Глава 6. ИНИЦИАЦИЯ
Несмотря на густые сумерки, тропинка была видна. Агнесс шла впереди, и ее ладная фигурка отчетливо просматривалась на фоне светлого покрытия дорожки. Мои пальцы безотчетно сжимались и разжимались, меня влекло к ней, я психовал, злясь на свою нерешительность.
Воздух был плотным и теплым, как парное молоко. Мы шли вдоль зарослей высокой приторно душистой травы.
Лесная тропа повела под уклон, Агнесс опять взяла меня за руку и крепко сжала ладонь. Появилась белесая дымка. Через десяток шагов наш путь резко повернул вправо. Воздух стал сырым и прохладным, а дымка гуще. Осторожно ступая среди змеящихся белесых струй, мы замедлили движение. Иногда в зарослях трещали ветви и сучьями, густо шуршала трава, будто кто-то, тяжелый и большой, ворочался в зарослях, и тогда мы замирали, прижавшись друг другу.
Потом тропа стала шире и положе. А уже через минуту мы вышли на мрачную аллею, покойную и, не скрою, жутковатую. И лишь светлое полотно дороги, указывало нам путь. Опасливо ступая по хрустящему грунту, мы шли в неизвестность.
Неожиданно сзади посветлело, и наши тени проявились на дороге. Мы оглянулись – на дальнем конце прямой аллеи поднималась луна. Её еще не было видно, но бледные лучи уже скользили по строю черных деревьев и преломлялись в листве. Это позволило сносно оглядеться вокруг.
- Агни, - я повернул ее к себе.- Агни, дорогая, послушай меня….
Она увидела каплю крови на моей припухшей нижней губе, ощерилась и нацелилась слизнуть её. Я не дал и, взяв ее за запястья, встряхнул и спросил: «Что это? Зачем это? Зачем мы здесь?»
- Отпусти, мне больно.
- Ответь мне! – не унимался я.
Лучик лунного света упал ей на лицо, и я увидел ее улыбку. Нехорошая улыбка - холодная улыбка, чужая. Ее отсутствующий взгляд был прикован к моей кровоточащей губе.
«Ну, все понятно, сейчас «лесные братья» скрутят комсомольца и замучают насмерть. Ну-ну. Но больно, сладкА эта ловушка!»
Конечно, неудовлетворенный мужчина это плохо. А неудовлетворенный раззадоренный юноша - это гремучая смесь. Во-первых, ему хочется того, чего он и сам, толком, не знает, во-вторых, он не знает, как правильно этого добиться. Одна голая теория, преподанная учителями – недоучками.
Ночное облако прикрыло еще невидимую луну, и в лесу стало совсем темно. Я прижал Агнесс к старой длинной изгороди, идущей вдоль бледной дороги. Она подрагивала и почти не сопротивлялась, только просила слабеющим голосом: «Погоди, погоди. Здесь нельзя. Все будет,…… будет, потом». Но меня уже невозможно было остановить: необоримое желание распирало меня, и оно не на шутку выпирало из штанов, в мозгу вместо мыслей - сплошная химия. Вседозволенность, замешанная на страхе, возбуждала и волновала до сумасшествия, я чуял, первобытным чутьем чуял - запах ее страха. Это взвинчивало, электризовало, я напирал - "Всё можно, всё!",- и был уверен своих силах. Я громко горячо дышал и слюняво целовал ее в ухо, за ухом и в шею, и был так увлечен, что, даже, не обращал внимания на отчётливые шорохи на противоположенной обочине.
Легкий, но точный удар коленкой в распухшую промежность вернул меня в реальность. Я раскрыл рот, но Агни прикрыла его своей круглой ладошкой.
- Уй-уй-уй-уй, - только и смог прошипеть я.
- Тише, Эль. Тише. Слушай, - озираясь по сторонам,произнесла Агнесс.
Ночную тучку сдуло. И над аллеей взошла, ущербная на треть, луна. Сразу стало светло. Деревья приобрели причудливые формы, казалось, что они склонились друг к другу и шепчутся между собой. Воздух стал мертвенно – прозрачным. А участки дороги, не укрытые тенью, покрылись серебряными пятнами.
