— А когда я умру, мой день рождения ведь всё равно останется?
Люблю, всегда любил детей, которые взрослеют раньше срока. Сами обстоятельства, конечно, ужасны, и девочку жаль. Но факт остается фактом. Я не испытываю к ней неприязни, которую автоматически испытывал бы к избалованному ребенку ее возраста. Скажу больше — она по-настоящему стала моей напарницей, так быстро стала, как не стал бы ни один взрослый. Просто чудо. Но вот эти вопросы про жизнь, смерть и дни рождения порой ставят меня в тупик.
Перед нами целеустремленно семенила тетка. Та самая скорость, которая заставляет тошнить следом, постоянно раздумывая: обогнать что ли? Тротуар узкий, просто кромка дороги, отрезанная белой разметочной полосой, машины снуют только так. Можно выскочить, оббежать, но мы с Ленкой идем лишь чуть быстрее, стоит ли?
Что-то с ней было не так. Какое-то скрытое напряжение в походке, неведомая нам цель. Лена вопросительно посмотрела на меня, но я глазами попросил ожидать. Опасность чувствовалась слабо, либо угроза минимальна, либо я вообще не там ищу. Девочка, видимо, предполагает второе, но на то я и взрослый в нашей маленькой команде, чтобы быть занудой и всё проверять.
Тетка дошла до маршрутки и показала удостоверение. Водитель что-то процедил ей, она горестно качнув головой, сошла со ступенек и пристроилась ждать следующий автобус. Не то. Но направление правильное.
— В каком смысле «останется»? Ты хочешь, чтоб его всегда праздновали?
— Да нет… Просто само число. И месяц. Без меня, просто этот день.
Вот, что ей надо. Не так много, не так мало. Просто, чтобы день оставался. Даже без нее, без памяти об ее дне рождения. Всегда, каждый год наступал этот день…
Лена тянула меня в сторону детской площадки, и это уже было по-настоящему… по-настоящему плохо. Ясный летний полдень, площадка до краев полна детьми. Не любит она такие места, но если неосознанно идет туда, значит, аномалия именно там. Свидетели, и множество маленьких потенциальных жертв. Дай Бог мне не оказаться такой же бестолочью, что обычно.
Столики для пинг-понга, баскетбольные щиты, тренажеры и роскошный дворец в половину площадки: с горками, башенками и винтовыми лестницами. Я еще ни разу не видел такой роскошный. Голоса, окрики, смех и плач слились в единый хор, в эхо, в отражение солнечного жара. Колышущееся желе орало от боли. Но это было только больной особенностью моего восприятия, пугало совсем другое. По периметру площадки, под самой сеткой была устроена дорожка для велосипедов и роликов, вокруг то пересечение дорог, какое-никакое движение. Сейчас она пустовала, если не считать… Я достал блокнот и ручку.
— Лена, расскажи, что ты видишь…
Я хотел было напомнить о дисциплине ума, точных и беспристрастных формулировках, но не стал. Она лучше любого взрослого и всё сама прекрасно понимает.
— По краю ездит самокат. Сам ездит, сам по себе, кругами. Ездит и смеется.
В блокноте значилось примерно то же самое. Я только не упомянул смех, но сейчас отчетливо слышал его: металлический, бездушный. Может смех и наваждение, неважно… Остальное сходится. Самокат. И ведь все его видят, надо полагать. Видят и считают чем-то нормальным, естественным.
Аномалии всегда связаны с людьми и это очень плохо, с ними ведь и так непросто. Но хуже всего, когда аномалия отрывается от человека. Тогда вообще непонятно, с какой стороны подступиться.
— Эй! Эй!
Я понял, что залип. Ноги вросли в асфальт, сознание плыло. Я не падал, но не мог и пошевелиться. Мне всегда было стыдно за себя и свой «сильный пол»; кажется, женщины намного проще переносят болезненные состояния. Без этой глупой паники, ощущения, что теряешь себя… Плохо, когда главный в команде охотников за страхами — носитель XY-хромосомы.
Попробовал перекреститься — рука конвульсивно дернулась. Мысленно прочел короткую молитву — с тем же успехом можно было прочесть заклинание из «Гарри Поттера», сознание просто не воспринимало заученных слов. Дело не в самокате, который сейчас может сделать со мной всё, что захочет. Дело во мне, моих искалеченных нервах. Я не должен был идти в охотники…
Я почувствовал холодок слезной дорожки на щеке. Лена смотрела снизу вверх. Почти без страха. Не первый раз уже.
— Ты стал скучный… Пока мы шли, я сочинила стих. Прочитать?
Не ее роль. И голос немного дрожит. Просто делает, что может, понимает, что меня надо вытягивать пока не поздно.
Она действительно сочинила стих. Про автобус, который застрял на границе с осенью. Просроченные летние визы, нетрезвый водитель — дела наши плохи и всё такое. Подражает взрослым, особенно, что касается водителя. И опыт поездок, конечно. Не на море, не на отдых, а по работе на ПМЖ в нашу страну, где кровь льется и с экранов, и так, а одинокие смеющиеся самокаты никто уже не замечает. Если от страхов бегать, то они поселятся прямо у тебя в голове. Лучше за ними охотиться. Кисло-сладкий стих. Такие как я и она вечно сочиняют стихи про осень, которые сразу же оказываются похожи на плагиат, даже если вполне оригинальны.
Время незаметно совершило скачок. Был вечер, площадка закрыта. Я внутри. Я и самокат. Стихи, даже детские, даже слабые иногда дают такой скачок по времени. Мои руки и голова были свободны, а ноги уже слишком застоялись. Я пошел наперерез своему серебристому страху на двух колесиках и схватил его за руль…
Руки пронзила боль, а на мозг обрушилось слайд-шоу красных образов. Что этот механизм собирался сделать с ребенком, решившемся вступить с ним в близкий контакт. Я был готов. У взрослых есть защитный механизм: нужно просто материться, грубо и незамысловато, тогда твои мозги не займет ни враг, ни паническая атака. Наверное, сознание всё же допустило небольшой сбой: в следующий момент мои руки вдруг оказались пусты, а у ног лежали обломки, то перепачканные моей кровью, то ли в ржавчине. Некоторые из них мелко вибрировали, но большой опасности уже не представляли — достаточно будет похоронить их на свалке.
Лена перематывала мои руки широким бинтом, я совершенно упустил тот момент, когда она его достала из рюкзака. За время практики у нее сложилось правильное отношение к глубоким порезам и кровопотери: продезенфецировать, перевзять, накормить.
— Я знала, что шансов мало. Но всё время думала: а вдруг получится? Вот хорошо будет… Как ты учил.