У черёмухи

Наталия Родионова 3
    В 90-ые годы портрет Марии Ивановны Власовой висел в левашовской Галерее трудовой славы. Портрет женщины с простым крестьянским лицом останавливал взгляд – так много было в нём усталости, несмотря на то, что имя её своей известностью перешагнуло район, область, добралось до столицы и до разных других мест.
    Моя встреча с ней произошла тогда же, и быстрота лет никак не влияет на впечатление удовольствия от этого знакомства, даже в короткости общения подавшего жизненный пример полноты дня «на заслуженном отдыхе».

    В майскую субботу чуть накрапывал дождь, освежающий воздух, и потому буйно пахло цветущей черёмухой, которая так хорошо выделялась белизной среди остальных деревьев. В деревне Суворово, старинной по происхождению и когда-то густонаселённой, царила пустота – признак перестроечного времени. Лишь летние дачники да рабочие Ярославского завода топливной аппаратуры, приезжавшие на помощь обширным совхозным полям, заполняли её на несколько месяцев. А те, кто оставался, роднились немудрёностью существования и потому выжидательно смотрели навстречу чужому: к кому? зачем? Активно включались в беседу, одобрительно кивая на важность визита.

    Угадать дом Марии Ивановны оказалось легко: он выделялся табличкой «Здесь живёт почётный рабочий совхоза «Левашово» да огромной развесистой черёмухой – много чему она свидетельствовала у хозяйки, как и разнообразная крестьянская утварь во дворе. Чёрный пёс, ощетинившийся, было, защитной стойкой, сменил гнев на виляние хвоста. Правильно! Человека надо сначала проверить в его намерении.
    – Одна живёте, Мария Ивановна? Трудно, наверное?
    – А чего трудного? Хожу пока. По хозяйству управляюсь. Оно и не даёт унывать.

    Да уж! Когда и минуту свободную для себя отвести при таком хозяйстве: корова, телёнок, куры, собаки (в сени вошли – ещё одна под ноги бросилась, а в избе – третья уютно спала), пять кошек, друг друга красивей. Понемногу внимания всем – так и часы бегут.
    Корова – единственная на деревню. Мария Ивановна молоко в каждый дом отнесёт и денег не возьмёт. Какая-то в этом особенность крестьянская, или значительность человеческая, или привычка делиться, как в самые трудные годы, но поразительно подобное свойство характера в своей непритязательности на похвалу. Только на пастухов она тогда посетовала:   
    – Поздно стадо сгоняют. Да и пасти сноровки нет. Молодые ещё.

    Ей шесть часов утра – уже не рань, она всю жизнь в половине пятого поднимается. «До радио», – так она выразилась. И телевизор, который в комнате выделялся экраном, смотреть некогда: в свои семьдесят семь Мария Ивановна отдыхает пять-шесть часов, а без работы в совхозе всего три года.
 
    О её славе первой стахановки земледелия в Некрасовском районе слагались легенды. Она их не отрицала, но и не видела в том никакой премудрости. В Великую Отечественную войну была назначена на самый ответственный участок колхозного производства – заведование конюшней. Берегла сено к посевной, каждый клочок подбирала, а летом отправлялась на выпас, на луговую траву, чтобы к началу смены лошадей передать возчикам – в три ночи заступали они на пост. Такой тщательностью колхоз имени Суворова обеспечивался тягловой силой, несмотря на то, что все годные для боевой и обозной службы кони были направлены в армию.
    В 1950-ом году Маршал Советского Союза Семён Михайлович Будённый подписал Марии Ивановне Власовой Почётную грамоту Министерства сельского хозяйства СССР «За хорошее содержание, уход  и сбережение лошадей фонда «Лошадь Советской Армии».

    Телятница, доярка, скотница. Куда поставят, там она и трудилась, за что все благодарности сохранила в коробке, бечёвкой перевязанной. Грамоты «За достижение…», «За выполнение…», медали «За добросовестный труд в годы Великой Отечественной войны», «К 100-летию В.И.Ленина», здесь же – пропуск участницы ВДНХ, куда она приглашалась не раз.
    – С левашами ездила.
    Суворовский колхоз объединили с левашовским – тоже привыкали. Обоих председателей – Петра Ивановича Тюкаева и Александра Ивановича Давыдова – в несправедливости упрекнуть не было повода. И точное время образования совхоза «Левашово» она назвала: одиннадцатое мая 1964-го года. Запомнила, как Александр Иванович их, доярок, знакомил с первым совхозным директором Юрием Сергеевичем Подгорновым.
    – Резковат был Юрий-то Сергеевич, да мы, правда, никогда себя в обиду не давали.
    Об Алексее Анатольевиче Второве тоже отозвалась:
    – Строгий, нарушителей ох как не любил, прогульщиков, пьяниц ругал нещадно. А добра от него много видели.
 