- Тише, Эль. Слышишь?
И сразу: «Осторожно! А!» - ее лицо перекосил ужас! Она отпрянула от меня и вжалась в можжевеловый куст. Нас накрыла черная тень.
Я оглянулся. Лучше бы я умер вчера. На меня молча, почти бесшумно, накатывалась черная громадина с горящими ненавистью желтыми глазами.
Существо. Сущность. Зверь. Не то медведь, не то вепрь, не то черт.
Оно неотвратимо росло с подлунной стороны, вздыбленная шерсть бледным сиянием окаймляло бесформенное пятно, и земля подрагивала под его поступью.
От неожиданности и испуга я присел. Я растерялся. Я стал маленьким и квелым. Ватными непослушными ножками я сделал шаг назад. Мой затравленный взгляд в поисках поддержки на какое – то мгновение оторвался от гипнотизирующего вида чудища и встретился с взглядом Агнесс. Он был не испуганным, не сердобольным, не призывным, а выжидающим, на границе брезгливого презрения. И я.
И я вспомнил себя!
………………………………………………………………………………………………………….
Полчища глумящихся врагов, частоколы копий, ливни стрел, линии помятых щитов, редеющие шеренги защитников. Гул боя, крики, дробь снарядов по щитам.
«Сомкнуть ряды! Стоять! Стоять! Держать строй!».
Сколько их было? Когорта или взвод? Триста, двадцать восемь, пять воинов или один?
Бесстрашные защитники осажденных твердынь вставшие на последнем рубеже, обреченные и уже мертвые, но бессмертные в веках.
Там, у смертного края, где их последняя, яростная атака повергла в трепет лютого врага, и принудила его признать силу духа павших борцов.
Там, где исполнение долга выше здравого смысла, а честь ценнее жизни.
«О! Граждане, мы пали не к ногам, мы пали мертвыми под вражьими ногами». Откуда это? Кто знает? Но это было.
Я ощутил холод несправедливости, досаду безысходности, ярость гнева и горечь отчаянья.
Я увидел свои драки: разбитые костяшки кулаков, выбитые зубы. Я почувствовал судорогу и боль ударов по лицу, «поддых», по шее, вкус крови разбитых губ.
Я услышал плач и лающую брань боя. Глухие звуки от хлестких ударов по хребтине убегающего врага. Смачность хорошего пинка в зад. Почувствовал пьянящий адреналин победы. Улыбку соратника, вздутыми разбитыми губами.
Я вспомнил грудь друга, принявшую на себя удар, направленный в меня. Собственные конвульсии на земле под ударами безжалостных ног. «Только не в висок!» Хруст земли на зубах. Страх, трепет, малодушие. Панику и ужас бегства. Скользкое ощущение испуга.
Я ощутил ожог боли и отчаянья.
«Доколь?!!!» - взорвался мой мозг.
Я нашел силы остановиться, дерзнул встать и повернуться лицом к врагу.
- А-А-А-А!!! - не своим голосом заорал я. Да так, что с окрестных лесов взлетела вся нечисть, от ворон до летучих мышей. Я бросился к изгороди. С нечеловеческой силой вырвал попавшую под руки жердь и с размаху обрушил ее на загривок зверю. Тот от неожиданности, а скорее от моей наглости, остановился, взревел и встал на задние лапы, нависнув надо мной. Он щелкнул зубами и, как соломинку, перекусил мое оружие.
- А-А-А-А!!! - взревел я и со всей силы метнул обрубком в зверя, закрутив его, как городошную биту. Зверь, по - человечьи, лапой, как рукой, отбил огрызок в сторону. Правда, он отбил его не удачно - повредил острием шкуру и получил обухом в челюсть. Зверь рыкнул и сплюнул что-то блескучее: либо сгусток слюны, либо зуб. Остатки жерди прошуршали по листве черного дерева и исчезли во тьме. Зверь оскалился и прыгнул на меня.
Я был не я. Забыв о своих комплексах, я превратился в злость и ярость. Вся энергия, накопленная во мне, обратилась в энергию борьбы. Надо мной нависли клацающая пасть и, полные злобы, горящие желтки глаз. Я бросился на врага и вцепился обеими руками в его шею и холку.
