Диктор (ЗК)
География перемещений Петра Ильича Чайковского напрямую связана с его сочинениями. Изучив в Испании культуру и испанские народные песни, композитор включит их колорит и свои впечатления в «Щелкунчик» и «Лебединое озеро». В Италии Чайковский завершит Четвертую симфонию, оперу «Евгений Онегин» и напишет «Итальянское каприччио».
Из Швейцарии, которую Чайковский очень любил, привёз «Немецкую песенку», очень напоминающую йодль- пение альпийских тирольских горцев. А старинную французскую песню композитор включит в «Детский альбом» и использовал в опере «Орлеанская дева», включил её в хор менестрелей.
В России имя Чайковского в первую очередь связывают с Санкт-Петербургом, там он учился и провёл большую часть жизни, и подмосковным Клином, там композитор провёл свои последние годы. Но именно Москва сделает Чайковского тем, кем его знает весь мир, закалит его характер, поможет сформироваться как личности, даст сил, чтобы доказать скептикам его таланта, что пришла эпоха Чайковского. Московские адреса Петра Ильича: Моховая, Спиридоновка, и конечно, Кудринская площадь.
…………………………………………………………………………….
Диктор (ЗК)
Чайковскому- 20 лет. Он оканчивает Санкт-Петербургское училище правоведения и получает чин титулярного советника, служит в Министерстве юстиции. По вечерам посещает оперный театр, а утром, ни свет, ни заря, при свечах, проглотив чай с булкой бежит в музыкальные классы Русского музыкального общества. К тому времени Чайковский слывёт неплохим пианистом и хорошим импровизатором. В классах Пётр учит теорию музыки и оркестровку.
Из письма Чайковского сестре Александре: «Рано или поздно променяю службу на музыку. Не подумай, что я воображаю сделаться великим артистом: я просто хочу только делать то, к чему меня влечет призвание. Буду ли я знаменитый композитор или бедный учитель, но совесть моя будет покойна, и я не буду иметь тяжкого права роптать на судьбу и людей. Службу я, конечно, не брошу до тех пор, пока не буду окончательно уверен в том, что я артист, а не чиновник...»
Уволили Чайковского из министерства юстиции очень незаметно — он просто перестал ходить на работу. Он даёт уроки музыки на пятьдесят рублей в месяц уроков. Вся его одежда поистрепалась так, что его товарищ Алексей Апухтин подарил ему свою шубу, её Чайковский очень любил и носил очень долго. Богемные же друзья с Невского проспекта перестают его узнавать. К тому же Чайковский отрастил волосы и стал носить широкополую шляпу.
……………………………………………………………………………………………
Диктор (ЗК)
Утром, 5-го января 1866 года, во всё той же апухтинской шубе, Чайковский ступил на перрон Николаевского вокзала в Москве. Молодой профессор консерватории, автор кантаты на оду Шиллера «К радости», увертюры к пьесе Островского «Гроза» приехал в столицу по приглашению Николая Рубинштейна, только что открывшего Московскую консерваторию. Чайковский будет преподавать свободное сочинение, гармонию, теорию и инструментовку.
Несмотря на то что, выпускные работы, та же самая увертюра к «Грозе», мягко говоря, у профессуры восторга не вызвали, Чайковского Рубинштейну порекомендовали как старательного неплохого музыканта. Отчасти учителями Чайковского двигала и ревность, что-то было такое в этом скромном смирном молодом человеке, что могло подвинуть их авторитет на второй план, вычеркнуть из истории. Так что, с глаз долой.
Самолюбие Чайковского тоже необычайно уязвлено. «Эти господа слишком кавалерственно ко мне относятся. Нужно нагадить на них, чтобы дать чувствовать своё достоинство»,-пишет он о своих питерских учителях братьям. Порой Чайковский рвет отношения из-за каких-то неприятных пустяков, Внешне застенчивый и мягкий, он никогда не забывал нанесённых ему обид, помнил их даже не месяцами, а десятилетиями. Не от злопамятности, а от тонкой душевной организации и ранимости. Так что, с чистого листа, в столицу.
