История, о которой пойдёт рассказ, произошла со мной несколько лет тому назад в небольшом городе на юге Германии, где я и проживаю до настоящего времени. После открытия границ внутри Евросоюза, в город зачастили группы (по 5-6 человек), занимающиеся попрошайничеством. Не могу назвать их нищими, ибо не похожи они на тех бедных старушек, которые, в пору моего далёкого детства, ходили по домам и дворам с мешочками за плечами и подавали им сердобольные граждане – кто кусок черного хлеба, кто чёрствую булочку... Нет, сегодняшние европейские попрошайки преимущественно люди молодые и одеты они не в дырявые лохмотья, а довольно прилично. Пожалуй и я хожу в ненамного лучшей одежде, разве, что почище.
Попрошаек в Германии можно разделить на две группы – местных немцев, их называют «Obdachlose», т.е. бездомными, и приезжих, как правило из юго-восточной Европы, цыганской или румынской внешности (впрочем, последних довольно трудно отличить друг от друга). Так вот, «Obdachlose» - это своего рода повзрослевшие и постаревшие «панки», любители побродить по белу свету. Скитаются они со спальными мешками, рюкзаками, нередко с собаками, для которых, собственно говоря, и собирают подаяния, а для себя они в открытую не просят (собственное достоинство не позволяет), ночуют на улицах, а питаться ходят в пункты, специально организованные для таких бездомников почти в каждом городе.
Приезжие попрошайки, цыганско-румынского происхождения, своего достоинства похоже не имеют или не показывают его, поэтому и не стесняются стоять на улицах на коленях с унылым выражением на своих лицах и просительно заглядывать в глаза прохожим. Бросишь им монету (уж конечно не кусок хлеба!) и они бормочут, что-то в ответ непонятное – то ли благодарность, а то ли к чёрту посылают, кто их знает. Примечательно, что своих «Obdachlose» полиция иногда гоняет, а вот приезжих попрошаек обходит стороной – ну, как же, бедные восточно-европейские родственники и с каждым годом их всё больше и больше, вот уже и Украина примкнуть к ним рада...
Я редко подаю им, а точнее – не подаю вовсе, потому, как не верю в их острую нужду. Нищим старушкам из моего детства верил, а этим – нет! Как-то смотрел по местному телевидению передачу об этих попрошайках – у них же целая «попрошаечная» индустрия налажена! Привозят их утром организованно «старшИны», расставляют по «точкам», а потом забирают под вечер и так несколько недель, сняв «урожай» в одном городе, перебираются в другой и т.д. За день попрошайке сердобольные немцы несколько десятков евро накидают, в месяц кругленькая сумма набегает, за которую я в прошлом полный рабочий день должен был вкалывать. Нет уж, дудки, не получат они от меня ничего, пусть улицы идут подметать да общественные туалеты драить, как это делают в Москве гастарбайтеры...
К слову сказать, ни разу не видел, чтобы мои соотечественники, братья-славяне, в Германии подобным способом, т.е. стоя на коленях, себе зарабатывали; на гармошках порой играют и песенки поют, но это ж искусство, уличный театр, за это и денежку кинуть им не жалко...
Но вот однажды на одной из улиц, по которым я обычно ходил, направляясь в детсад за моим четырёхлетним внуком (а ходил я за ним не часто, когда родители уж очень попросят), на глаза мне стал попадаться попрошайка – не скажу, что старик, но мужчина уже в возрасте, с проседью в густой чёрной копне волос на голове и бороде. Был он худым (про таких говорят – сухожильный), коричнево-смуглым и сидел на коврике, по татарски скрестив ноги (не стоял на коленях!), медленно перебирая сухими коричневыми пальцами чёрные чётки в руках. Голова его была всегда опущена и он не поднимал её, и не смотрел просительно мне в глаза, когда я проходил мимо, чему я собственно говоря был и рад. В тарелке для подаяний, стоявшей на коврике, обычно сиротливо лежали несколько медных монеток, что и не удивительно – улица была почти безлюдной. И это вызывало у меня недоумение, ведь в нескольких десятках метров отсюда находился оживлённый городской «бродвей», где урожай монет был бы гораздо богаче. Но, наверное его устраивало такое положение дел, может ему сам процесс нравился, а не результат.