Нестерпимая боль рвущегося тела, ужас от безвозвратности потерь переполнили меня. Я ослеп, оглох, превратился в одно больное мясо и вопль ужаса. Но силы не покидали меня и не думая уже о впившихся в тело когтях, об откушенных пальцах, носе или еще о чём – нибудь, я обвился телом вокруг его шеи, зубами вцепившись в кожу под его нижней челюстью! Тот крутился, метался по аллее, бил меня о ветви и стволы деревьев, но не смог сразу оторвать и сбросить меня.
Не знаю, сколько я с ним боролся, - да и боролся ли? - только очнулся я от удара головой о землю. Страшилище склонилось надо мной. Его слюна капала мне на лицо и стекала по щеке. Устрашающий ряд огромных зубов зловеще поблескивал на серебряных лучах. Я хотел подняться, но – безрезультатно. Он намертво прижал меня к земле. Боль заполонило все мое тело, не болели разве что глаза. Мои нога в конвульсии месили грязь, я не орал, потому что просто не мог кричать. В животе что-то зачесалось, натянулось, лопнуло и стало заполнять теплотой. В такие минуты человек сам себе доктор и сам ставит себе диагноз - «Ну, вот и всё». Я хотел отвернуть лицо от струи его слюны, но решил не отводить взгляда.
Зверь не торопился меня терзать, его что-то сдерживало. Он, как собака, стал принюхиваться, ткнул своим огромным мокрым носом мне в лицо, потом в разорванное плечо, грудь, чуть ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил и отошел. Я тут же сделал попытку приподняться, но зверь оглянулся, угрожающе рыкнул, мол, «лежи, пока не загрыз!»
Он отвернулся, поднялся на задние лапы и, как-то мягко, подошел к дрожащей Агнесс. Обнюхав девушку с головы до ног, зверь опустился на четыре лапы и, прихрамывая и скрепя зубами, попятился. Склонив голову,он застыл в почтительном поклоне.
Агнесс молча отошла от можжевельника и встала между мной и зверем.
-----------------------------------------------------
- Можешь встать! - велел чей-то голос.
Я с трудом повернул голову и увидел. Нечто или Некто. Фигура приближалась с другой стороны аллеи, и ее освещала луна. Это была человеческая фигура, одетая в длинный плащ. Плащ стелился по земле, и казалось, что образ плывет над дорогой.
Я замер.
Некто протянул руки к Агнесс и мягко произнес: «Агнесс, девочка моя, ну что ты так испугалась? Это же Гор. Он вырос, он помнит тебя и не причинит зла».
Зверь носом толкнул меня в бок. И хоть боль то тут, то там пронзало мое тело. Я, стараясь сдержаться от вскриков, попытался встать и встал, и пригляделся к ночному хозяину аллеи. Он был одет не в плащ, а в монашеский балахон, подпоясанный простой веревкой.
- Прошу в костру, - Некто повел ладонью, и над дорогой взметнулось пламя. – Садитесь, - он показал рукой на лежащее у костра толстое бревно. На непослушных слабых ногах я, кое-как, сделал четыре шага. Еще дрожащая от волнения, Агнесс помогла мне сесть.
Мы опустились рядом и я, обняв немеющей рукой ее плечо, как смог прижал девушку к себе. Она доверилась. Дрожь утихла.
Некто тоже сел на бревно, напротив нас. Гор расположился у его ног.
Некто откинул на спину капюшон. Отблески огня осветили его лицо, и я почувствовал, что уже где - то его видел.
Над нами повисло молчание и только в кострище потрескивали дрова.
Некто и зверь долго изучающее смотрели на нас, а я мутнеющим взглядом смотрел на них. Про Агнесс, не знаю, она, наверное, смотрела на огонь. Я отстранялся от нее боясь испачкать кровью и грязью, но она не отпускала и раз за разом прижималась к ней, я пытался вспомнить: «Где же я мог видеть этого Некто?», а может и не пытался.
- Гор, они молчат и мне это нравится. Особенно, этот…. кнехт.
И услышав его голос, я вспомнил.