Чайковский снял номер в Кокоревской гостинице и отправился к Рубинштейну. Он жил на Моховой, там же пока ютилась новорождённая консерватория, но как говорили, скоро должна была переехать. Слуга Николая Рубинштейна Агафон- гроза преподавателей и учеников недоверчиво оглядел Петра, остался недоволен и буркнув что-то вроде «обождите» оставил одного в прихожей.
Рубинштейн, весело подкручивая усы, пригласил растерянного Чайковского позавтракать, велел сегодня же переехать к нему жить и предложил вечером спрыснуть приезд в одном из ресторанов. Посмотрел на одежду Чайковского, громко засмеялся: «Не годится, батенька. Это вам не Петербург, где можно интересничать в поношенном платье. Примерьте мой фрак». Фрак оказался слишком велик, пока Чайковский его мерил горошинами по полу стучали быстрые и лукавые вопросы «Водку пьете? В карты играете? Баб любите?»
……………………………..
Диктор (ЗК)
На Моховой комнаты Рубинштейна и Чайковского совсем рядом, их разделяет лишь тонкая перегородка. Рубинштейн уверяет, что Петр Ильич мешает ему спать скрипом своего пера. Чайковский же слышит, как Николай, вернувшись из заведений, раздевается, кряхтит, скрипит пружинами диванов, ворочается. Перед ответственными же концертами Рубинштейн может до утра играть на рояле, когда спать просто невозможно Чайковский в халате, со свечой, садится к столу и пишет. Он слушает музыку в своей голове, уши же заглушают Бетховен, Мендельсон и Шуман, доносящиеся из-за стены.
Даже после переезда на Воздвиженку образ жизни Рубинштейна не изменился. Сначала ночные кутежи, затем недолгое спокойствие и снова на весь дом всю ночь гремит рояль. Чайковский хватался за голову и мечтал о собственном доме, но на это пока не было, ни денег, ни смелости.
Диктор (ЗК)
Мечте было дано сбыться лишь через 6 лет, когда Чайковский с молодым слугой Алешей, терпеливо, по пять раз в ночь, носившему ему чай, и левреткой Бишкой, спавшей часами на его коленях и по нескольку раз в год рожавшая непременно шесть щенят, стал квартировать в доходном доме Казакова, что на Кудринской площади. Дом был примечательный, сначала принадлежал князьям Долгоруким, потом во время московского пожара 1812 года горел и был реставрирован князем Голицыным. Когда же дочь князя вышла замуж за генерал-майора Казакова, дом надолго получил своё имя. Комнаты меблированные, но у Чайковского есть свой любимый ореховый шкаф, при переездах он с ним расставаться не хочет и перевозит с собой. Там лучшее место для нот и посуды.
Во дворе дома была конюшня и манеж, на первом этаже располагались магазины и лавчонки, второй же этаж занимали постояльцы, среди которых и Чайковский, занявший 6 комнат. Материальное положение молодого композитора улучшилось, мало того, что уроки музыки приносят 2300 целковых в месяц, так ещё и приработок в газете «Русские ведомости» помогает. Чайковский выступает в качестве музыкального рецензента, писать критические очерки трудно, но надо. Меж тем получается интересно и не вымученно, Чайковский не проповедует своё искусство, не навязывает свои вкусы и не старается в чём-то убедить читателя. Просто рассказывает о том, что, по его мнению, хорошо, но над «итальянщиной» и «американскими вальсами» всяких проходимцев может и посмеяться.
Чайковский к известности журналиста не стремится, подписываясь не своим именем, а псевдонимом «Бедв Лайцоргций». Так звали Петра однокашники из училища, разработавшие свою систему шифра. Согласные буквы русского языка надо выписать в одну строку, а затем поделить пополам, так буква П становится буквой Б, и так далее. Автора с вычурным псевдонимом столица принимает с радостью, и с удовольствием читает его фельетоны, что конечно льстит Чайковскому. Да и с газетой он не прогадал, «Русские ведомости» самое скандальное издание Москвы. За 3 года существования, её 3 раза закрывали с формулировкой «заключают в себе крайне, в циничной форме, враждебное сопоставление различных классов населения и, в частности, оскорбительное отношение к дворянскому сословию».
