Светлана получила приглашение от Элеоноры Сологуб на встречу с земляками, как назвала этот ужин в своём доме хозяйка. При других обстоятельствах Светлана, скорее всего, под каким-нибудь предлогом, сославшись на уважительную причину, отказалась бы от посещения дома Сологубов. Во-первых, она не была знакома с мужем Эли. И ей совсем не хотелось этого знакомства. Бывший чиновник высокого ранга, известный политик и депутат... Светлане казалось, что такие люди не её круга, не её интересов. Жена Сологуба была приятным в общении человеком. Свете нравилось с ней работать. Их объединяло сознание того, что они землячки. У них были общие разговоры о сыновьях, которые оказались ровесниками. Пожалуй, это больше всего их сближало, и они считали себя добрыми приятельницами. Во-вторых, с некоторых пор Света стала замечать, что в компаниях, где бывают мужья с жёнами, на незамужних женщин, пришедших в одиночестве, посматривают весьма косо. Причём, косо по-разному. Эти взгляды она ловила не только на себе. Видимо, таков удел всех одиноких, тем более молодых и симпатичных женщин, независимо от их намерений и поведения. Как-то Светлана сказала об этом Эле. Та, рассмеявшись, ответила, что она просто комплексует. Вероятно, это — следствие врождённой стеснительности. Но, подумав немного, в душе согласилась с наблюдениями приятельницы, ничего не сказав ей об этом. Поэтому, вспомнив сейчас их давнишний разговор, Элеонора Юрьевна с улыбкой добавила:
— Не беспокойся! С женой на этом ужине будет только Сологуб. А его жена, насколько я знаю, в этом смысле неглупая женщина. К тому же, она хорошо знает своего мужа и верит ему. Так же, как и тебе. А, в общем-то, я просто, как золотая рыбка, выполняю твоё скромное желание. Одним из присутствующих земляков будет Андрей Стрельцов, с которым ты так хотела познакомиться, вернувшись из Красноярска.
— Да что ты? — ахнула Светлана. — Вот здорово! Ну, спасибо! Я обязательно приду!
— Конечно, придёшь! Я ведь приглашаю тебя ещё и из корыстных соображений, —
Элеонора засмеялась. Они со Светой как-то услышали о себе: «Деловой хватки дамы, но абсолютные бессребреницы».
— Во-первых, как ты жаждешь сделать снимок Стрельцова, так мой Мишка мечтает написать о нём рассказ, очерк, статью или что-то в этом роде. Вдруг да пригодится твоя работа ему когда-нибудь? Не упускать же вам с ним такую возможность! А во-вторых, я хочу поэксплуатировать тебя в роли домашнего фотографа. Мы со Стрельцовым виделись в последний раз, наверное, лет двадцать назад. Представляешь, как редки наши встречи! А Егор с детства дружил с Андреем. И лучше друга у него нет. Фотографий общих, кроме как на нашей свадьбе, за прошедшие годы тоже нет. Так что я попрошу тебя сделать пару снимков. Не в службу, а в дружбу. Надеюсь, ты мне не откажешь.
— Ну, какой разговор! — легко согласилась Света. — Тем более что со мной будет мой друг, рядом с которым я забываю обо всех своих комплексах, — показала она глазами на фотоаппарат.
Что «в-третьих», Элеонора Юрьевна не сказала. Но третья причина была. Уже определённое время, приглядевшись к Волевской и сдружившись с ней, Эле очень хотелось «устроить её судьбу», как говаривала когда-то бабушка, Ядвига Леонардовна Анджиевская. При этом пеклась она не только о счастье приятельницы, но и о семье старинного друга Сологубов Александра Михайловича Миронова. Дружили они давным-давно, и связывало их многое. Отец Миронова, Михаил Михайлович, был первым наставником и учителем в самом высоком смысле слова для Георгия Викторовича Сологуба. Это он выдвинул его в управляющие строительным трестом в Красноярске, которым сам руководил до того, как был назначен на работу в аппарат Крайкома партии. Это он порекомендовал Егора своему студенческому другу, ставшему впоследствии у руля руководства страной. С лёгкой руки двух умудрённых в деле строительства пожилых людей стал молодой тогда Егор Сологуб председателем Госстроя, а затем министром.
