Наступающий вечер бывает разным. Задумчивым, как учебник философии, легкомысленным, как глянцевые картинки, домашним, как самый уютный халат, одиноким, как оставленный под моросящим дождем вазон с цветком . У Дины обычно вечера были похожи на конфеты. Вкус ощущался только до тех пор, пока жуешь дивную сладость, управляя красоткой Рыськой, поглаживая ручного зверя на просторах бесконечности, схватывая каждое слово или вдох милого Супермена. Стоило отвернуться, отвлечься на телефонный звонок или даже приготовление чая, конфета заканчивалась, обертка неприятно шуршала, напоминая о реальности. Но сегодня был особый вечер. И он, подобный на ласкающее прикосновение накатывающих волн, внушал предвкушение восторга. Всего-то пара фраз, от щелчка мышки нарисовавшиеся на мониторе:
« Буду в 7. Кстати, в каком городе ты живешь?»
Дина уже двадцать минут примеряла все имеющиеся в квартире платья. Летели в угол рваные джинсы и объемные майки. Шкаф, словно удивленный великан, с открытым ртом и выдвинутыми полками терпеливо наблюдал такую непривычную картину. Дина крутилась около зеркала, кривляясь, размахивая руками, выгибала непослушное тело. Тикали на стене бабушкины старинные часы, ловили обеспокоенные взгляды и приближали, приближали важное время. Отчего важное? Было ли дело в том, что Дина буквально утром решила предложить Арсению встречу в скайпе, или эта фраза о местоположении на карте что- то задело в череде однообразия? Неизвестно, да только вечер стал вдруг волнительным, как первый выход на сцену, бурным, как не прекращающийся ливень.
Оставалось только избавиться от кучи мусора на столике позади кресла. Эта часть комнаты обязательно попадет в фон… Дина снова оценила взглядом направление от камеры до стены. Схватила пакет, стараясь не испачкать уже надетое платье, принялась забрасывать туда обертки, крошки и огрызки.
Что способно пылающее сердце сотворить из активного или ленивого мозга? Одно и то же. Чудо.
Дина сидела у монитора, губы дрожали в волнении, рука дергала мышку, заставляя растерянную Рыську бросаться из стороны в стороны, замирать в самый неподходящий момент и вдруг начинать прыгать на месте, вздымая ворох волос выше головы.
Да, волосы беспокоили… Ежик, сделанный когда-то в протест миру, отрастал, конечно, но, даже сейчас, так творчески зачесанный и покрытый кучей средств из всех найденных в доме баллончиков, не мог сравниться с русской косой.
Дине казалось, что Арсения это обязательно расстроит.
Зашумело в наушниках, Дина замерла. И если бы уши могли говорить, они бы в этот момент обязательно крикнули: « Да, говори же!». Знакомый голос с нотками нежности, оттенки и силу которых Дина определяла уже инстинктивно, успокоил уши:
- Рыська, детка, ты здесь? Так… Шел, мешал все, как буран, И было б горько, когда б ее не знал… Да, сегодня что-то не в рифму. Ну, что творишь?
- Я… Да, как обычно.
- Ясно, а я работал немного, дела кое- какие решал.
- Я тоже. Тоже ходила по делам, потом уборкой занималась.
- Рыська, так ты еще и хозяйственная! Я правильно женился.
- Перестань,- Дина вспыхнула, так до конца и не определив, приятно ей это или нет, добавила тихо, о том, что волнует,- а что за вопрос ты мне задавал в сообщении?
- Да, конечно! Где ты живешь? Может быть скоро сорвусь с места, почему бы не в твой город.
-Правда? Ты приедешь? Возьмешь и приедешь? Я живу в Гомеле. Я встретила бы тебя! В любое время! Мы бы гуляли по парку. У нас классный парк! И кафе там есть!
Арсений? Арсений?- Дина замерла, перестала дышать, уже тихо, неуверенно, касаясь губами микрофона, проговорила с едва заметными паузами,- Арссенниий…
Это слишко далеко для него? Да, нет, конечно, он испугался такой жуткой реакции. Как можно было так глупо себя вести?! Все, все испортила… А потом бы он еще увидел мои волосы! Дина дернула себя за макушку, с волос упал шлейф дерзкой косметики, проскользнул в глаза. Они заслезились, и позволили расплакаться еще с большей страстью.
Арсений ругнулся, суетливо скользящей мышкой все еще пытаясь оживить вдруг потухший монитор. Комната посерела, погасло все возможное на столе и под столом. Посидев пару минут в полной тишине, Арсений вдруг вскочил, засуетился по комнате. Вновь что-то отправляя в карманы, медленно надел куртку, замер, о чем- то задумался, потом быстро застегнул молнию под самый подбородок и быстро вышел из комнаты.
Прохладный осенний полумрак, как наблюдающий зверь, шуршание сухостью под ногами, как знак тревоги, тропа , удаляющаяся от горящих окон в тишину, как испытание. Арсений шел быстро, широко вышагивая, напрягая слух и мышцы. Небольшой заброшенный завод, который, кажется, никогда не был действующим, больше походил на карточный домик из перехлестывающихся плит, прохудившихся и обсыпавшихся выемок, с глубокими зияниями вместо окон. На территории, словно кубики, рассыпанные куски бетона, кирпичи и детали от машин, дополняли обстановку полного запустения и покоя. Еще одно место,- не очень популярное, не очень приятное.
У небольшого костра, опершись о спящую на боку кабину трактора, сидел Кошак в окружении пары помощников. Увидев Арсения, все втроем встали, что-то тихо произнесенное главарем снова взорвало нездоровый хохот.
- Ну, Супермен, ты справился?- Кошак подошел вплотную к Арсению, почесывая порванное ухо.
- Конечно, - Арсений почувствовал, как в горле предательски першит, голос плашмя тормозит и не желает, как положено, вылетать наружу. В паузе сглотнув, сконцентрировавшись, Арсений облегчил ему путь , продолжил громко, - я готов, пора что-то делать… город в запахе козла, просит- ты проветрь меня.
- Чего?- Кошак напрягся, чувствуя в непонятном наборе слов угрозу.
- То, что теперь ты будешь меня слушаться. Ясно? Полностью! Иначе- убью! Я позвал сюда друзей из города. Такие тебе и не снились в страшных снах.
- Я не понял?
Арсений не стал ждать, пока мозг Кошака обработает информацию. Со всего размаху ударив противника, он шагнул вплотную к скорчившемуся от боли телу, вцепился в него и опрокинул на землю. Все произошло в мгновения. Опешившая свита не успела еще подскочить, а Кошак, проглотивший первый приступ боли, почувствовал сидящего на нем Арсения и увидел направленное дуло пистолета.
Арсений кричал громко, интуитивно стараясь напугать тоном, превратившимся в звериный рев. Но, казалось, Кошак и не слышит ничего, недвижимо лежа на иссушенной земле, раскинув руки, только глядит,почти не моргая, на поблескивающее в свете костра оружие, а порванное ухо с металлическими кольцами заливается краской.
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2015/09/01/1280