- Гид, - прошептал я одними губами.
Гид цепко, почти хищно, посмотрел на меня:
- Узнал? Молодец,- и переведя взгляд на Агнесс сказал: «Девочка моя, не обижайся на меня. И на Гора. С тех пор как сестра увезла тебя в Нарву, Гор подрос и изменился. Но скажи, ты ведь узнала его?»
Гор поднялся и подошел к Агнесс - я внутренне напрягся.
- Да, дядя, - она провела рукой по загривку зверя. Гор расслабленно осклабился, между зубами замаячил проем.
«Все - таки я достал его», - ленно подумалось мне. И, словно, читая мои мысли Гор сердито зыркнул на меня и оскалил огромные клыки - кинжалы. Сразу заныли глубокие раны, нанесенные клыками и когтями Гора. Кровь струилась из множества разрывов тела, но разум, будто живя отдельно от тела, был сравнительно ясным, и не придавал кровотечению никакого значения.
Гид беззвучно пожевал губами и продолжил.
- Гор, - обратился он зверю. - Почему ты не догрыз человека?
- В нем наша кровь Господин, - кротко прорычал Гор.
- Откуда же? Или вы уже сладили. А? Агнесс?
- Нет. Как можно? - девушка залилась краской, и рассказали историю про ежевику.
«И кровь моя слилась с его, как кровь его – вошла в меня».
Гид покачал головой: "И да, и нет. Просто по некоторым показателям у вас одинаковая кровь, - он улыбнулся. - Ну конечно и твоя неосмотрительность, хм, с ежевикой.
У меня вдруг закружилась голова и я слабеющей рукой оперся на бревно.
- Дядя, он сейчас изойдет кровью, смотри! - Агнесс провела ногой по песку, темного от моей крови.
Гид взглянул в меня, (мне показалось, что он проник, аж, до внутренней части пяток), протянул в мою сторону руку и сказал: «Замри».
Убедившись, что замер не только я, но и кровь, спокойно продолжил.
- Случаи, случаи правят бал во Вселенной. Ягода, маленькая ягодка, в рот положишь, и нет её, а гляди жизнь-то сохранила. Ведь, сохранила, Эль?
Мне показалось, что его лицо,преодолев расстояние и пламя, оказалось прямо перед моими глазами.
- Но не будем обольщаться,- подытожил Гид, – во всем - промысел Божий. Я верил, что ты выполнишь мою просьбу.
…………………………………………………………………………………………………………….
- Как? – внутренне встрепенулся я. - Это все - игра?!
И это последнее, что я понял, перед тем как перестал сознательно воспринимать происходящее вокруг. Но память, как магнитная лента, продолжала фиксировать разговор.
…………………………………………………………………………………………………………..
- Гор, как тебе показался этот юнец, - Гид обратился к зверю.
- Вначале он испугался, но не трус. Правда, слабоват, но цепкий. Неумелый, но устойчивый. А, главное, чистый.
- А тебе, Агнесс?
- Я думаю, - твердо сказала она и замолчала.
- Ну, а тебе, человек, обретающий имя, страшно?
Он опять сделал пассы рукой, я очнулся и обрел дар речи:
- Страшно? Страшно, - я посмотрел на Гора, - но бить можно. Но больше страшно не будет. Я начинаю находить себя. Себя.
- Найти себя -дорога дальняя, - ответил Гид и задумался. Было видно, что внутри него шла нешуточная борьба, чего-то непонятного и непоследовательного. Его лицо отражало то благодушие, то ярость, то полную отрешенность. И среди этих чувств мелькало что-то змеиное.
Он замер, еще раз вгляделся в меня (ей – богу, пронзительными змеиными глазами), потом в Агнесс и, хлопнув ладонью по колену, решился.
- Ну, что ж, так тому и быть….
(«Сожгут или повесят, - подумалось мне, - хотя я и так уже истек кровью»)
......План, юноша, заключался не в том, что бы заманить тебя сюда. И съесть! А в том, что бы увидеть тебя. Увидеть. Всего. И понять, кто ты есть. О, как! Прямо в рифму.
- «Зачем?» - подумал я.
