«Меня засунули в какой-то маленький полиэтиленовый мешочек, куда-то несут, вокруг темно. А вот, вытаскивают, какие большие пальцы, ужас. Меня слили в какой-то водоем. Ну вот, теперь я свободен, набираю скорость. Шмяк! Ой, как больно. Обо что это я напоролся? Шмяк! Так, в эту сторону не выходит. Попробую уйти вбок. Шмяк! Ладно, похоже, мне не выбраться. Лучше спрячусь за вон тот камень, пережду. Ааа, палец, на меня летит палец! Фух, повезло. Успел спрятаться. Похоже, палец пытается пробить эту невидимую стенку, на которую я напоролся. Ну хоть какой-то от нее прок. Что-то неладное он задумал. Божечки, палец то не один, он с друзьями. Cыплют что-то сверху, вроде что-то съедобное. Ладно, попробуем, когда палец уберется. Как-то подозрительно пахнет. Так пахли старшие рыбы, погибшие, что дольше обычного болтались брюхом кверху. О боже, вот ведь дрянь, палец точно издевается, перверта каннибал… наверное, из меня он тоже сделает эти хлопья. Делать нечего, придется есть. Может мне еще удастся убежать отсюда.
Прошел месяц.
Палец снова тычет в стекло. Надо бы подплыть, показаться, что тут еще есть кого кормить. Как тяжело. Вода ужасная, доллар растет. Хм, нет, на последнее мне все же плевать. Но уровень кислотности - дрянь, а этот сом невыносим, снова покусал. Хотя палец его обычно и отгоняет, когда рядом, но думаю он просто не хочет делиться. Волнуется, чтобы хлопьев побольше вышло. А бежать некуда. Вот уже двадцать восходов солнц я пытаюсь пробить стенку, пока пальца нет рядом. Но ничего не выходит. Я слишком стар для этого дерьма. Прощай, жестокий мир».
Сегодня у меня умерла рыбка. Барбус. Я нашел его после ночного велокатания, но до него, когда уходил, он еще был жив. Вчера у них отключился нагреватель, вода остыла. Обычно они нормально это переносят. Я не знаю, стало ли это причиной. Ох, да, все мы умрем, и в сознавании этого открывается путь к душевной ясности и спокойствию. Я терял животное, к которому был привязан, но это животное не было ограничено в своей свободе. Например, в свободе убежать и не вернуться, если хозяева плохи. Собака может покусать, если ты не был с ней ласков, может как-то отреагировать, если несчастна, может заскулить, если что-то болит. Может даже наложить в тапки, если ты был объективно «не прав». Собака, к счастью, это может.
Но с рыбками иначе. Наибольшее и, наверное, единственное проявление любви, которое может дать им человек – постучать по стеклу. Их посадили в аквариум, аквариум поставили на стол. Рыбка, если несчастна, может донести это до человека только одним способом. Сдохнуть. И я не знаю, что хотел мне сказать барбус. Зачем они плывут на палец, как они воспринимают эту странную и загадочную среду по ту сторону стекла, которую нельзя потрогать, но можно наблюдать; каким постмодернистским взглядом смотрит сом, присосавшись к самой границе меж двух реальностей; что скрывается в глубине этих плоских и холодных глаз?
Я не знаю. Не держать аквариум не выход. Не думать об этом, когда их бытие сосредоточено в моих руках, я не могу. Граница между нами непреодолима. Я как слепой бог, который только и может, что посыпать небо хлопьями да вылавливать вознесенные, безмолвные души. Он знает только одно: если перестать сыпать хлопья, что-то там закончится, и ничего уже не будет. Он никогда не узнает, что именно закончится. Но продолжает сыпать хлопья. И плакать по ушедшим в вечность.
Это уверенность в том, что происходящее там, чем бы оно ни было, должно продолжаться, что эта жизнь ценна и стоит того, чтобы переносить утрату. Это доверие к жизни. Доверие к жизни – это безусловная любовь.