Это Сашина мать, Ада Поликарповна Миронова, со всей пылкостью властной, но доброй, энергичной и деятельной натуры заботилась об Эле и её сыне Мише так же, как о невестке Аллочке и внучке Юле. И хоть порой чрезмерная опека доводила молодых женщин до белого каления, они с терпеливой улыбкой сносили руководство «свекрови на двоих», как шутили в семье, порой делая всё-таки по-своему. Ады Поликарповны хватило бы на пятерых невесток, случись такое. При этом она успешно заведовала лучшей клиникой Красноярска.
Вскоре после переезда Сологубов в Москву, Егор вытянул за собой и семью Миронова-младшего. Саша к тому времени стал кандидатом экономических наук, работал над докторской диссертацией. Съездил в Германию на стажировку. Аллочка тоже с огромным увлечением занималась наукой в своей любимой медицине. Это были самые светлые годы в жизни Сологубов и Мироновых.
Несчастье, как водится, подкралось совершенно неожиданно и коварно. У Аллочки заболел желудок. Ну, у кого в наше время нет гастрита? Текучка заела так, что в соседний корпус к гастроэнтерологам сбегать некогда. А когда, наконец, нашла время обследоваться, оказалось, необходима операция. Оперировали хорошие специалисты, никто не сомневался в благополучном исходе. Но почему-то не удалось остановить кровотечение, как ни бились врачи. Бледная, вконец измученная Аллочка лежала под капельницей, не в силах разговаривать, когда к ней пришла Эля. Она сразу поняла, что подруга попросила бумагу и ручку. С трудом Аллочка вывела слабой рукой: «Береги Юлю. Верю тебе, — она посмотрела на Элю. Передохнула: — Письмо отдашь дочке, — потом, показав глазами на систему, подведённую к ней, дописала: — Пусть отключат. Устала. Меня уже нет. Всех люблю. Прощайте». Эля взяла её почти прозрачную руку в свои и поцеловала в ладошку. Посмотрев в глаза Аллочке, Эля отрицательно покачала головой: «Нет-нет!» Но Аллочка, ответила на её взгляд, опустив ресницы: «Да!» Эля выскочила из палаты, взяв исписанный листок бумаги с собой. Это были последние слова, написанные нетвёрдой Аллочкиной рукой. Почти такие же каракули она выводила, когда они учились писать в первом классе...
Собирая вещи подруги, когда её тело уже увезли из палаты, Элеонора Юрьевна нашла в тумбочке конверт с письмом. На конверте надпись: «Эле». В конверт вложено два листка, сложенных вдвое. На одном написано: «Юле от мамы». На другом — «Отдать дочери при необходимости».
После похорон Аллочки Эля прочла письмо, адресованное Юле. Мать писала девочке: «Дорогая доченька! Мне жаль, что ты остаёшься в этой жизни без меня. Я знаю, что тебе будет трудно. Но ты не одна. С тобой всегда будут рядом, пока живы, папа, тётя Эля, дядя Егор, Миша и бабушки с дедушками. Постарайся всегда понимать взрослых. Ведь ты у меня умница! Верь, что все тебе желают добра. И ты будь доброй ко всем! Всегда оставайся сильной духом. Я тебя очень любила и люблю. Целую тебя, моя маленькая, много-много раз. Твоя мама».
В другом листке, который нужно было «отдать дочери при необходимости», была короткая записка: «Юлечка! Если наш папа когда-нибудь решит жениться, постарайся остаться ему другом и хорошей дочерью, какой ты всегда у нас была. Береги его. Помогай ему, как я помогала. Знай, помни и верь, что он тебя любит, как люблю тебя я. Счастьечко наше! Целую тебя нежно. Мама».
Юле тогда было десять лет. Почти столько же она прожила без матери. Первое письмо Эля отдала ей в день похорон. Девять лет пристально и ревностно наблюдала Элеонора за Сашей Мироновым, стараясь не пропустить момент, когда появится «необходимость» отдать второе письмецо Юле. Но Саша, похоронивший через год отца, занимался все последние годы только дочерью и своей работой. Так что теперь, когда Сашина девочка выросла и стала вполне самостоятельной, Элеонора Юрьевна Сологуб решила познакомить его со Светланой Владимировной Волевской, вполне подходящей, на её взгляд, Миронову. Светлана даже чем-то напоминала Эле Аллочку, как внешне, так и своими человеческими качествами. Поэтому она хотела, чтобы эти два ещё не старых, оставшихся без второй половины человека, нашли друг друга...
