Связь

Игорь Коломыцын
     Я не сторонник тесных, неразрывных отношений. Однако и жизнь в гордом одиночестве мне тоже не по душе. Я с радостью пошел бы на отношения, в которых каждая из сторон оставляла бы в жизни друг друга элемент непредсказуемости, какую-то область свободы друг для друга… Возможно, это ещё больше сблизило бы нас.
     И, тем не менее, многие знакомства с девушкой заканчивались для меня всего лишь постелью на одну ночь, если до этого, конечно, доходило. О постели на одну ночь я, конечно же, говорю символически, иногда это продолжалось довольно долго, но что такое понятие «долго» -  оно субъективно и для каждого имеет свои условно определённые границы. Порою, девушки оказывались совершенно неуловимыми, иногда у меня самого не возникало никакой взаимности с новой знакомой, так, как будто не было ничего на свете, что хоть как-то могло бы связать нас. Тогда возникало чувство полной безнадежности и пустоты. Секс был актом извинения - маленького примирения, похожего на сеанс забвения в объятиях друг друга. Но чаще интимный контакт происходил сразу, спонтанно и только потом наступало разочарование. Мы и женщины, и мужчины словно бы искали наугад свою  пару таким образом - с головой бросаясь в новые отношения. Пока почему-то ничего не выходило. Но стоило ли отчаиваться раньше времени. Надо было как-то жить дальше, и мы снова и снова отправлялись на ночную охоту, чтобы убежать от подступающего отчаяния, влекущего за собой ещё боле ужасное, тотальное одиночество.
    С каждым следующим разом такое времяпрепровождение всё больше и больше грозило превратиться в привычный образ жизни. Не очень хороший. Вероятность нахождения своей пары все больше падала. Внутренний разлад ни к чему хорошему не мог привести, и с этим приходилось бороться всеми доступными способами.
    И я снова влюбился. Вы скажите синдром Дон Жуана. Но на этот раз я был абсолютно уверен, что попал в точку. Я ухаживал, как мог. У неё были белые, длинные, шелковистые волосы. Вёл я себе невероятно смело, потому что, казалось, что терять уже нечего и неизвестно выдержу ли я ещё один такой безутешный поход за настоящей любовью.
    Девушке я почти сразу же понравился своим напором и неуёмностью. Калиф на час. Пуп земли. К своему удивлению мы понимали друг друга с полуслова, мнения и мысли у нас были общими, у нас оказались общие мечты, и никто из нас не подумал, что это счастливое стечение обстоятельств может оказаться обычной западней. На радостях мы напились и отдались течению наших крепких, жадных тел.
    Утро было катастрофическим. Проснулись мы как по команде и внимательно уставились друг на друга, напряжённо припоминая, что же мы вчера ещё такого натворили. Во взглядах читалось неумело скрываемое отчуждение. А оно ли это, то самое подлинное чувство? А нужно ли было это наше сближение. Сомнений было предостаточно. Похоже, мы оба приготовились к прыжку, готовые в любой момент выскочить из постели и помчаться без оглядки, куда глаза глядят. Как стыдно. И более всего стыдно за то, что это опять было никчемное, ни к чему не ведущее совокупление и не более того. Я видел все эти переживания на её лице, словно в собственном отражении. Мы оба были прожженными натурами, которых стоило наказать. Почти не стесняясь собственной наготы, девушка вылезла из-под одеяла и предстала передо мной во всей своей беспечной красоте. И тут случилось самое страшное: из её пупа тянулся, скрываясь под одеялом какой-то змеевидный отросток. Я с ужасом отшатнулся: с кем интересно я провёл ночь в одной постели? Её взгляд проследовал за моим взглядом, и она сдавленно вскрикнула. Я схватил в охапку одеяло и с огромной брезгливостью отбросил его в сторону. Мой взгляд пропутешествовал от её пупа далее по