Проходил я мимо него не раз и ничего в поведении мужчины не менялось – всё так же неподвижно и безучастно сидел он, будто глубоко погружённый в свой, доступный только ему одному, внутренний мир. Но как-то раз пришлось мне возвращаться пешком назад по этой улице вместе с внуком. Обычно, садились мы с ним возле детского сада в автобус, на котром и добирались до нашего дома, но в этот раз, из-за строительных работ, автобусная остановка была закрыта и пришлось идти на другую остановку.
Увидев мужчину, внук с детской непосредственностью звонко, как мне показалось на всю улицу, закричал:
– А, почему этот дядя сидит на земле и, что он здесь делает?
– Не кричи так, он ждёт, когда ему подадут монетку, – одёрнул я ребёнка.
– Дед, давай дадим ему монетку! – загорелся внук.
Ну, что тут поделаешь, как говорится, чем бы дитя не тешилось... и я нехотя достал кошелёк, и стал выискивать в нём мелочь, но внук нетерпеливо сунул свои пальцы в кошель и, схватив первую попавшуюся монету, бросил её в тарелку. Увы, это оказалось полноценная монета в два евро, не забирать же её назад. Мужчина, безучастно сидевший до этого с опущенной головой, неожиданно поднял её и широко улыбнулся внуку, блеснув при этом золотым зубом во рту. Вот, что и требовалось доказать, скептически подумал я – не на пропитание они попрошайничают, а на золотые зубы себе и повернувшись к внуку, раздражённо буркнул:
– Мороженого сегодня тебе не будет, денег у нас теперь нет.
Неожиданно мужчина поднял свою руку, широко раскрыл ладонь и на ней, как из воздуха у фокусника, оказался, так называемый «Киндер-сюрприз» – шоколадное яйцо в блестящей обёртке, полое внутри и в нём обычно находятся миниатюрные пластмассовые фигурки животных или машинок, или иные какие-либо детские безделушки. Такие шоколадные яйца продаются в любом продуктовом магазине за пятьдесят центов.
Мужчина протянул ладонь с «сюрпризом» внуку и тот конечно проворно схватил его.
Лично я не приветствую, когда незнакомый мне человек дарит сладости внуку, тем более, что в Германии принято спрашивать разрешение у родителя, если кто-то хочет чем-то угостить ребёнка. Но пришлось смириться с этим, не отбирать же у внука это несчастное шоколадное яйцо...
Не успев переступить порог дома, внук принялся разворачивать «сюрприз», затем сломал скорлупу шоколадного яйца, но вместо пластмассовой фигурки вынул из него туго свёрнутую бумажку, развернул её и...это оказалась купюра достоинством в двадцать евро. Я почувствовал себя несколько уязвлённым – получить двадцать евро от попрошайки, пусть и с золотым зубом, пожалуй, как щелчок по носу.
– Нужно будет вернуть эти деньги дяде, наверное они ему и самому нужны, - сказал я, разглядывая купюру.
– Нет, это мне подарили, мы с мамой пойдём в детский магазин, и я куплю себе большую машину, – безапелляционно заявил внук.
Что ж, тогда завтра придётся вернуть ему деньги из моего кошелька, решил я.
Но, по ряду обстоятельств, появился я вновь на этой улице лишь дня через три и мужчины на ней уже не было, да и остальные попрошайки исчезли, похоже перебрались они в другой город. Вот такая приключилась история.
Впрочем, по трезвому рассуждению, – то, что в «Киндер-сюрпризе» оказались деньги возможно чистая случайность и мужик с золотым зубом тут и не причём. Фирмы иногда вкладывают, так называемый бонус, в одно, какое либо своё изделие и широко оповещают об этом, чтобы привлечь покупателей. Правда, о бонусах в шоколадных яйцах я никогда не слышал, но кто его знает...
А по-поводу самого мужчины, жена моя мудро заметила, что пожалуй не был он рядовым попрошайкой, а был их старшим, поэтому и не особенно интересовали его собственные сборы, главное – чтобы подчинённые "зарабатывали".