Ждать условного сигнала от Ушана пришлось три дня. За это время Ермолай подыскал пришельцам у своей родни привычное для обитателей города платье, проинструктировал отроков, как вести себя на улицах, чтобы не выделяться из толпы, его жена подучила их здешнему говору и повседневным обычаям. Гридя, а иногда и Родимир, знакомили детей компьютерного века с основами фехтования боевым оружием жителей Солнечного края. Лёля не отходила от Бабани, удивляя старую целительницу и ведунью быстротой, с которой усваивала и запоминала тайны и тонкости искусства врачевания, и умением воздействия на больного. Бабаню поражало, как быстро и мощно начинают действовать заговоры, заклания, заклинания и молитвы, произнесённые этой ещё крошечной женщиной. Она поняла, что Лёле под силу привести в действие такие слова, которые подвластны только избранным Небом и Высшими силами, слова, которые позволяют перенести себя или кого-то намеченного в одно мгновение в нужное ей место, или защитить себя и друзей своих от воздействия чужих колдовских заклинаний. И Бабаня взяла чудо-девочку под особую опеку, рассказала Сыну и Ермолай о необычной, не до конца изведанной силе девочки, не знающей об этом, и поэтому пока беззащитной, и наказала мужчинам оберегать девочку, как собственную зеницу.
По истечению трёхдневного срока Ушан повёл Родимира, Варяга и Потапа в заветное место, раздав попутчикам лукошки, будто они отправились в лес по грибы. Лёлю Бабаня не отпустила, обоснованно считая, что это слишком опасно. По этой же причине оставили дома верного Рама, оберегать девочку, которая, как никто, понимала собачьи раздумья, радости и тревоги.
Ушан долго вёл мальчиков по лесу без тропинок и каких-либо видимых ориентиров. Путь был лёгкий, без приключений, но долгий. Наконец, когда закатное солнце стало терять силу, налетел вдруг, зашумел ветер, вихрь, размахивая ветвями, переплетая их, срывая листья, хвою, веточную мелочь, поднимая мусор с земли и швыряя в лица пришельцам, принуждая остановиться.
И они остановились. Ветер тут же угомонился, воздух очистился и из чащи бесшумно появился молодой человек, с красивым строгим лицом, и было что-то в его ладной фигуре, в движениях, грациозно звериное, кошачье, готовое к прыжку.
– Приветствую тебя, Мурмур, мы пришли с миром, – сказал Ушан, отвешивая положенный поклон.
– Гой еси! Будь здоров и справедлив, Ушан! Ты про этих отроков говорил Старцу? – спросил Мурмур, внимательно рассматривая мальчиков, их неизвестные причёски, белые не тронутые загаром настороженные лица.
– Это они, Мурмур.
Парень внимательно огляделся по сторонам, проверил небо над головой, долго прислушивался, принюхивался и, удостоверившись, что никого нежелательных нет, повёл гостей в темноту елового леса.
Ведатель принял их в маленькой недавно срубленной избёнке со схимнической обстановкой, то есть обстановки никакой не было. Вся мебель состояла из низкого топчана, застелённого свежескошенной травой, стола и двух лавок и скамьи вдоль длиной стены. В свободном углу облицованный цветной галькой прыгал, лопоча, бурунчик родника, и ручей убегал под стеной наружу. На стене на кованом гвозде висела глиняная кружка, в углу доска, с изображением какого-то тёмного лика. На печи, сложенной из необтёсанных камней, склеенных глиной и закопчённых, стояли два горшка.
Мальчики во все глаза рассматривали легендарного человека – да и человека ли? – ведающего знаниями и тайнами, недоступным обычным смертным. Старый, немного скошенный на левый бок, высокий, как Родимир, мужчина, с изрытым глубокими морщинами худым лицом, с длинным тонким носом, рассматривал долгожданных гостей запавшими под брови острыми, задумчивыми глазами, светлыми, как вода. Он был совсем не седой, как представлялось. Вьющиеся, в отличие здешних мужиков, коротко стриженные жёлтые борода, усы и волосы делали его похожим на шкипера парусного барка, а не на волшебника. Однако Мурмур и Родимир между собой почтительно называли его старцем
Мурмур вышел. Варяг и Потап во все глаза глядели на человека, на которого хорошие люди возлагали столько надежд. Вот что поведал мальчикам Ведатель, вовсе не считая их мальчиками, и даже юношами. Он разговаривал с ними, как с мужчинами.