Летом 1980 г. накануне выставки и сопутствующих событий (мамины похороны в Сибири) я отвезла дочь на дачу, а вернее, в деревенский дом Толстых – потомков не Льва, а Алексея Толстого, при жизни депутата Верховного Совета и автора «Буратино», «Хождений по мукам», «Петра Первого». Мы дружили с его внучкой Катей, матерью троих детей – сверстников и приятелей моей дочери. Средняя дочь Кати «Люша» (полное имя Ольга) была с моей Ксюшей одногодкой, 10-11 лет; Глеб чуть старше, Саша – младший. В то время Катя была «в бегах», то есть ушла от мужа-отца Саши Курочкина, называющего себя «Прохоровым», к другому мужчине, так что в деревню мы отправились без Кати. Нас привёз художник Горкома - «поддельщик» Николай Смирнов. Прибыли: огромный дом; сад; колодец... Туалет во дворе. Люша предпочитала ходить в горшок, да ещё и требовала, чтобы я её держала за руку во время процесса испражнения. Все три Толстых-Курочкиных-Прохоровых младших унаследовали от своего дедушки владение русской речью, были не по годам остроумны, риторичны. В народе о таких говорят: «Язык хорошо подвешен». И без комплексов, свойственных отрокам. Вот, Люша обращается ко мне: «Нина, расскажи про свой первый поцелуй!» Я краснею – она смеётся: «А почему ты покраснела? Ха-ха-ха...» (Мой первый поцелуй случился в общежитии МЭИ: я шла на кухню с ковшичком, чтобы налить воды и вскипятить в нём чай, навстречу шёл по этажу в стельку пьяный Витька Алексеев с факультета ЭТФ, схватил меня в охапку и поцеловал, в ответ я треснула его по лбу ковшичком и проследовала на кухню. Потом плохо спала, с ужасом думала: вдруг, завтра догадаются, что я поцелована? Даже температура подскочила... А сейчас десятилетняя соплюха со мной разговаривает как с ребёнком.) Саша Младший за столом вспомнил по какому-то поводу маму Катю – старшие обрушились на него: «Ой, не произноси этого имени за столом!» (Уроки отца?) Днём ребята гоняли на велосипедах, у них там целый склад велосипедов, и я тоже привезла сюда для дочки новенький велосипед – много лет наскребала, и вот, сбылась мечта ребёнка... Моя дочь - помню, первоклашка, ей дали покататься на чьём-то велосипеде, но когда время пользования истекло - ударили, грубо столкнули... Она тогда прибежала домой в слезах: «Мама, мне не больно, а мне оби-идно!»
Потом – я поехала в город (то есть в Москву), где мне предстояло открыть выставку как организатору, в паре с Юрой К. ...Ну, дальше – получила сообщение о смерти мамы... Сибирь, похороны, возвращение, встреча-и-прощание с Высоцким, закрытие. Я еду в эту деревню забрать дочь. Добираться пришлось на перекладных. В доме хозяйничает женщина Нелли, видимо, Саша её присмотрел как будущую мачеху для детей. По-моему, она для этой роли подходила, я не знаю продолжения их романа. Я говорю дочке, что мы возвращаемся в Москву, она упирается, убегает, я догоняю. Вот она оступилась, упала в траву... В конце-концов, мы с ней возвращаемся в Москву, а велосипед остаётся в их деревенском доме, и Саша Старший обещает привезти его в Москву при первой оказии. Но такой оказии мы не дождались. Осенью Курочкины вернулись в Москву, на свой Трехпрудный, кажется, а велосипеда нашего не привезли, сославшись на некую «перезагруженность». Саша пообещал привезти велосипед в следующий заезд – он намеревался съездить туда за картошкой. Съездил – не привёз. Через какое-то время звоню по телефону, чтобы напомнить о велосипеде – Саша хохочет: «А зачем вам велосипед накануне зимы?!»
Зимой я рассказала моим коллегам-художникам Володе и Вадиму о моих неудачах, и об этой истории с велосипедом тоже. Ребята предложили такой план действий: во-первых, нагрянуть на квартиру коллекционера Евгения Нутовича и забрать у него мои работы, которые он повесил у себя «показать» кому-то, и висели они там довольно долго; потом навестить квартиру Курочкиных-Прохоровых и решить ситуацию с велосипедом. Купили по дороге бутылку коньяка, чтобы потом отпраздновать – победу ли, поражение.
На звонок к Нутовичу открыл Нутович; увидел меня в компании двух дюжих молодцев, вынес работы. И даже приглашал войти, посидеть, но мы сослались на занятость и отправились к Курочкиным.
На звонок к Курочкиным-Прохоровым-Толстым открыл старшенький, Глеб, сказал, остальные сейчас в театре. Предложил подождать, мы присели. Через какое-то время явились «остальные», возглавляемые Катиной сестрой Таней Толстой, будущей великой писательницей и инструктором школы сквернословия. (Всё же, эта фамилия им всем подходила – а Тане особенно, если делать ударение на первом слоге...) Мы завели речь о велосипеде. Таня приказала нам уйти, а если не уйдём – она вызовет милицию. Мы с готовностью согласились подождать милицию. Прибыла милиция в лице двух молодых людей. Я им вкратце рассказала историю. Таня кричала, показывая на меня своим толстым пальцем: «Да она сумасшедшая! Шизофреничка!» На что ей милиционеры отвечали простодушно: «Но это же не повод не возвращать велосипед...» Милиционеры посоветовали получить велосипед через суд... Мы вышли на улицу впятером. Присели в сквере... Пытались угадать степень ответственности этой Тани за загородную коллекцию велосипедов, должность: куратор, администратор?... Потом я говорю моим попутчикам : «Ребята, у нас есть коньяк. Давайте отметим события сегодняшнего вечера, выпьем...» Они: «Здесь?» «Ну да, здесь.» Они: «Ну вы даёте, Нина. В скверах распивать спиртное нельзя, разве Вы не знаете?» «Нет, я не знала...» В самом деле, не знала. Пошли ко мне домой втроём, а стражи порядка - к себе, на свой пост.