Приехавшую к назначенному часу Светлану встретила сама хозяйка. Она провела её в зал, где, увидев вошедшую гостью, как по команде, поднялись со своих мест трое мужчин. Нетрудно было догадаться сразу же, кто есть кто. Элеонора первым представила своего мужа, высокого седеющего брюнета с волнистыми волосами. Вторым — друга молодости, Андрея Стрельцова. Стрельцов — в форме морского офицера, ростом не ниже Сологуба, то ли блондин, то ли просто абсолютно седой человек. Мужчины крепко пожали Светлане руку, пошутив, что с радостью принимают её в красноярское землячество.
— А это наш сын Михаил! Единственный продолжатель рода Сологубов. Самый молодой твой земляк! — с ласковой улыбкой безмерно любящей матери познакомила их Элеонора.
И добавила, обращаясь к сыну:
— Мы так много говорим о своих сыновьях, что, кажется, Светлана Владимировна знает всю твою подноготную, а я — её Вити. Начиная от ваших детских болезней и кончая первыми влюблённостями.
Парень, смутившись отчего-то, пальцами руки пощипал мочку левого уха, при этом, покраснев, улыбнулся и сказал гостье:
— Я тоже знаю ваши работы. Они мне очень нравятся!
— Спасибо! — улыбнулась в ответ Светлана.
Миша сразу ей понравился. Чем-то неуловимо близким и тёплым повеяло от него, как будто она и вправду была знакома с ним давно. Действительно, видно, много говорят они о своих сыновьях с Элеонорой.
— Прошу к столу! Все мы после работы, пора подкрепиться, — пригласила Эля.
Стол был накрыт на шесть персон. «Кого-то ещё ждём?» — удивилась Света. Она считала, что процедура знакомства, первые минуты которой были мучительны для неё с детства, уже закончена. Егор Сологуб неожиданно для Светланы оказался удивительно обаятельным человеком. С первой же минуты он внёс предложение всем землякам, близким по возрасту, быть на «ты» и называть друг друга только по имени, дабы не утратить дух того времени, когда были молодыми и жили в родном городе.
— Вы тоже родились в Красноярске? — поинтересовался Миша у Светланы.
— Нет, несколько севернее, в Якутске, — улыбнулась она, вспомнив своё знакомство с Володей Салогубом. — А жила в детстве в Алдане. Не слышал, наверное, о таком городе? Но с Красноярском у меня связаны самые счастливые годы жизни. Студенчество — необыкновенно хорошее время. Я иногда просто завидую тебе и своему сыну, что у вас ещё несколько студенческих лет впереди.
— Светланка! Так ты тоже общежитская? — почему-то удивился Егор. — Мне Эля говорила, что ты сантех оканчивала. В какой общаге жила? У нас, в третьей, или у автотяги?
Светлана почувствовала, что ему, как и ей, приятно произносить слова, которые за последние годы жизни практически исчезли из их лексикона, но так дороги сердцу и приятно ласкают слух.
— В третьей, на пятом этаже, в пятьсот двенадцатой, — ответила она.
— Ну, у нас с тобой землячество особое! Мы — общежитские. А то меня все эти годы окружают одни «городские». Мы их и студентами-то считали не вполне настоящими. Они при родителях были, когда мы уже вовсю жили самостоятельно. Предлагаю тост! За жителей большой общаги — города Красноярска. Чтоб и им не обидно было! — подмигнул Сологуб Светлане, показывая на улыбающихся Элю и Андрея.
— Ты сейчас нашпигуешь сына романтикой общежития, он сбежит от нас! — засмеялась Элеонора, выпив за сказанное. — Миша и так рвался на практику в ЮФО. Еле удалось удержать, пообещав встречу с легендарным Стрельцовым.
— Ну-ну, ты мне явно льстишь, Эличка! — слегка смутился Андрей, не зная, как расценивать сказанное.
— Никакой лести! — приобнял друга Сологуб. — Чего о тебе только не услышишь! И хорошего, и... сам знаешь. Особенно в последние годы. Я боялся, что тебе некогда будет работать, столько административных неурядиц свалилось на тебя. Когда все разговоры проходят мимо, то оно и ничего, вроде. Но я-то за твоей судьбой слежу постоянно, как ты понимаешь, насколько это возможно. Не хотел бы я иной раз быть на твоём месте, не хотел! Но ты — молодец! Молодец! Тебя бьют, а ты поднимаешься и снова за своё! Настоящий сибирский характер у тебя, Андрюха! По правде сказать, горжусь тобой, хоть порой и сочувствую искренне. За твою несгибаемость!