…………………………………………………………………………..
Диктор (ЗК)
Мечты о собственном большом произведении сбылись. На суд московской публике была представлена опера «Воевода или Сон на Волге» на либретто Островского, она была оценена московской богемой как весьма недурственная. «Танцами» из «Воеводы» попросили подирижировать самого Чайковского, на что он сильно растерялся. При первом публичном появлении оказалось, что он не умеет ни кланяться, ни держать себя за пультом, да и оркестром управлять не умеет. Он нелепо держался левой рукой за бороду, как-то заваливался на бок, казалось, вот-вот его хватит удар и он упадёт в оркестровую яму. Впрочем, музыканты знали отрывок из «Воеводы» наизусть, и слегка посмеиваясь над незадачливым дирижёром, отыграли без запинки от начала и до конца.
Когда Чайковский вышел на поклон к публике, на нём не было лица. Он был в шубе, путался в её полах, мял в руках шапку и старался как-то боком скорее спрятаться в кулисах. Он пришёл в себя только вечером, и впоследствии всякая мысль о дирижировании вызывала у него приступы паники. Только в 47 лет он повторил этот опыт, дирижировав собственной оперой «Черевички» по мотивам «Ночи перед Рождеством» Гоголя. И то только потому, что на этом настоял брат Модест.
Опера прошла всего пять раз и была навсегда снята с репертуара. Из «Воеводы» сохранились лишь «Танцы сенных девушек» и «Антракт», они были напечатаны и изданы другом Чайковского Юргенсоном. Вся остальная партитура была уничтожена. Впрочем, Чайковский расчётлив и не расточителен, зачем что-то выдумывать, когда и в произведениях, обречённых на забвение, есть вполне ладные куски.
В свой следующий большой проект- оперу «Опричник» вошли материалы из провалившегося «Воеводы», куски из забракованной оперы «Ундина», а также текст Островского, перемешанный с либретто Лажечникова.
Таким же образом, он поступил со «Снегурочкой» взяв многое из «Ундины», «Гамлета» почти полностью скроил из своих старых материалов, а кантата на открытие политехнической выставки была во многом заимствована из своей же первой симфонии.
Чайковский словно ставил химические опыты, смешивая, выпаривая до нужного состояния. Порой его настигала неприятная мысль, он отрывал от партитуры кусочек бумаги, клал в рот и пережёвывал. Такая привычка преследовала его со времён работы в Министерстве юстиции.
………………………………………………………………………….
Диктор (ЗК)
В 1871-ом году на 200-летия со дня рождения Петра Великого была организована политехническая выставка. Её музыкальной частью был приглашён заведовать Николай Рубинштейн, но идеи показались устроителям выставки слишком дорогими. В итоге, получилось, что московским праздником стала руководить комиссия из Петербурга. Поэту Якову Полонскому был заказан текст, а саму кантату на эти стихи поручили написать Чайковскому.
Из письма Германа Лароша Чайковскому:
«Кантата, сказать правду, самая антимузыкальная, но ведь, во-первых, это для вас выставочная работа, во-вторых, захотите стать цеховым музыкантом, как Моцарт или Шуберт, и сумеете написать всё, что нужно, даже и при некоторых недостатках текста. В отдельных местах кантаты заключаются отличные картины, коими может воспользоваться музыкант с живым и впечатлительным воображением. Очень бы хорошо было, если бы Ваше высокоблагородие написали вещь щёгольскую в техническом отношении».
Когда Чайковскому назначался срок работы, он никогда не опаздывал и даже делал всё заранее. Текст кантаты он получил в конце января, и за 2 месяца, строго к 1-му апреля заказ выполнил. «Московские ведомости» описывают это событие так:
«В 2 часа пополудни, под навесом на Троицком мосту происходило исполнение кантаты, написанной профессором Петром Чайковским. Небольшая часть публики помещалась на стульях, расставленных на эстраде, остальная публика, бывшая в саду, не слыхала, говорят, ни одного звука. Для сидевших наверху также многое пропало вследствие рассеяния звука, поэтому публика не смогла составить понятия об этом произведении, которое судя по некоторым отрывкам и, по отзывам слышавших, его на репетиции, должно быть прекрасно».