Гид опять замолчал и хитро улыбнулся.
- Скажи спасибо Агнесс. Если бы она не возбудила тебя, раззадорив, как бычка. Если бы, рискуя своей честью, не превозмогла дикое желание отдаться тебе. Тем более позволила бы тебе наполнить её лоно твоей энергией. То здесь, на аллее, мы бы не увидели ни твоих неистовых первобытных инстинктов, ни твоей яростной сути. Не было бы ни злости, ни гнева, ни силы, ни стойкости. Ты стал бы просто тряпичной куклой.
А так мы присутствовали при рождении бойца. Ты бы видел, как в ночи пылала твоя аура. Хоть свечки зажигай. Ха, Гору выбил зуб! А с ним такого не бывало.
Не забывайте и об Исполнении желания. Ведь Исполнитель желаний - настоящий. И свое дело знает. Противиться ему сложно. На сегодня вы преодолели его магию, чем доказали свою силу. Кстати, ты еще хочешь доставить девушке удовольствие?
- Конечно, – горячо, но слабо, воскликнул я, инстинктивно потирая зачесавшееся рваное рассеченное до костей левое плечо.- Я готов.
Агнесс целомудренно потупила взор и стала внимательно следить за игрой огня. Я, поморщился и недоверчиво посмотрев на свою сухую ладонь и на искалеченное плечо, продолжил: - Но не сейчас. И не здесь.
- Чего ж так? - подзадоривал меня Гид.
- Адреналин кончился! – с трудом выдавил я, и все засмеялись. Даже Гор.
…………………………………………………………………………………………………………………………………
На этот раз Гид молчал дольше обычного: «Двадцать первый кандидат был не хуже предыдущих, но и не лучше тех, кто добрался до аллеи.
Пятеро умерли от разрыва сердца, читай, от страха, шестеро вообще не дошли до дуба; четверо бросились в бега; двое просто пытались изнасиловать девушку. Выдержали испытания трое, но один был непомерно кровожаден и зол, аура второго была совершенно не совместима с аурой Агнесс, а третий банально сошел с ума. Все они навечно легли в непроходимой чаще, под замшелым валуном Ёодкиви.
А этот хоть и не особо смелый, и не ловкий, угловатый, и не герой, но «марку» держит. Правда, со стержнем - беда. Но есть характер. Да и какой стержень в его годы? Временами субтильный, временами хохмач, самоироничен. Романтик, фантазер, покладист, прост. Не усидчив, не собран, но и неряхой не назовешь. Не лгун, не хвастун, не предатель. Отзывчив, сострадателен, справедлив. Не политик, прямой, как рельс. Но это молодость, и этот недостаток с годами проходит. Что же его так угнетает? Ну-ка. Ну-ка. Что там в голове?!»
Гид увидел все. Оценивающе пожевав губами, резюмировал: «Там не было боя, там была мясорубка,
.......................................................
А он бежал с поля боя. И потерял имя.
.....................................................
Как же он себя казнит, как грызет. Это - совесть, это - страстное желание излечить пораненную честь, и вновь обрести имя. Не каждый может так себя судить".
Он не хуже предыдущих, но и не лучше тех, кто добрался до аллеи. Но он и отличается от тех. Он светится внутри. В его душе зреют семена, - губы Гида изобразили улыбку, - того, что нам так не хватает.
Двадцать первый…. Таких кандидатов, как он, еще миллиона полтора, а до срока всего месяц. Итак. Голосуем».
Гид посмотрел на Гора. Зверь повернул голову в сторону Гида, потом посмотрел на юношу, ощерил пасть с провалом вместо зуба и, прикрыв веками глаза, чуть заметно, утвердительно кивнул головой.
Агнесс тоже посмотрела в дядины глаза и, ничего не сказав, осторожно, придерживая рукой израненное тело Габриэля, жакетом промокнула его потный лоб. Она была – «за». Гид еще раз прихлопнул ладонью по колену, встал и произнес: «Свершилось. Он избран! Время вспять не идет»
Гид сделал руками очередные пассы. Мое самочувствие улучшилось, боль в желудке прекратилось. Разум просветлел.
______________________________________
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/09/13/1192