Выпили. Закуска необыкновенно хороша. Странным диссонансом на столе выглядели две пол-литровые банки. Приглядевшись, Света узнала в них обязательный деликатес студенческих застолий — кабачковую икру.
— Что, дань прошлому? — кивнула она на икру, обращаясь к Эле.
— Умница, Светочка! Одна ты и заметила! — обрадовалась Элеонора. — Специально искала в магазинах именно с такой этикеткой, как раньше, чтоб создать дух того времени.
— Неправда! — запротестовал Егор. — Я тоже увидел сразу. Но решил дать возможность гостям выразить своё восхищение твоим столовым дизайном и памяти.
— И я увидел, просто не успел сказать, — произнёс Стрельцов. — Но, честно говоря, у нас в семье это по-прежнему одно из любимых блюд. Мы её частенько едим.
— В Москву переедешь, будешь один день есть красную, один день чёрную икру. Здесь только так питаются! — пошутил Сологуб.
— Вы собираетесь жить в Москве, Андрей Андреевич? — вскинул правую бровь Миша.
— Трёп! — отмахнулся Стрельцов и, тут же спохватившись, что разговаривает не с Егором, поправился. — Отец шутит. Ни за что я свою родину не променяю ни на какой другой город. И так уж по долгу службы наездился вдоволь.
Егор Сологуб похлопал друга по плечу:
— Давай, вступай в нашу партию и...
— Никакой политики за столом! — перебила мужа Элеонора. — Лучше послушаем Андрея. Расскажи что-нибудь интересное из своей работы, какие-нибудь случаи, — обратилась она к Стрельцову. — Мишка спит и видит услышать очевидцев.
— Не думаю, что за столом мои истории будет слушать приятнее, чем говорить о политике, — усмехнулся Андрей.
— А мы перейдём в соседнюю комнату! — нашлась хозяйка. — К столу ещё вернёмся позже. Времени у нас много, вечер длинный.
Перешли в комнату, где состоялось знакомство Светланы с Сологубом и Стрельцовым. На журнальном столике стояла бутылка вина, хрустальные стаканы и ваза с фруктами. Волевской показалось, что она уже очень давно знает этих милых людей, от которых действительно веет духом студенческого братства. Она, на минуту отлучившись, настроила свою фотокамеру для работы. Ей хотелось сделать снимки такими, чтобы во внешности каждого фотогероя светилась его душа.
Поудобнее устроились в плетёных креслах, приготовившись слушать Стрельцова, с которого Миша не сводил восхищённых глаз.
— Ну, что вам рассказать? У нас ведь истории невесёлые. У нас смерть, боль и горе. Я, конечно, могу говорить об этом бесконечно. Это огромный пласт моей жизни. Без ложной патетики скажу вам, что боль каждого человека, попадающего к нам, как вы понимаете, по одной лишь горькой причине — это моя боль. И людей к себе в лабораторию я подбирал чутких и отзывчивых. Далеко не все могут быть добрыми и сострадательными. Далеко не все выдерживают то, с чем нам приходится сталкиваться. «Крыша» легко может поехать, как говорит мой сын.
— Сын — это первенец? — спросила Эля. — Он должен быть старше нашего Миши. Ведь твоя Инна была беременной, когда вы приезжали к нам на свадьбу. Ты тогда ещё говорил, что и подругу ей нашёл в Казачинском, тоже молодую мать.
— Всё помнит! — восхитился Элей муж. — Я забуду, а она помнит!
— Потому что у тебя в голове только твоя работа! Я иногда удивляюсь, что ты нас сыном не забываешь!
— Хорошая у тебя память, Эля, действительно. А ты Женьку-то Степанкова не забыл, соседа моего, с которым я возился в детстве? — спросил Андрей Егора и пояснил остальным. — Женька был младше меня, и наши матери, учительницы, уходя вечером на педсовет, оставляли его под моим присмотром. Вот мы и дружили с ним. Теперь он заведует кафедрой в вашем институте, между прочим. Но с той женой он давно разошёлся.
— Степанков?! — переспросила удивлённо Света. — Заведует кафедрой теплогазоснабжения и вентиляции? Так я его знаю! Мы вместе учились! И бывшую его жену я тоже знаю прекрасно!
