— "Сэр Реджинальд" — ну надо же.
Молодой мужчина улыбнулся снисходительно и немного высокомерно, оттянув кончик пока еще короткой косицы. Его сестра закатила глаза, а друг скривился с еще большим отвращением.
— Если таким раздают рыцарские титулы, то где мой?
— Если таким, — в тон ему отозвался виновник торжества, — раздавали бы рыцарские титулы, то почему я еще не королева?
Девушка расхохоталась, вскинув острый подбородок и крепче приобняв Освальда Стоуна за руку. Тот, несмотря на демонстративное раздражение, не возражал.
Этот вечер они втроем, не считая родственников брата и сестры, в кои-то веки проводили в замке одной из многочисленных ветвей потомков Альпина, а не во второсортной забегаловке где-то в Эдинбурге. Реджинальд Томас Мак-Альпин, образцовый наследник рода, в очередной раз стал поводом для всеобщей, хоть и не подлежащей огласке гордости. Продвижение по службе, заслуги перед страной, титул...
— Если ты надуешься еще больше, то лопнешь.
Реджи, гордо расправивший плечи и с высоты своего не слишком выдающегося роста оглядывавший гостей, поперхнулся вином. Дженевра, любезно улыбаясь, протянула ему носовой платок.
Освальд, бывший частым гостем в семье друзей, среди такого торжества чувствовал себя не в своей тарелке. Непривычно. Почти неправильно.
Он никогда не строил на свой счет особых планов. Вернее, всерьез не строил. У него не было ни влиятельных родственников, ни замка, ни длинного носа, способного влезать во всякие неподобающие дела, словно так и надо. Все его богатство — талант, ум и воля, но у кого их нет?
Он смотрел на триумф лучшего друга, позволял обнимать себя за руку, слушал вполуха и думал. Если повезет, наставник порекомендует его нужным людям, и лет через десять он все же сделает карьеру. О такой песни слагать не будут, но учитель особенных детей ничуть не хуже колдуна-разведчика. А кое в чем и лучше.
Короткий взгляд на Дженевру остался незамеченным ни ей, погруженной в насмешливо-ворчливую беседу, ни ее снова надувающимся братцем. Последние месяцы Реджи — сэр Реджинальд, чтоб он и правда лопнул — редко возвращался домой, а когда удавалось — сидел над бумагами и своими зеркалами, то ли практикуясь в управлении силами, то ли никак не налюбуясь бледной с прозеленью физиономией. Дела, говорил он сам, работа на благо Великобритании.
Больше не было самодовольного хитрого задиры. Появился благородный рыцарь, у которого не осталось времени на родную сестру.
Джен страдала, но тихо. Она всегда понимала больше, чем хотелось, ждала, надеялась... Стыдно, но Освальд был рад.
Неделю назад, когда Реджи уже вернулся с новостью, она подарила Стоуну свое кольцо с выгравированной надписью. "Моему каменному рыцарю", — прочитала она вслух, прежде чем отдать.
Этот титул стоил всех тех, что могла даровать королева.
— Реджи, — буркнул Освальд, когда Дженевра отстранилась, чтобы как следует проучить братца, — осторожно, она разозлилась. И ты знал, что так будет. А раз знал, то зачем надел юбку?
Молодой рыцарь нервно встряхнул головой, отступая на шаг. Поправив наброшенный на плечо край кланового тартана, он вздернул нос, глядя на друга со всем возможным осуждением и высокомерием.
Не проняло.
— В ней ты не убежишь: Джен достаточно схватиться за нее покрепче, и ты опрокинешься, сверкая голым задом.
Виновник торжества улыбнулся. Подняв руку и какой-то неведомой магией удерживая сестру на месте без просьб и извинений, он все же подошел ближе и наклонился к уху Освальда.
— Ничего неподобающего я не совершу, — шепотом пообещал он, искоса поглядывая на родичей. Те — благодаря той же магии, не иначе — перестали оглядываться на молодых людей, погрузившись в свои разговоры. — Потому что я ношу нижнее белье — и это во-первых. Во-вторых, хоть не имею ничего против юбок, это килт, а оскорбления национального наряда я не потерплю. В-третьих, друг мой, у меня есть цвета моего рода, гордость горца и красивые ноги, но нет повода злословить, благодаря чему я не выгляжу завистливым идиотом. А теперь уймись.
Освальд вспыхнул от воротника рубашки до корней вьющихся русых волос. "Безродное крикливое ничтожество", значит? Вот как?
— Зато у меня есть Джен, — резко выдохнул он, расширив ноздри. Девушка, стоявшая в шаге от него, только охнула, яростно сжимая кулаки, но было поздно: — И к дьяволу все остальное.
Он сказал это слишком громко, иначе почему затихли гости? Почему обернулись?
Молчал и Реджинальд, переводя взгляд голубых глаз с друга на сестру и обратно. Молчал — но вокруг него пела стягивающаяся сила, гневная и... полная страха.
Дженевра действовала куда аккуратнее: пока брат не привлек с л и ш к о м много внимания, она закутала его двумя или тремя щитами — Освальд не понял. Он не видел их, но ощущал, как чувствуют жар от костра холодной ночью. Энергия эта была ему чуждой, но если друг решит драться... что ж, он готов.
