Начало (Вместо предисловия) - http://www.proza.ru/2015/08/10/1315
Предыдущая страница - http://www.proza.ru/2015/08/26/1623
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
Вечером первого дня Виктор под покровом ночи сходил в магазин за продуктами. Выпив водки, он, наконец, спокойно уснул до утра. Во второй день опять его одолевали сомнения и различные рассуждения. А потом снова в его голову полезли воспоминания о его детстве, проведенном во времянке-землянке при керосиновой лампе, и строительстве нового дома, которое длилось три года на скудную зарплату его мамы-санитарки.
______________
Когда Виктор поел, его потянуло на сон. Он набрал холодной воды в тазик, который поставил посреди своей комнаты, чтоб не так сухо и не так жарко было, пошире открыл окно и прилёг на диван. На удивление к нему быстро пришёл сон, который и помог скоротать время до вечерней прогулки в магазин.
А вечером, когда уже стемнело, но супермаркет, который когда-то был гастрономом, ещё работал, Виктор одел ветровку с капюшоном, чтоб труднее было его узнать, сходил в магазин, купил кое-какие продукты и, самое главное, бутылку водки. Перекусив всухомятку и выпив грамм триста водки, он с перекурами часа два тупо смотрел телевизор, пытаясь понять суть какого-то сериала, а затем уснул младенческим сном без сновидений, — по крайней мере, на другой день утром он не мог вспомнить ни одно из них.
Сходив в туалет и умывшись, он опять задумался.
И что же теперь делать? С одной стороны, что делать с поступившим предложением — принять или отклонить, а с другой — что делать целый день и до средины ночи?
Виктор чисто механически достал из-за стола ведро с картошкой и урну для мусора, взял картофелину и начал её чистить. В голову ничего не приходило — ни по одному, ни по второму вопросу. По-видимому, он ещё толком не проснулся, решил Виктор, откладывая раздумья на потом.
Обчистив и порезав три картофелины, Виктор привычно плеснул постного масла на сковородку, высыпал туда с разделочной доски узкие полоски сырой картошки, зажёг спичкой газ и придвинул на него сковородку. Солить сразу не стал, помня материно наставление, что картошка становится хрустящей, если её солить только в конце жарки.
Затем полез в холодильник и достал пару свежих огурцов из десятка тех, которыми угостила его бабушка — соседка по квартире, когда приезжала с дачи, чтобы оплатить коммунальные услуги.
Пожарив картошку, поев её с огурцом прямо со сковородки и попутно выпив бутылку пива на похмелье, а также выкурив сигарету, Виктор снова хотел было обдумать, что ему делать. Но, как и до еды, ему опять в голову ничего не приходило подходящего. Возможно, теперь действовал другой закон, о котором Виктор где-то вычитал, будучи ещё курсантом, и который гласил, что по мере наполнения желудка мозг человека пустеет.
Тогда он достал сборник кроссвордов и углубился в отгадывание слов. Первое, что ему попалось на глаза, это слово из шести букв, в котором подряд идут три буквы «е». Виктор долго ломал голову, но так и не придумал такого слова, поэтому плюнул на этот кроссворд и подумал, что если не везёт человеку, то не везёт во всём, даже в мелочах.
Потом вспомнил, что ключом от входной двери он пользуется резервным и что нужно было бы найти мастерскую и сделать дубликат ключа, а резервный положить на место. Но, опять-таки, не хотелось бы лишний раз где-то светиться, а такую мастерскую он видел только на рынке, где наверняка есть люди бандитских крышевателей. Пришлось и это дело пока отставить.
Виктор ещё пошлялся по квартире, не зная, что делать. После развода с женой и переезда в этот город он был занят в основном оформлением различных документов, прописками, постановками на всякие учёты, что связано было с сидением, а чаще со стоянием в бесконечных очередях. Также купил здесь кое-какую необходимую мебель, после чего остался, как говорят, на полной мели и занимался обустройством своего жилища.
Так длилось больше двух месяцев, но по завершении всех этих переездных и переходных процессов Виктора всё больше и больше раздражало его безделье. К нему он не привык. Поэтому он пару раз дёрнулся в попытках найти себе работу, но нормально и вовремя оплачиваемой должности не нашёл, а на заводах, где месяцами не платят зарплату, он даже не пытался её искать.
Перекурив на кухне и пошатавшись по комнате, он опять прилёг на диван и через некоторое время в голову опять полезли воспоминания...
После войны в их селе почти не осталось мужиков. Да и в соседних сёлах обстановка была не лучше. Ни один мамин ровесник или чуть постарше парень, с которым она была знакома до войны, и который мог бы стать её мужем, не вернулся с фронта.
Таким образом, после окончания войны мама Виктора вместе с себе подобными стала перезревшей невестой, а ко времени демобилизации отца — вообще старой девой около тридцати лет. В этом возрасте и в этой ситуации женщины беременели от рослых подростков или от женатых мужиков. Лишь бы не остаться пустоцветом и не коротать остаток жизни в полном одиночестве. Поэтому после войны было очень много матерей-одиночек.
Мама была, конечно же, привлекательной женщиной для отца Виктора, демобилизовавшегося почти к концу 40-х годов. Но она была старше его на шесть лет, поэтому мать отца и его двоюродная сестра, образно говоря, грызли его каждый день и упорно противились его женитьбе на маме. В результате за него сосватали какую-то подругу этой сестры, которая жила на хуторе, имела отца и считалась достаточно зажиточной. А мама в тридцать один год родила Виктора и вырастила его без мужа.