Диктор (ЗК)
Из писем Чайковского: «Симфония, которую я заканчиваю, до такой степени поглотила меня, что я не в состоянии приняться за что-то другое. Это гениальное произведение близко к концу и как только будут расписаны партии, так сейчас и исполнится. Мне кажется, что это моё самое лучшее произведение в отношении законченности формы, качества, которым я доселе не блистал».
Все это время он пишет, пишет долго, много и даже не подходя к роялю, слушая музыку в голове. Болел, хандрил, боролся с ленью, но продолжал одержимо писать, пока музыка никуда не исчезла. Всё началось ещё в Каменке, когда он гостил у сестры Александры, тогда буфетчик Давыдов напел ему мотив «Журавля»- народной песни, теперь же песня становилась финалом знаменитой Второй симфонии.
Закутавшись в шубу он едет с новой симфонией в Петербург, ему надо доказать этому городу, своим учителям что он чего-то стоит, что он стал по-настоящему большим композитором. В Петербурге после исполнения симфонии взрыв восторга, Чайковского обнимают, пожимают руки рук, называют его первым музыкантом России.
В Москве симфония повторяется с ещё большим успехом. В её оркестровке Чайковский сделал изменения и тем самым богаче её украсил. Автора вызывают после каждого номера, устраивают пышные овации, а один раз преподносят лавровый венок и серебряный кубок.
Из письма Чайковского: «Симфония имела большой успех, и в особенности «Журавль» заслужил самые лестные отзывы. Честь этого успеха я приписываю не себе, а настоящему композитору означенного произведения- Петру Герасимовичу, который в то время, как сочинял и наигрывал «Журавля» всё время подходил ко мне и подпевал. Я уже больше месяца, не вставая сижу за работой: пишу музыку к волшебной опере Островского «Снегурочка».
……………………………………………………………………..
Диктор (ЗК)
Островского с Чайковским познакомил Рубинштейн, и тот сразу же предложил написать композитору музыку к этой пьесе. Малый театр капитально ремонтировался, спектаклей в нём с весны не было, и Большой театр принял сразу три труппы: драматическая, оперная и балетная. Актёров надо было чем-то занять, и инспектор репертуара придумал устроить в Большом театре феерию, в которой участвовали сразу же все артисты. Островский сразу же согласился помочь.
Весна в 1873 году была ранняя, и Чайковский трудился с необычайным увлечением, работал по вечерам, и за три недели написал объёмистую партитуру. Если учесть, что одновременно с этим он давал консерваторские уроки, а их в неделю приходилось 27, то работоспособности Петра Ильича можно было позавидовать. Премьера «Снегурочки» состоялась 11 мая, и хотя особого ажиотажа не вызвала, пришлась по нраву московским артистическим кругам. Николай Рубинштейн собрав после премьеры своих друзей, увёз всех на Воробьевы горы. Там на открытом воздухе, в цветущих садах, прямо на молодой траве они утроили пир горой. Разойдясь не на шутку, молодые композиторы купили для селян вина и сладостей, и уже затемно, при свете костра, все вместе пели народные песни и водили хороводы.
Диктор (ЗК)
В этом же году Чайковский напишет Романс, Концерт для фортепиано с оркестром №1 и симфоническую поэму «Фатум». И всех этих произведениях зашифрует одно имя. Дезире. Желанная.
Ей было тридцать лет. Примадонна итальянской оперы, дочь валторниста Парижской оперы Арто и ученица Полины Виардо. Некрасива, полна, с каким-то красным телом и лицом, увешана драгоценностями, но блестяще остроумна, находчива и самоуверенна в разговоре. Прием, оказанный ей в России, её поразил ее, как часто у её ног, оказывались московские купцы и музыканты. Чайковский после утренних уроков в консерватории и репетиций спешит в Большой театр, где выступает Дезире Арто. Как актрисе ей не равных, репертуар- дрянь, но как она двигается, как поёт… Чайковский, пожалуй, в первый раз чувствует какое-то волнение.