Светлана вспомнила рассказ подруг о депутатской предвыборной кампании Дины Степанковой. Ей многое стало понятно. В глубине души она искренне пожалела Стрельцова. Как же ему, вероятно, трудно было выступать Динкиным оппонентом в предвыборных дебатах при его порядочности и благородстве, которыми его явно наделила природа. Ведь когда-то они дружили семьями... А для Дины это ерунда!
— Ну, пусть ещё кто-нибудь скажет мне, что наш мир — это не огромная общага, в которой всегда тесно и поэтому обязательно столкнёшься с кем-нибудь нос к носу, даже если совсем этого не ждёшь или не желаешь! — громко расхохотался Егор.
Видимо, чтобы сменить тему разговора, Стрельцов сказал Сологубу:
— Мы сына-то в честь тебя Егором назвали, так что он твой крестник в какой-то степени!
— А мы Мишу назвали в честь одного очень хорошего человека, учителя Егора. Да и у моего деда такое же имя. Говорят, в подобных случаях человек так или иначе повторит судьбу того, чьё имя носит, — сообщила Эля.
— Значит, быть нашему Егорке политиком, как Сологуб! — шутливо заключил Андрей Стрельцов.
Светлану, которая выбирала наиболее удачное место для съёмки, мысли тоже перенесли на двадцать лет назад, когда они с Володей решали, как назвать сына. Витька до сих пор нет-нет да подчеркнёт, что он очень доволен своим редким именем — не каждого зовут Викентием. Задумавшись, уйдя в свои воспоминания, она не сразу включилась в рассказ Стрельцова.
— ...Да, матери очень часто требуют открыть гроб с погибшим сыном. Их, правда, обязательно отговаривают, потому что, сами понимаете, зрелище это... — Андрей покачал головой, давая понять, насколько тяжело видеть родителям то, что привозят им в цинковых гробах. — Ведь там может быть всего несколько костей или, как мы говорим, фрагментов тела их ребёнка. Одной матери прислали в гробу кирпичи и опилки.
— Боже мой! — воскликнула Эля. — Какая жестокость! Они что там у вас, совсем без сердца, эти военные?! — она метнула гневный взгляд в сторону мужа, как будто именно он руководил ими в тот момент.
— Да нет, Эля! Как раз наоборот! — грустно улыбнулся Стрельцов. — Командир знал, что в том месте, куда попал снаряд, сидело пятеро солдат. Он только что видел каждого из них в лицо. При опознании в нашей лаборатории от четверых удалось набрать хоть что-то, а от пятого, ну ничего! Может, кусочки ткани одежды... А родителям-то что-то хоронить нужно! Поверьте мне, нам дорог каждый погибший, а командиру, для которого все солдаты в той ситуации становятся родными, особенно. Вот он и отправил родителям пятого бойца землю с опилками да кирпичи, обагрённые кровью их сына. Не кости же коровы им посылать... Хотя и такой случай был. Приехала мать искать сына в Чечню, собрав последние крохи своих денег. Сами понимаете, солдатами там служат в основном дети небогатых родителей или сверхчестных патриотов. Приехала в аул. Чечен посмотрел фотографию сына, взял с неё деньги, подвёл к яме с останками: «Вот, — говорит, — это кости твоего сына». Хорошо, что мой парень там оказался рядом. Подозрительными показались ему эти кости. Он и предложил ей провести экспертизу. Оказалось, останки коровы, а не человека... Иногда путают тела. В один город отправляют груз, который должен идти совершенно в другую область.
— Груз — это человек? — спросил Миша, глядя на Андрея во все глаза.
— Как правило, то, что от него осталось, — уточнил Стрельцов.
— Да, с моей институтской подругой произошёл подобный случай. Она отказалась принимать гроб с тем, что называли её сыном, материнским сердцем учуяв, что это не он. Оказалась права. В вашей лаборатории подтвердили уверенность её интуиции, — вспомнила из дальнего угла комнаты Светлана.
— Киселёв Олег Николаевич? — живо спросил Стрельцов.
— Да! Только мать его мне привычнее называть Олей Бурачок.
— Точно! Ольга Петровна его мать. В Красноярске живут с мужем.
— Ты что, помнишь их всех по именам? — не выдержал Егор. — Нет, я тоже рабочих знал в своё время в лицо и по имени, но их же гораздо меньше было, чем у тебя...
— Не всех, но многих. Там вообще история была! Гроб с телом, который проехал тысячи километров до Красноярска, нужно было отправить всего-то за сорок километров от Ростова. А ростовской матери отдали даже не тело сына твоей подруги, Света. Его забросили в Калининград, а калининградского оставили под Ростовом. Вот такие дела. Эта ростовская мать, кстати, в конце концов осталась у нас работать уборщицей.