— Мы не хотели тебе говорить так внезапно, — хрипло прозвучало над его плечом. Стоун с огромным трудом отвел взгляд; его запястье накрыла, вздрагивая, узкая ладонь. — Это должен был быть сюрприз.
— Нет.
Джен прищурилась, словно пыталась разглядеть мысли брата.
— Что "нет"?
— Все. — "Пламя", бившееся под щитами, разом опало. Реджи, однако, даже не вздрогнул, оставшись с переплетенными на груди руками и сжатыми в тонкую линию губами. — Никаких "мы". Никаких сюрпризов. Никаких "у меня есть".
— Ты не можешь мне запрещать! — рявкнула леди Мак-Альпин за долю секунды, как ее кавалер открыл рот. — Я не твоя вещь!
— Не моя и не вещь, но я говорю: "нет". Никогда. Ни-ког-да, — в отличие от нее тихо, почти шепотом повторил молодой мужчина. Он забывал моргать. — Запомни это и не заставляй меня делать... то, о чем я буду сожалеть.
Девушка, вцепившись в края своей накидки, дернула ее с нешуточной силой. Если бы не бледно-пшеничные с рыжиной волосы, она была бы похожа на брата, как отражение. И лицо одно, и характер один на двоих, даже сила...
— Поднимешь на меня руку, брат? Запрешь в высокой башне? А Освальда выставишь или удавишь на ближайшей сосне?
Стоун придержал подругу, всерьез представляя, как она при всей родне накинется на Реджи и будет бить и бить, пока тот не признает поражение и не благословит на правах старшего в семье... или даже просто не заткнется и будет надувать щеки молча.
Пальцы начали разжиматься.
Драки не случилось: Реджи с предельной осторожностью разбил щиты и дружелюбно растянул губы, отворачиваясь. Его короткое "поговорим наедине" было последним, что он соизволил произнести в следующий час. За это время Джен дважды уходила на балкон и возвращалась замерзшая и злая, не скрываясь греясь в объятиях Освальда. Брат демонстративно не смотрел в их сторону, и злость от этого только усилилась.
Неизвестно, что наговорил родичам Реджи, но десерт принесли в рекордные сроки, а съели его и того быстрее. Раскланиваясь с двоюродной тетушкой, пока ее сыновья вели старушку к лестнице, молодой рыцарь улыбался со всей любезностью, но стоило закрыть дверь, как со щелчком замка исчезла и улыбка. Вместе с сумрачностью наследника сумрак проник в зал. Обнимая Дженевру, Освальд Стоун даже подумал, что друг его не так бездарен в теневой сфере Искусства.
— Ну что, — уже без прежнего запала потянула Джен, прижимаясь к нему плотнее, — будешь вешать? Тогда сначала разбе...
Реджинальд с нажимом провел ладонью по нездорово-бледному лицу, громко вздохнув.
— Идите спать. Пожалуйста. Прямо сейчас.
— А...
— Не удавлю во сне и не скормлю псам. За кого вы меня принимаете? — усталый, оставивший маску невозмутимости для посторонних, Реджи ссутулил плечи и еще раз хорошенько растер лицо. — Освальд, хоть и первостатейная сволочь, наш друг. О том, в какую игру вы заигрались, поговорим позже, а сейчас идите в свои комнаты. У меня нет сил спорить.
Джен быстро вспыхивала и быстро остывала, а измученный вид брата и вовсе заставил ее послушно кивнуть. Стянув с плеча Стоуна край тартановой накидки, девушка быстрым шагом прошла до двери, поцеловала Реджи в щеку и вышла в галерею.
Ее возлюбленному не повезло отделаться так легко, хотя Освальд, прикинув, поцелуй обойдется ему дороже или нотация, охотно выбрал бы первое.
— Я запрещаю, — перехватил его за рукав Реджинальд, когда он, пытаясь прикинуться пустым местом, подошел к двери. Но на этот раз друг не пылал от злости. Все было гораздо хуже. — И прошу тебя как самого близкого после сестры человека: не позволяй себе с ней сблизиться. Ты убьешь ее. Я это знаю и знаешь ты.
Самодовольный наследник, рыцарь, слуга государства и прочее, прочее, не скрывал ни отчаяния, ни ужаса. Похоже, у него и правда закончились другие аргументы, раз он решил обратиться к честности и, черт побери, откровенности.
Освальд с лукавой полуулыбкой высвободил рукав и тронул друга за плечо.
— Я клянусь, что не причиню ей вреда. И Господом, и своими силами. Я буду очень осторожен. И не полезу к ней в постель, пока она сама не позовет. — Ухмыльнувшись шире, Освальд потрепал его за щеку, с умилением подумав, что однажды этот гордый и длинноносый носитель клетчатой юбки станет ему шурином и все же лопнет от злости. Возможно, даже не успев попробовать свадебный пирог. — Слово чести.
Сраженный такими вольностями Реджи замер, пыхтя от возмущения и пытаясь придумать достойный ответ. Его дожидаться не стали и, посмеиваясь, сбежали, оставив в полном одиночестве.
Когда дверь закрылась, молодой рыцарь издал невнятный звук, вдохнул... и зашелся в приступе кашля, выбивая засевшую в легких некромантскую вонь.