пуповине и тут уже я испуганно, и одновременно удивлённо вскрикнул. Эта штука упиралась прямо в мой пуп. У некоторых людей пуп выступает несколько вперед, а у других утопает, но я не думаю, что это иногда толкает некоторые пупы на захват пупа принадлежащего другому человеку. Я понимаю, звучит это несколько нелепо, но нам было вовсе не до смеха. Однако спустя минуту чудовищного оцепенения девушка вдруг истерически захихикала, что заставило меня подумать - нормальная ли она вообще. Хотя, кто бы мог сохранять спокойствие и оставаться самим собой в такой ситуации? Девушка снова села на кровать, но мы все ещё продолжали молчать поражённые случившимся. В комнате странно пахло смешанными запахами. И снова как по команде мы начали трогать присосавшийся к нам отросток, пытаясь его отцепить. Он был мягкий и теплый на ощупь, а ещё очень эластичный, но никак не хотел отрываться. На нем была обыкновенная кожа, внутри он был твердым и упругим. На секунду мне показалось, что я чувствую не только свои прикосновения на этой штуке, но и моей соседки тоже. Однако касаний было так много, что разобраться было трудно. Мы перестали трогать, и, уставившись на меня с чуть не плачущим лицом, девушка призналась, что хочет в туалет. «Я тоже», - парировал я. И тут же добавил: «Пойдём!». Идти было нелегко - чрезмерное натяжения нашего большого общего пупа, доставляло не сильную, но довольно таки ощутимую боль. В туалете мы справляли нужду, отворачиваясь друг от друга и стараясь не создавать лишних звуков. Но такое иногда случается и в рядовой, не экстраординарной жизни. Например, когда туалет находится совсем рядом с тем жилым помещением, в котором находится ваш дорогой гость или вы сами, и в комнате, как назло, на какие-то долгие минуты зависает предательская тишина. Это ещё было терпимо.
      Но далее нас ждало совместное одевание. Честно говоря, я и так не люблю наблюдать за тем, как одевается девушка по утрам: небрежно, лениво, словно она не королева, а какая-нибудь горничная и как будто её не ждут там за дверью великие дела. Хотя я и сам-то не знал, как я одеваюсь по утрам, никогда не обращал на это внимание. А теперь нам пришлось наблюдать за этим процессом с удвоенной силой. Мы кое-как упрятали нашу неприличную связь под одеждой, между нами, и оказались связаны ею ещё теснее. В конце-то концов, и это пришло к своему завершению, но что было делать дальше. Мы спустились в кафе, внизу держась «под ручку» (и пугливо зажимая в руках эту несуразную часть каждого из нас), заказали себе кофе и принялись его молча пить с озабоченными лицами. Предварительно, усаживаясь друг напротив друга, мы распределили нашу дополнительную кишку под столом, благо у этого незаменимого предмета обихода была всего лишь одна ножка, распускающаяся внизу другими, более мелкими опорами.
     Так прошло десять-пятнадцать минут. Никто не видел, то, что спрятано под столом и так прочно связывает нас. Но мы-то об этом очень хорошо знали и, к сожалению, даже не могли предположить, куда нам идти из этого кафе дальше. Может быть, к хирургу, но как всё это объяснить. То, что не понимаешь сам. То, что вряд ли поймет кто-то другой, даже целый институт.
     И так, незаметно для самих себя, мы разговорились на тему этих животрепещущих вопросов. Мы выдвинули самое невероятное предположение - наши частые контакты с множеством людей, произвели в нас некое смещение генов, в результате которого наш первоначальный генофонд разбавился вмешательством других людей и поэтому мы обрели некие способности, выходящие за пределы человеческих возможностей, из-за чего, вероятно, и наши мутационные пределы несколько расширились. Но и это, казалось, не объясняет всего, что с нами произошло. Случившееся вызывало полную растерянность.
