А кто это был?

               
       В нежном возрасте я переболела всеми детскими болезнями: коклюшем, корью, ветрянкой, дизентерией  и даже скарлатиной.  Зато потом, подрастая, стала забывать про всякие болячки. Когда пошла работать, мне было стыдно, что люди бюллетенят,    чихают и кашляют, а я один период 10  лет  подряд ни разу в больницу не обращалась. Но пришло и мое время. И сразу что-то  ненужное  в организме  образовалось, что надо было срочно удалить.

       Я, совершенно не представляя, что такое операция (практически),смело    надела  белые бахилы и косынку, суровую серую от многочисленных стирок рубашку до пят, улеглась на каталку и покатила. Отделение было на первом этаже,а операционная - на втором. Слава Богу, лифт  работал, а то бы медсестрички пупы надорвали, таща меня на второй этаж.

        С первого  взгляда в операционной мне понравилось:  вверху ярко светят лампы, отражаясь в белом металле, вокруг чистота, масса каких - то медприборов - больших и маленьких, врачи в масках на лицах и резиновых перчатках на руках. Тихо и торжественно. И вот  тут - то меня  обуял страх. От судорог в животе я начала болтать. Но мне сделали укол и закрыли рот  маской. Я отключилась.

       Пришла в себя в реанимации. Хотелось пить и петь песни.  Медсестры  мочили губы мокрой ваткой и разрешали  мне без  умолку болтать. Как  только наркоз отходил,  я снова «сдувалась», мне делали  очередной укол и боль, как  трусливый заяц  убегала, чтобы через  некоторое время  вновь  вернуться злым волком. Но помогали «умные», не очень, конечно, полезные лекарства, и мне было вновь хорошо и покойно.

       Наконец  срок пребывания в реанимации  закончился, и меня
передислоцировали в палату, где уже лежали такие же страдалицы, как и я. Все стонали  или охали. Мне тоже стало грустно и больно, но пришла медсестра и вколола  морфий. Я заволновалась:  «А наркоманкой я не стану?».

       -Не волнуйтесь, - засмеялась она,-наркоманы  кайф ловят от наркотиков, а мы обезболиваем вас. Это разные вещи.

          - Таня, - позвали девушку,- и она убежала, а я почему - то  стала думать о том , какая она красивая, как от неё хорошо пахнет лекарствами и чистотой.  И белый халатик, и белая шапочка удивительно шли к её черным волосам и карим  глазам.

         Но вот прошел день,  и наступила ночь. Мне поставили еще укол, и я спокойно уснула. Не знаю, сколько  прошло времени, но проснулась от того, что  Таня аккуратно  трясла меня за левое плечо:

          -Больная,- прошептала она, - повернитесь на спину: сердцу тяжело.
 
          И тут я почувствовала, что действительно  мне не хватает воздуха.
          
          Сделав так, как рекомендовала медсестра, я вздохнула всей грудью и тут же уснула  вновь.

         Прошло какое-то время, и Таня  вновь разбудила меня:

         - Больная,  поменяйте позу.

         И я вновь почувствовала  тяжесть во всем организме и еле отдышалась, прежде  чем вновь уснуть.

         Утренние  процедуры  пришла в палату делать  дородная,  лет  50-ти, с темными усиками над губой, тетя в зеленом халате. Она балагурила, веселила  нас,  а сама быстро и ловко делала свое дело. Больные называли её тетей Полей. Дошла очередь до меня, и я спросила:

         - А  где  Таня?

         - Иванова,  что ли?  Так она сегодня не дежурит,- охотно ответила  тетя Поля.
         - А ночью?

         - И ночью я дежурила. Говорю же тебе, что у нас график: сутки дежурим,  двое отдыхаем. Так что Таня будет только завтра.

         Я ничего не сказала словоохотливой и доброй медсестре, только очумело  подумала: « А кто же приходил тогда ко мне ночью?»

         Увы, это остаётся тайной до сих пор...