    В подтверждение рассказала, как понадобились ей на ферму два мешка цемента. Бригадир почему-то в просьбе отказал, а тут как раз директор наведался. Не подошла сразу, постеснялась, но когда он сам спросил, нет ли какой нужды, напрямую выложила. Выслушал внимательно и послал в контору за выпиской. А там говорят: не будем выписывать, время рабочее вышло. И опять он, Второв, подоспел:
    – Ну что, Мария Ивановна, как дела?
    Скрывать не стала: зачем ей чужую халатность утаивать?
    Он очень рассердился:
    – До конца работы ещё полчаса. Успеете оформить. Нехорошо гонять человека туда-сюда.
 
    Забота о людях – почти что визитная карточка руководителя. Приехала машина с кормами в Суворово – жительницы благодарностью прониклись:
    – Яковлевна прислала.
    Это у них Тамара Яковлевна Сидягина так почиталась, председатель сельсовета.    Колодец в порядке – её старанием. А Сергей Вьюшин участки вспахал – тоже уважение. Труд свою оценку имеет, без него человеком не стать.
    Сама она на нём выросла, на труде. В детстве нянькой у чужих людей мыкалась. Оттого и не училась – первый класс Суворовской начальной школы всего окончила. Семья жила очень трудно, бедно, отца Мария Ивановна почти не помнила. Он офицером был, в 1914-ом году в Питере (она так и сказала: в Питере) погиб. Брат с Великой Отечественной вернулся инвалидом.
    Не жалоба в её тоне слышалась – сожаление, пожалуй, и печаль, как искорка, на слова брызнула:
    – Вот он, хлеб, ешь сколько хочешь!
    На столе горой лежали буханки чёрного, белые караваи, батоны – благо от сельского труженика, доступное теперь  в разнообразии.
    – Городские навезли. Плату за лечение не беру, они и стараются продуктами. Макароны, крупа всякая, чай, сахар. А мне что? Разве съесть столько? Кусочек и надо. Остальное раздаю.

    Даром исцеления людей она обладала, Мария Ивановна, потому и ехали к ней отовсюду. Народный лекарь, знахарка, суворовская кудесница – как ни называли, а всё прибавлялось ей в намерениях бескорыстных, праведных. Дарованным во зло пользоваться нельзя, грех земной большой, неприятие. Да она ничего в удивление не возводила, вроде стеснялась в себе чудодейственное носить. Плечами пожимала:
    – Руки как руки. Работой изломанные. Чёрные да кривые.
    Да, где-то в этих узловатых пальцах таилось непонятное ей самой чувствование чужого страдания, едва уловимое, как дыхание.
    Соседка, баба Настя, давний случай вспомнила, когда они на конюшне за лошадьми ухаживали. Одна вдруг бабу Настю копытом в плечо ударила. Боль глаза закрыла. Мария Ивановна подошла, пощупала ей ключицу да и дёрнула со всей силы. Отпустила недужница. Спасибо-спасибо, а как получилось, кто же такое знает? Это сейчас: народная медицина, мануальная терапия. Научное обоснование ведования, признание мировой общественностью, коллегиальные форумы, фестивальные фильмы. Через недоверие популярность большое место заняла.

    Мария Ивановна всякие травы знала, мази делала. Как-то приехала к ней женщина из Москвы, спина её замучила, коростой покрылась, лет четырнадцать по докторам ходила, отчаялась. Пять литров мази варила ей Мария Ивановна, учила, как применять. Навещала потом москвичка, весёлая, довольная.
    – Отвезу вас, говорит, Мария Ивановна, к своему профессору, пусть опыт переймёт. Смешная! Мне ли, с одним классом, с такими людьми равняться?

    Она избавляла от экземы, уши лечила, ушибы, вывихи. Не ссылалась на занятость или усталость, сетуя только на бытовые прорехи. В старом доме жила, с худым сараем, крыша которого провалилась прямо на яму с картошкой. Думала в совхозе рабочих попросить, человека два, чтоб наладили починку, да робела. Из деревни в село Левашово, в квартиру, не захотела перебираться. Родная скамейка из струганных досок, солома на подворье, птицы на берёзах. А собаки! А кошки! Куда их деть? А тут – платок повязала, летом под солнышко, зимой под снежок, из колодца воды достала, в чистоте которой вся жизнь отражается. Крестьянское мудрствование, трудом закалённое.

    Когда в хозяйстве учредили Кубок имени заслуженной работницы Марии Ивановны Власовой, польстило ей такое решение: вон куда – впереди других поставили! В пример для молодых, кому этот приз ежегодно передавали. Бережно принимали его в ударных 80-ых левашовские животноводы Зинаида Шайкина, Татьяна Киселёва, Ирина Чехова – за высокое выполнение плана, за хорошее содержание животных, за стремление к общему успеху. В содружестве опыта и молодого задора большая выгода для совхоза была, поддержка людьми верными, бескорыстными, чтобы перекличка поколений не разрушалась.

    Она жила со своей строгостью поведения, пристальным отношением к людям и с радостью простого человека: что выпало сегодня – то и прими, без гнева на обделённость, без зависти к имущему. Какое-то благочестие пряталось в её чертах, в облике, трудовая красота деревенской женщины. А седые волосы да морщины… Так это серебряные пряди соревнования с возрастом.
    – Что на него смотреть? Не конфета. Вон черёмуха-то как светится! Чисто невеста от земли.