     И тут я подумал, что она ведь вовсе не плохая девушка, и я бы смог с ней прожить славную жизнь вместе. В порыве энтузиазма я вскочил, чтобы рассказать ей это удивительное открытие. Она среагировала на это заявление более сдержанно и спокойно. И тут  я заметил, что пуповина больше не привязана ко мне, она отцепилась. «Смотри!» -  радостно воскликнул я и быстро отошёл от стола. « Как ты это сделал?» - удивлённо и тоже радостно спросила она. «Я не знаю!» - смеясь, сказал я. Моя девушка тоже отпрянула от стола, но за ней упрямо потянулся, кажущийся теперь ещё более длинным, уродливый отросток. Она быстро спрятала его под стол и уселась сама с ужасом на лице и тяжёлым вопросом: «Что же мне теперь делать?» Я сел рядом и довольно спокойно, уверенным голосом стал разъяснять, что ничего страшного, это можно легко отрезать в больнице, и бояться тут нечего. «Но ты представляешь как это стыдно - соваться с таким в больницу?» - она достала кусок колбасного вида из-под стола и показала его мне с искореженным выражением на лице. «Да, я понимаю», - сказал я с напускной важностью в голосе, а сам вовсе не хотел ничего понимать, хватит с меня приключений, подумал я. «Лучше я принесу чего-нибудь выпить», - вежливо сказал я вставая. Я увидел на её лице гримасу невыразимой тоски и чуть приостановился в своем порыве встать из-за стола. Это здорово помогло нам, потому что пуповина снова приросла ко мне, она снова была на месте, словно никуда и не убиралась. Нас пронзило острой неприятной болью. Моя спутница вымученно, но довольно улыбнулась. А потом, вдруг, спустя минуту размышлений достала из-под стола свой, отсоединенный от нее конец отростка. «Как ты это сделала?» -  уже я удивлённо спросил. «Очень просто, я подумала о том, что ты всё же не плохой парень и не было бы ничего страшного, если бы я посвятила тебе и себе нашу оставшуюся нам, будущую совместную жизнь». «Так не говорят», - сказал я. «Зато думают», - уверенно ответила мне она и гордо вытянула наружу свой, весь покрытый плотной кожей, конец отростка. Раньше я почему-то не замечал, что обрыв конца, какой-то прозрачно невидимый, словно стёртый или замутнённый чем-то. «Что ж вместе, так вместе!» - восторженно сказал я, словно собираясь с духом, чтобы прыгнуть в ледяную воду, и мы оба резко встали и быстро отошли от стола. Это сработало. Теперь мы были оба свободны, на наших лицах отразились изумление и восторг, но вместо того чтобы обняться, мы как по команде без оглядки разбежались в разные стороны.

     Только на следующий день я опомнился от этого потрясающего все основы кошмара. Я не знаю, что делала соучастница этих невероятных событий, может быть, целый день ходила по магазинам или предавалась каким-нибудь другим простым, но очень успокаивающим радостям жизни. Пережить такое было нелегко. Целый день я думал о том, что это может быть такая новая болезнь, или что-то подобное, в этом же роде, какое-нибудь проклятие или просто сглаз. Я так и не пришел ни к каким выводам, и решил, что про это надо поскорее забыть. Но, как ни странно, у меня ничего не получалось: я всё думал и думал об этом. А к вечеру следующего дня я все же решил позвонить ей. На мой великодушный порыв ответом были короткие гудки - у неё было занято. «Да, как это глупо, -  подумал я, - что я задумал, из этого ничего и не должно было получиться». И вдруг в моей одинокой квартире раздался непривычно громкий звонок. Я взял трубку и услышал чьё-то едва слышное дыхание. «Привет!»  - вдруг дерзко произнесла она. «А я тебе только что звонил, но у тебя было занято», - заинтриговано произнес я. «Да? У тебя тоже», - ответила мне она. «Да ведь я же тебе звонил», - радостно сказал я. «А я тебе. Что ты хотел сказать?» «Я хотел сказать - давай встретимся! » Вдруг повисла долгая, пронзительная пауза. «Давай!» - наконец-то сказала она. «Что, я не слышу, плохая связь», - весело прокричал я. «Это ничего, - тоже громко прокричала мне она, - зато надежная!» Мы непринуждённо рассмеялись и как по команде отключили трубки - и только тогда связь оборвалась.