжал разговаривать с ним на темы которые мучают во время комы, его темы. И сам все больше погружался в этот мир…
Человеку не помогли лучшие доктора, а кто он такой, в конце концов? Простой помощник. Не посетитель даже. Но их разговоры становились более частыми, открытыми, и через некоторое время составляли неотъемлемую часть жизни для обоих. Мальчик проводил рядом все свободное время, гораздо больше чем представлялось это Человеку. Часто ему даже в голову не приходило, что в этот момент странный мальчишка сидит рядом и держит его за руку. Или шепчет те же самые слова, не доходящие до сознания. Но, возможно, он это чувствовал.
А Человек все реже выходил на связь. Он еще более замыкался в себе, хотя куда уже больше? Всем казалось, что некуда. И только Мальчик понимал к чему все идет. И ему до боли в ребрах не хотелось терять его. Он был уже полностью заточен в этом меланхоличном мире. И принял, наконец, решение.
На следующий день пустующая кровать в палате Человека перестала пустовать. На ней лежал совсем юный мальчик, обмотанный этими светящимися проводами, которые придавали ему пугающее очарование. Бледная кожа, челка прикрывающая часть лица и выражение полной безмятежности, которая заставляла задумываться видавших виды докторов. Лампа на тумбочке вспыхивала неоднозначными цветами – Мальчика мучали противоречивые эмоции.
Там оказалось так… спокойно. Но в тоже время, упиваться своей болью, не самое приятное занятие – и как только Человек держался так долго? Но если получилось у него, получится и у Мальчика. Он даже заблокировал все входящие импульсы на полгода вперед, не желая выслушивать уговоры Докторов. Он остался наедине со своим чувством, и теперь смаковал его, не желая делить ни с кем. Мысль о том, что Человек теперь всегда рядом грела еще больше.
Сколько времени прошло, он сказать не мог, но точно меньше полугода, т.к. ни одного входящего импульса Мальчик не получил. Но сейчас из него насильно вытаскивали главный штекер. Он зашевелился, и недовольно поморщившись попытался разодрать слипшиеся веки.
Его разбудили, или это многоступенчатая коматозная галлюцинация?
Над ним склонилось серьезное, но слегка подобревшее лицо.
- Привет. Ты тут долго уже лежишь, я слышал. Пошли на улицу?