Ложка продолжала висеть в воздухе даже после того, как Освальд ткнул в нее пальцем. На его короткую, восхищенную, но весьма неподобающую юноше реплику маленькая волшебница только ухмыльнулась, а ее брат насупился. Он вообще был жутким занудой, этот носатый мальчишка, да еще и старше остальных почти на четыре года. Если бы не Джен, Освальд бы не приглашал его поиграть.
Ну... и если бы не его силы.
— Леди не подобает смеяться над такими вещами, — проворчал Реджи, поднимаясь на ноги и пытаясь схватить ложку, но сестра рассмеялась зловреднее и дернула ее выше. — Джен!
— Леди — наша мать, а не я, — отмахнулась от него девочка. Отвернувшись, она протянула ладонь. — Жвачку, сэр.
Освальд расстался с упаковкой виноградной резинки без сожаления.
— А можешь... — Он огляделся, остановив возбужденный взгляд на громоздком телевизоре. — А можешь поднять его?
— Ты мне за это волосы расчешешь, — кивнула Джен. Светлая рыжеватая коса уже доходила до ее талии, но мальчишка отказываться не стал. — И отдашь десерт.
— Э... Эх, ладно, но только пусть все будет честно.
Дженевра снова кривовато ухмыльнулась, поднимаясь на ноги и пряча добычу в кармане летнего комбинезона. Размяла руки, плечи и потянулась до хруста, но начать не успела: вмешался нудный старший брат.
Морща нос, обещающий в будущем стать настоящей достопримечательностью, он громко откашлялся в кулак. Темно-голубые глаза смотрели на младших с недовольством, достойным столетнего старика.
— Ты устала, — обрубил он сходу, прекрасно видя, как собираются морщинки на лбу Джен. — А если не устала, то устанешь. Кого мама высечет за разбитый телевизор? Точно не тебя, ты слишком мала.
— Мне восемь, — хмуро бросила девочка. — И ничего я не разобью.
— Разобьешь.
— Тебе-то откуда знать?
Освальд, обычно наслаждавшийся перепалками друзей, нахмурился. Если Реджи-всезнайка испортит игру, придется сидеть за книжками или, того хуже, объясняться перед взрослыми, что именно они здесь делали.
— Раз она не может, — буркнул он, — тогда сам давай. Подними... да хоть носок.
Длинноносый вороненок не договорил что-то там про безответственность, сменив бледный окрас щек на неровно-розовый. Тонкие черные брови изогнулись почти страдальчески, и Освальд ощутил некоторое удовлетворение. Сбить спесь со всеобщего любимчика было делом чести, и, значит, день удался.
— Я... — Реджинальд сглотнул, возвращая лицу нормальное выражение. — Я не умею.
— И знать не можешь, как я это делаю и когда устаю! — завопила Джен торжествующе, стукнув кулаком по раскрытой ладони. — Ты просто трусливый хорек!
— Пусть тогда Освальд сам поднимает, раз такой умный!
Юный Стоун дернул уголком губ.
— Я тоже не умею. Но могу сделать так, чтобы в старом склепе шумело.
— Конечно, — утешающе погладила его по руке подруга, — потому что ты Стоун, а не Альпин. А вот Реджи, — бросила она раздраженный взгляд на брата, — просто хорек. И трус. И ничего не умеет.
— Уме...
— Не умеешь! — снова ощерилась девочка. — Искать людей — не умение, так все могут!
— Не все. И вообще, — заставил себя улыбнуться уязвленный Реджи, — мать говорит, что узкая специализация хороша только тогда, когда собираешься всю жизнь прожить в тепличных условиях.
— Ты хоть сам-то понял, что это значит?
Дженевра, показав ему язык, взяла Освальда под руку и ушла, на ходу расплетая косу. Она знала, что брат будет смотреть им вслед, но ничего не скажет, потому что крикливость не подобает лорду. Лорд должен уметь убеждать, когда не может отдавать приказы, а Реджи только учится быть взрослым.
Учится он и обращаться со своей силой. Это Джен хорошо, психокинез с самого начала давался ей проще всего остального, а брат умел всего понемногу. Лучше всего он находил аномалии и семейные артефакты, буквально вынюхивая их среди старого барахла, и Освальд, узнав об этом, тут же отпустил пару шуток о его длинном носе.
У нее нос был точно таким же, но никто о его сверхъестественных способностях не заикался.
Странно, что Реджи продолжал с ними играть, несмотря на разницу в возрасте и интересах. С тех пор, как не стало отца, он стал слишком хмурым и правильным, прекратил шутить и улыбаться чужим шуткам. Только учился как проклятый, помогал матери и возился с сестрой и другом. Наверное, с такой жизнью можно взвыть от одиночества.
Не доходя до поворота и придержав Стоуна за плечо, Дженевра обернулась. Брат стоял у окна, приглаживая вьющиеся волосы — как и всегда, когда пытался успокоиться. В солнечном свете черные прядки поблескивали рыжиной, которой в них никогда не было.