Трезвая вусмерть богема стекалась в белый зал, прохаживалась между белых стульев, целовалась в щечку и хотела квасу по три копейки.
- Ах, Лидочка, - говорила женщина трижды бальзаковского возраста, - я не уверена. Я ни в чем не уверена. Алексей звонил и предлагал уехать к нему, переждать, но, Лидочка, - как же я брошу Бориса? Провезти кота через границу - это такая проблема, что вы себе даже не представляете.
Тощий мальчик с полным собранием сочинений Бродского в глазах, достал из черного портфеля стопку блокнотов. Их количество было равно количеству богемы в зале и предназначено для записи цитат конкретных людей. Мальчик суетливо открывал их, стараясь задокументировать всю окружающую его мудрость.
В зал внесли мощи известного писателя Г. , по совместительству президента Всемирного клуба рухляди и заведующего лавкой по прокату ветоши. Все зашушукались. Появление Г. вызвало легкий переполох - с утра сообщили что он сдох, удавившись шампиньоном. Г., впрочем, признаков жизни не подавал, но несшие его уверяли что он в отличной форме. Его отнесли к креслу председателя, усадили, тщательно перемотав липкой лентой, чтоб писатель Г. не расшиб лоб о стол.
Тем временем, Потная Майка взялся за неблагодарное дело - познакомить между собой одно яйцевых близнецов, не подозревавших о своем родстве. Хотя их дрыщеватое сложение, тоненькие симулякры усов под длинными носами и затертые льняные рубашки должны были пролить истину на свет с первых же минут встречи. Жены их изумленно переглядывались, но лишних вопросов не задавали, слабо разбираясь в мире богемы.
Богема низшего уровня обступила еще одного известного поэта А. и по очереди целовала ему руку. Известность он получил в начале 40-х, но отнюдь не стихами, а тем что ввел тренд среди поэтов зачесывать остатки волос на плешь. Мода эта вскоре охватила весь богемный квартал и принесла поэту А. мировую, в рамках квартала, славу. Он вальяжно покачивался на белом стуле, добродушно улыбался, вытирая обслюнявленную руку о шиньон престарелой поклонницы и читал экспромтом стихи о бликах в глазах любимых.
Потная Майка, устав знакомить близнецов, погасил канделябр и зал погрузился во тьму.
На белой стене началось прямое включение из Москвы. Бородатый пенис в очках сокрушался что международная ситуация не позволила ему быть вместе с богемой сегодня. Богема плакала, слушая его. Их надежды быть высеченными на берестяных грамотах таяли на глазах. Закончил пенис шансоном, исполненным под аккомпанемент варгана. Женщина трижды бальзаковского возраста трясла тощего собирателя богемного фольклора и рыдала:
- Ах, Женечка! Я так больше не могу! Я брошу все. Брошу Бориса и уеду!
Воспользовавшись эмоциональным моментом, плешивое светило из третьего ряда, метнулось утешать группу школьниц заранее отрепетированным фокусом с оголением члена и перекатыванием слюны из одного уголка рта в другой. Школьницы не реагировали, но светило было настойчивым и одна из школьниц сдалась и показала ему грудь.
И тут произошло худшее. Семейная чета почтенных исследователей раннего Пушкина обратила внимание на мои ноги.
- Святой Тютчев! Посмотрите на эту грязь между пальцев!
Я попытался спрятать ноги под стул, надеясь что его белизна скроет пыльный налет на пятках, но было слишком поздно. Богема вскочила со своих мест и гневно затопала.
- Ату его! Ату!
Пригнув голову, я бросился прочь из Белого зала. Вслед мне летели рифмы о закатах и рассветах, мечтах и любви, березках и родине, сизых воронах и крыльях чаек. Но где им догнать меня - порождение 90-х?