— Андрей! После твоих рассказов ночь спать не будешь! — передёрнула плечами Эля.
— Молитвой спасаться нужно! — серьёзно посоветовал ей Стрельцов. — Меня только это да ещё жена поддерживают в жизни.
— Андрей Андреевич! — встрепенулся при воспоминании о молитве Миша. — Я недавно сочинил стихотворение. Оно касается военных действий в Чечене. Мне очень важно знать ваше мнение! Послушайте, пожалуйста!
— Давай! Только я ведь не специалист в поэзии.
— Это что, премьера? Мне ты его не читал ещё? — спросила Мишу мать.
— Нет. Ни тебе, ни Юльке, — Миша подёргал мочку своего уха.
— Не трогай, пожалуйста, своё ухо, дяди Сашино повторение! Что-то нет его долго. А подруга твоя будет? — обратилась к сыну Элеонора Юрьевна.
— Нет! У неё дела. Мама, настройся на серьёзный лад, — сурово взглянул сын на мать.
— Пожалуйста, пожалуйста! — развела руками Эля, демонстрируя свою покорность любимому сыну, вмиг став серьёзной.
Миша поднялся с кресла, уставился на висевшую на стене картину, будто в ней нашёл своего самого внимательного слушателя. Видно было, что он очень сильно волновался. Помолчав, начал читать своё стихотворение:
Вы видели, как плачут мужики
С огромными и сильными руками?
До боли стиснув пальцы в кулаки,
Клянутся побелевшими губами:
«Шакалы! Вы хотели запугать,
На мине подорвав наших детей и братьев?!
Так знайте же, такому не бывать!
Нас злее только делает несчастье!
За каждого клянёмся отомстить!
За каждую вдову и мать, и сына.
За каждую сверкнувшую слезу,
Не обронённую из глаз мужчины!»
Вы видели, как плачут мужики,
Могучи духом, молоды, красивы?
Страдания их слишком велики,
Чтобы прощать врага и бить его в полсилы.
Вы видели, как страшный нервный тик
Уродует прекрасные их лица?
И, чтобы заглушить души звериный рык,
Пьют спирт. И не успеют спиться...
Ах, мужики! Как жалко вас, как больно!
Всё больше вдов, сирот. Горюет мать...
Пора понять, что воевать довольно,
Что в счастье хочется детей рожать!
Гоните прочь наёмников чужих!
Пусть «правят балом» дома, за границей!
Остановись, чеченец, ты ж — Мужик!
Ну, сколько может кровь чеченцев литься?
А сколько будут русские страдать?
Ведь жили же когда-то в добром мире...
Кто должен эту истину принять,
Чтоб воевать брат с братом прекратили?!
Обязаны, в конце концов, понять,
Взглянув в суровые мужские лица.
И с двух сторон одновременно дать
Простой приказ: «Войне — остановиться!»
Вернётся воин к детям и жене,
А бой с врагами долго будет сниться...
Мужчины! Подарите мир Чечне!
Да озарит Господь любовью ваши лица!
Миша замолчал. В комнате повисла тишина. Только последний щелчок фотокамеры прозвучал в ней, как выстрел. Миша посмотрел на Стрельцова. Тот поднялся, подошёл к парню, слегка тряхнул его за плечи:
— Сильно, брат! Для человека, видевшего всё только по телевизору... Молодец! — он посмотрел на Егора. — Хорошего вы парня родили и вырастили!
Друг сделал жест руками, мол, есть в кого! Эля взглянула на Свету, словно говоря: «Как женщина женщине, как мать матери — оцени!» А Светлана уже сама подошла к ней:
— Умница мальчик! Как не хватает моему сыну этой одухотворённости, тонкости натуры. Всё-таки, мой Викентий в этом плане грубоват. Да, сопереживать он тоже умеет. Но вот выразить таким образом свои душевные чувства никогда не сможет. Тут он не в меня и не в отца! — она обратилась к парню: — Миша! Как поэт поэту — замечательно. Я на такую тему не могу писать стихов, хоть она меня с детства не оставляла равнодушной.
— Надо выпить за новый опус Мишки! Пошли к столу! — призвал компанию Сологуб.
Все с удовольствием проследовали за ним в зал. Миша включил негромко классическую музыку. Эля и Света сменили посуду на столе. Вернувшись к гостям, они услышали продолжение прерванного разговора.