Он не стремится остаться с ней вдвоем, а если уж так получается, то говорит о музыке, о театре, о загранице. Он никогда не встречал таких женщин. В её повадках, в голосе, в чуткости сквозит что-то мужское. Она просит Чайковского аранжировать для нее «Черное домино» Обера, он сразу же соглашается. Посвящает ей не арию, а романс для фортепиано. Она слушает его с нескрываемым удовольствием. Чайковский в смятении, избегает ее, а затем, с букетом цветов, в цилиндре, в белых перчатках, едет объясняться.
Дезире Арто — необыкновенная женщина, ей хочется предаться, уже без возврата. Все его приятели женились и были счастливы, а у него совершенно полная гармония: музыка, общие взгляды, небывалое понимание. Это и есть счастье, обрести покой и остановить все эти позорные слухи, бегущие о нем по Москве.
Из письма Чайковского:
«Милый, дорогой мой папочка! Так как до вас, конечно, доходили слухи о моей женитьбе и вам, быть может, неприятно, что я сам о ней ничего вам не писал, то я вам сейчас объясню в чем дело. Мы воспламенились друг к другу весьма нежными чувствами и взаимные признания немедленно засим воспоследовали. Само собой, что тут возник вопрос о законном браке, которого мы оба с ней весьма желаем и который должен совершиться летом, если ничто этому не помешает. я привязался к ней всеми силами души, и мне, кажется, невозможно прожить без нее. Но, я, со своей стороны, колеблюсь пожертвовать для нее своей будущностью, ибо не подлежит сомнению, что я лишусь возможности идти вперед по своей дороге, если слепо последую за ней».
Ответ Ильи Петровича не заставил себя ждать: «Дезире, т. е. желанная, непременно должна быть прекрасна во всех отношениях, потому что мой сын Петр в нее влюбился.Сс такой особой, как твоя желанная, ты скорее усовершенствуешься, чем потеряешь свой талант»
После разговора о браке Дезире уехала на гастроли и вернулась из Варшавы почти через год. За всё это время Чайковский не получил от нее ни одного письма. Уехала его невестой, она вернулся замужней женщиной. Теперь её звали Арто-Падилья. Месяц спустя, после отъезда из Москвы она вышла замуж за известного баритона Мариано Падилью- и- Рамоса. Он был очень красив и, как говорили, глуп. Когда Чайковский слушал ее в том самом «Черном домино», которое он для нее обработал, он закрывался биноклем, чтобы не видели его слез. Самолюбие было ни при чём, плача, он испытывает острое блаженство. Ему хотелось встречаться с ней, опять посвящать ей музыку. Узнав об этом, Падилья намекнул Чайковскому, что это просто неуместно. Спустя 19 лет, они восстановят дружеские отношения, и в октябре 1888 года, Чайковский по просьбе желанной Дезире напишет Шесть романсов.
……………………………………………………………………
Диктор (ЗК)
Из Петербургской оперы не слышно ответа насчёт «Опричника», его самой совершенной оперы. «Опричника» принимают, но с ощутимыми сокращениями. Опера делает полные сборы в Петербурге, не сходит с репертуара в Киеве, ставилась в Москве. Но Чайковский мнителен и подозрителен, он тяжело переживает каждую сплетню, каждую кривую усмешку, каждый саркастичный отклик рецензентов.
Неужели и впрямь он писал эту музыку без мастерства, без стиля и вдохновения? Ему хлопают и хлопают, а он хочет скорее подальше от врагов, от друзей, от Москвы, навстречу тому чего ещё не понял, туда где его не ждут и не знают. В ноябре 1873 года Чайковский в сильном душевном расстройстве уезжает из Москвы из Москвы в Италию.
Позднее он напишет: «Нет сомнения, что если б судьба не толкнула меня в Москву, где я прожил 12 с лишним лет, то я бы не сделал того, что сделал».