Глава двадцать четвертая

Серафим Олег
Зима – лето 1993. Городок
Энциклопедия индийских верований разъясняла, что mаyа – иллюзия, череда перемен, многообразная, переходящая.
Золотые слова переписал на альбомный лист красным фломастером и пришпилил над рабочим столом. Потому, что моя Майя будто сошла с пожелтевшей букинистической страницы.
Как и предполагал, зимняя оттепель в наших отношениях обратилась весенним похолоданием, а затем – летней мерзлотой. Наученный прошлым опытом, я не сильно удивился, хотя сердечный Пьеро порою ныл и подначивал разобраться в банальном вопросе: зачем я ей нужен? Демон ему вторил, однако подходил с обратной стороны: зачем она мне нужна – раскрытая, изведанная, – когда вокруг столько таинственных и неизведанных? Гном советовал не обращать на соседей внимания, потому как Майя весьма положительная девушка и единственный претендент на роль спутницы жизни. Тем более – маме нравиться, а мне так не хочется  огорчать маму.
Впрочем, после Майиного отъезда с каникул я не очень этим заботился, поскольку меня ждали нетронутые, вкусно пахнущие книги, приобретенные на сэкономленные по случаю пребывания в больнице деньги.
Тогда, еще по советской традиции, лечили бесплатно. Перед отъездом из Киева я совершил паломничество по известным книжным магазинам и лоткам, на всю наличность накупил Блаватской, Безант, Рерихов, Папюса, брошюр по астрологии, спиритизму и хиромантии. Вот где было раздолье моему ущербному уму, пораженному бациллами мистицизма!      
Зимние каникулы прошли, началась рутинная школьная жизнь. Лишенный прав по случаю идеологического несоответствия, я отчитывал несколько уроков и возвращался домой к отложенным на самом интересном месте книгам. Ночи превратились в эзотерические штудии, дни – в ожидание ночей. Тогда о Майе не думал. Так прошел январь, февраль и март.
Порою размеренную жизнь нарушали летние нимфы и фавнята, которые приходили в гости по старой памяти. Я им не особо радовался, но и не гнал. Закрывшись в келье, мы затевали подобие летних игрищ, периодически разваливая кучей-малой многострадальный диван.
Напитавшись их беспокойной радостью, я забывал о мытарствах и жалел о минувшем детстве. Следуя рецептам Папюса, колдуя ночами над ретортами (одолженными у Химички), я пробовал изготовить эликсир молодости, чтобы хоть на миг возвратиться в то время. Эликсир не получался – где в Городке взять кожу льва или совы, или засушенный пенис коалы, которые значились незаменимыми ингредиентами?
В ходе особо резвых жмурок-угадайок, мои употевшие гости снимали зимние свитера, рейтузы, колготки, превращались в голоногих козлят, которые с визгом и гиканьем носились по квартире в поисках особо недоступных мест для пряток. Однажды, столкнувшись с такой растрепанной нимфой в коридоре, мама задала мне порядочный нагоняй, после которого визиты юных друзей отменил, пообещав возвратиться к нашим играм потом, когда потеплеет, в лесных чащах.
В середине апреля, наполненная оккультизмом и детским визжанием, зима подтаяла. Весна вдохнула новые надежды, однако Майя оставалась Майей. После двухмесячного отсутствия она наведалась в Городок. Ко мне придти отказалась, к себе не звала. Когда вытащил Майю в парк, легонечко намекнул о незабываемых новогодних праздниках, та недовольно хмыкнула, упрекнула «одним на уме» и добавила, что ТАКИЕ отношения, тем более – ТАК ЧАСТО – возможны между женихом и невестой. Мол, понимай, как знаешь. Я-то понял, да только когда те «жених с невестой» случаться, а жить хотелось сейчас.

Юрка самодовольно покректал, отхлебнул принесенного баночного пива.
– На Земле, парниша, идет вечная война между мужским полом и женским. А на войне – как на войне. Военные действия предполагают что? Противоположность целей воюющих сторон, их враждебность друг к другу. Ты же служил, должен знать.
Я кивнул, вспомнил недавний разговор с мамой.
– Наше дело правое: охмурить и отыметь, а их – захватническое: привязать и женить на себе. При этом, женские победы означают мужские поражения. И наоборот. Понимаешь?
– Складно у тебя выходит.
– Складно, потому что это правда жизни. Истина во языцех, – как ты умеешь говорить. Знаешь, какая самая главная женская тайна, в которую они не хотят посвящать мужчин?
Я покачал головой. Он откуда знает?
– Для баб взаимоотношения с мужиком гораздо важнее, чем наоборот, – заговорщицки процедил Юрка. – Просто они вслух об этом не говорят. И для того, чтобы привязать к себе мужика, они идут на разные хитрости. Женщина – это паук, который расставил сети, а мужчина – муха, которая в эти сети попадает. Потом женится на «пауке». Но, – Юрка помахал пальцем, – в сетях паука оказываются мужчины с мозгами мухи. Понял? Учись, студент!
– А любовь? Бывает же… – попробовал возразить я. Уж очень у него однозначно выходит.
– Тебе сколько лет? – Юрка посмотрел на меня, как на блаженного. – Любовь бывает в шестом классе, когда им портфель просто так носишь. Хоть я и тогда не просто так носил – пока шли, умудрялся в кустах потрогать.
Юрка одним глотком доцедил пиво, отставил жестянку на столик, смачно отрыгнул.
– Умеют  же буржуи пиво делать, скажи.
– Пиво как пиво. Не горчит.
– Не горчит… Деревня! – добродушно сказал Юрка. – Это же «Калтенберг».  Самый шик. Знаешь, сколько стоит?
Я покачал головой, разглядывая пеструю баночку.
– Много стоит. Но, для тебя не жалко.
Юрка поднялся с дивана, потянулся, окинул меня сострадательным взглядом.
– Ладно, кончай хандрить. Я недавно с киевляночками на дискотеке познакомился. Пошли, оттянемся – сразу Майку забудешь.
– Ты же говорил, что она станет моей женой.
– Мало ли что я говорил, – хмыкнул Юрка.