— А с поля боя всегда всех солдат выносят? — пытал Миша Стрельцова.
— Всяко бывает! — теперь Стрельцов разговаривал с сыном друга, как с равным, глядя на него с явной симпатией. — Вот у десантников ни одного человека нет в розыске. Все их погибшие товарищи найдены и преданы земле. У ВДВ девиз: «Мы своих не отдаём!»
— Здорово! Молодцы ребята! — удовлетворённо произнёс парень. — А какое у вас в лаборатории оборудование? Я бы очень хотел посмотреть на ваше хозяйство, на людей.
— Ну, теперь это уже моё бывшее хозяйство. Я на пенсию ушёл день в день, как исполнилось пятьдесят. Но посмотреть на лабораторию я мог бы тебе помочь. Через несколько дней я собираюсь в Ростов, коль уж оказался так близко от них. Могу пригласить тебя с собой, если хочешь. Ведь ещё каникулы? — Стрельцов улыбнулся, увидев, как Миша вспыхнул от радости.
— С удовольствием, раз можно! Правда же? — взглянул он на родителей.
— Ну, что с тобой делать? — притворно вздохнул отец. — Если уж ты такие стихи пишешь, то для твоей работы невредно будет познакомиться с этой темой поближе. Я не возражаю. Как мама?
— Только под поручительство Стрельцова! Если ему дороги чужие дети, то за нашим, я надеюсь, он присмотрит тем более. Вот начнёт Мишка работать в какой-нибудь газете, я брошу свой журнал и буду ездить вместе с ним в командировки на задания, чтобы кормить его, следить за одеждой, чтоб вовремя ложился спать… — добродушно пошутила над собой Эля.
— Чтоб девицы, какие попало, не приставали! — продолжил Егор.
— О! Это в первую очередь! — подтвердила со смехом Эля. — Я себе невестку уже вырастила!
— Мама! Оставь мою персону в покое, пожалуйста! — укоризненно посмотрел на неё сын.
— Молчу, молчу, любовь моя! — Эля поднялась со своего места и пошла к телефону.
— Алло! Юля! А где папа? Да? Хорошо. А ты чем занята? Жаль... Хорошо, передам. Приезжай, не забывай нас. Пока, — Элеонора Юрьевна положила трубку телефона. — Юля просила напомнить тебе о какой-то встрече. Говорит, ты знаешь, — обратилась она к сыну.
— А, это она о встрече с Андреем Андреевичем. Андрей Андреевич! Моя подруга хотела бы с вами поговорить. Можно и её взять с собой в Ростов? Мы бы с ней устроились в гостинице, ничем не обременили вас, — спросил Миша Стрельцова.
— Пожалуйста! Я не возражаю. Надеюсь, она такая же взрослая, как ты? — улыбнулся Андрей Андреевич. — Дожили, родители! Давно ли сами на свидания к девушкам бегали? А уже сыновья при подругах.
— Юля — дочь Аллочки! Помнишь её? Смотри, не заболтай девчонку разговорами о медицине, как в своё время заболтал её мать. Влюбил мою подругу в себя и уехал служить на Север! Она пострадала немного и вышла замуж за другого. Слава Богу, тоже хороший человек встретился, — пояснила Элеонора Светлане.
— Для меня это новость! — воскликнул Андрей.
— Ну, ещё бы! Кто б тебе об этом говорил! — грустно усмехнулась Эля. — Молодость, молодость! А помнишь, как мы на Бирюсу вместе ездили? Мой муж совсем недавно узнал, что мы тогда с Аллочкой...
Элеонора оборвала себя на полуслове, спохватившись, что рядом сын, с интересом слушающий её:
— Миша! Сходи, пожалуйста, на кухню за лопаткой для торта!
Она дождалась, когда выйдет из комнаты сын, бросивший на мать недоумённый взгляд — никакого торта на столе в помине не было, и продолжила:
— Помнишь, мы тогда обе очень быстро уснули? А вы с Егором решили, что мы от свежего воздуха укачались. На самом деле мы «накачались» спиртом! Представляешь? Скромницы! То вино отказывались пить, а тут, пока вы ходили куда-то, сделали по глотку спирта, решив попробовать разочек. Вот и уснули скоро! Гришка с Сергеем хоть натанцевались в тот вечер с Галкой и Натальей. А вы до утра просидели из-за нас у костра!
«А я так своего сына и не расспросила про его Юлю. Всё времени нет. Дождусь, когда сын приведёт её в дом и скажет, что это его жена, а это их ребёнок. Занятая мама не заметит, как её сделают бабушкой. Вот это будет фокус! Завтра же нужно поговорить с Викентием!», — подумала Светлана.
Приятные воспоминания унесли Сологубов на Бирюсу. Егор перешёл из-за стола в кресло. Эля подсела к нему на подлокотник. Они о чём-то заговорили между собой в полголоса.
— Андрей! Скажи, бывают случаи, когда родителям сообщают о гибели их сына, а на самом деле он оказывается живым? — наконец-то Светлана решилась спросить Стрельцова о своём, о наболевшем.
— Бывает! Я знаю несколько таких случаев. В Тверь, например, привезли груз 200. Родители похоронили сына. А через полтора месяца он приехал домой из госпиталя.
— Он что, без рук остался, не мог написать? — удивилась Света. — Ну, надиктовал бы кому-нибудь!
— Нет, Светочка! Он на время потерял память. Руки, слава Богу, у него остались целыми. К счастью, и память вернулась после лечения. Вот его и привезли к родителям.
— А отчего он потерял память? — заволновалась Светлана.
— Контузия…
— И долго может продолжаться амнезия? — с замиранием сердца спросила Волевская.
— У кого как. Можно и умереть, не вспомнив, что с тобой было раньше. Вот я знаю один интересный случай. Когда я в двухтысячном году был с комиссией на территории бывшей СФРЮ...
— Какой территории?! — не веря своим ушам, переспросила Света.
— Ну, бывшей Югославии. Сейчас-то они ведь разделились на части, как наш Союз...
В это время в зал вошёл Миша. С ним был с мужчина выше среднего роста, с совершенно седой головой и усами, в очках с затенёнными стёклами.
— Наконец-то! — обрадовано воскликнула Элеонора, вскакивая с подлокотника кресла.
— Ну, брат, ждём тебя долго! — поддержал жену Сологуб, пожимая новому гостю руку. — Одной штрафной не обойдёшься!
— Работа, что поделаешь! — удручённо развёл гость руками, улыбаясь немного смущённой улыбкой.
— Знакомьтесь! — сказала Эля. — Это старинный и верный друг нашей семьи Александр Михайлович Миронов. А это Светлана Владимировна Волевская, моя добрая приятельница, коллега по работе и наша землячка. Андрей Стрельцов, о котором ты много наслышан от нас!
— Ну, ты так официально представила людей, как будто новый состав правительства! — хохотнул Сологуб и пояснил вновь пришедшему гостю. — Мы здесь решили быть проще, поскольку земляки и почти ровесники. Так что, Света, это — Александр! Саша, это — Светлана! Прошу любить и жаловать друг друга! Мы все на «ты». Тем более что вы учились на одном факультете, в три курса разница. Может, даже встречались когда-нибудь.
Света посмотрела на Сологуба взглядом, в котором можно было прочесть всё, что угодно — удивление, неверие, смятение и даже ужас. Словно только что перед ней встал из гроба один из героев рассказа Андрея Стрельцова.
— Да, действительно, общага! — проговорила она.
Егор не совсем понял её.
— Миронов! А ты в общаги вообще-то когда-нибудь хаживал? Или у тебя подруги были только городские? — спросил он Александра Михайловича.
— Случалось.
Светлане показалось, что Саша не узнал её. Может, и вправду так? Фамилию назвали для него незнакомую. Она сидит в тени абажура. Может, стоит сейчас подняться, незаметно для всех объясниться с Элей и, придумав какую-нибудь причину, убежать, не прощаясь с остальными? Такое впечатление, что в темечко попала шаровая молния! Что же делать? О чём-то ещё хотела поговорить со Стрельцовым... Викентий... Юля Миронова!.. Нет! Эта Юля Миронова «пристроена», кажется, у Сологубов — подруга Миши, будущая невестка, сказала про неё Элеонора. Слава Богу! Уже легче!.. Стрельцов... Что она хотела спросить у него? Амнезия! Ах, да! Про амнезию и Югославию... Нет, не сейчас, не до этого! Надо уходить! Светлана поднялась, вышла из-за стола, стараясь оставаться в тени. И тут прозвучал голос Элеоноры:
— Света! Сфотографируй, пожалуйста, Миронова. У него за последние девять лет нет ни одной свежей фотографии!