Когда-то дед Виктора во времена НЭПа на склоне купленного у помещика, который после этого бежал то ли в Канаду, то ли в Австралию, клочка земли построил времянку, наполовину похожую на землянку. Собирал брёвна и доски на строительство нормального дома. Но когда началась коллективизация и голодомор, все эти стройматериалы были проданы или обменяны на продукты, чтобы спасти семью от голодной смерти. Хотя, конечно же, смертей избежать так и не удалось. Но кто бы мог подумать, что мать и бабушка Виктора проживут в этой землянке при керосиновой лампе аж тридцать долгих лет, а Виктор — десять своих первых лет!
Виктор помнил, что с малых лет, как только он начал себя осознавать, для него игрушек как бы не существовало, что мама копила деньги на новый дом. Как только накапливалась нужная сумма, и появлялись иные возможности, мама покупала и привозила то брёвна, то столбы — зачастую бывшие в употреблении, то какие-то доски, то окна — опять же не новые, то ещё что.
Наконец летом того года, когда Виктор должен был пойти в школу, бабушкин младший брат из соседнего села привёл трёх подтоптанных мужиков, и те начали строить дом, точнее, обыкновенную украинскую хату.
Виктор был несказанно рад, поскольку в их доме кроме топора, граблей, двух лопат, двух тяпок и двух ножей никакого инструмента больше не было, а тут мужики принесли мужские инструменты — различные пилы, фуганки, рубанки, рейсфедеры, стамески. Виктор крутился возле них, спрашивал их названия, назначение, приёмы работы.
Один раз и он удивил строителей — из длинной ровной лещины вырезал метр, по дециметрам сострогал кору с этой палки и химическим карандашом сделал надписи. Он хотел помочь строителям, поскольку их метры были металлические, складные по дециметрам, и они каждый раз при разметке брёвен то раскладывали их, то складывали. По мнению Виктора, им нужен был не раскладной метр, а сплошной, поскольку он был бы удобнее.
Когда он дал мужикам свой метр, они спросили, чем он его мерял — ихним метром или спичечным коробком. Виктор ответил, что ничем, и что он не знал, что метр можно отмерять ещё и спичечным коробком. Когда один мужик померял деревянный метр своим раскладным метром, то оказалось, что метр Виктора был длиннее настоящего метра всего на пять сантиметров. Вот это всё вместе и удивило мужиков — как семилетний мальчик, который ещё не учился в школе, мог сделать и разметить метр без всяких инструментов, то есть на глаз, да ещё так точно.
Мужики начинали работу, когда Виктор ещё спал. Затем в восемь часов утра мама звала их на завтрак. Обычно ели свежий суп и что-либо ещё — сало, яйца, помидоры, огурцы. За едой выпивали по стограммовой рюмке самогона. Больше им водки не давали — за этим строго следил брат бабушки. Затем они курили самокрутки с махоркой, а один — нюхал какой-то душистый табак и потом долго чихал. Брат бабушки ни водки не пил, ни курил, ни табака не нюхал. И только после всех этих процедур мужики шли работать.
Обед у них был с часу до четырёх дня. Точнее, собственно обед длился с полчаса, во время которого они ели борщ и кашу или картошку, а также выпивали по две рюмки самогона. Затем у них был, как говорят, тихий час. Они ложились в тени деревьев прямо на траву, подложив кто пиджак, кто сумку под голову, и спали.
Вот это время для Виктора было самым драгоценным. Он тихонько брал пилу, молоток, стамеску и шёл подальше в огород за строящимся домом, чтобы его не было видно и слышно отдыхающим. Выбирал обрубок нетолстого брёвнышка, отпиливал сантиметров двадцать, делал надпилы под кабину и колёса и начинал молотком и стамеской аккуратно скалывать и выдалбливать лишнее, формируя себе игрушечную грузовую или легковую машину. Иногда его гоняли мужики, говоря, чтоб не портил и не тупил инструменты. Но брат бабушки всегда за него заступался, хотя и не настаивал на даче инструментов мальцу.
Ужинали строители не спеша с семи до восьми вечера, выпивая теперь по три рюмки самогона. Может, кто хотел и больше, но дедушка левой рукой — правая у него была полупарализована с войны — хватал бутыль с самогоном и уносил со стола. Ведь он как организатор или бригадир отвечал перед их жёнами и детьми за их благополучный приход домой.
В первый год только разметили место, закопали сохи и сделали остов крыши. А в простенках встроили по три поперечных жерди, поскольку они четырёхгранными концами вставлялись в соответствующие пазы в сохах, и позже их было бы вставить невозможно.
Дом содержал две комнаты, кухню, сени и чулан. И только через несколько лет после окончания строительства дома к нему пристроили ещё и небольшую веранду. Общий размер дома был примерно пять на восемь метров.
Когда делали разметку длинных брёвен, то строители мелом натирали длинный шнур, прикладывали сбоку бревна, держа с двух сторон в натянутом положении, затем слегка его оттягивали и, отпуская, щёлкали по бревну. На бревне отбивалась ровная меловая линия. Виктор с удовольствием наблюдал, как работают мужчины, поскольку до этого он больше видел труд женщин, и был очень счастлив, если все мужики были заняты делом, а ему доверяли на другом конце бревна подержать шнур. Так он чувствовал свою маленькую значимость и причастность к строительству своего нового дома.
Затем он смотрел, как тешут эти брёвна. У плотников лихо это получалось. Они ставили ноги по обе стороны бревна и рубили сбоку по меловой линии. Часто отваливались ровные полосы длиной до метра и более. Иногда их преднамеренно обрубали, чтобы они были короче. Виктор также уже знал, что для рубки брёвен или дров используют один вид топоров, а для тесания — другой. Топоры для тесания были легче, с полукруглой кромкой и очень острые. Виктор так и не решился брать в руки эти топоры, чтобы не разгневать их владельцев.
Зимой, в первом классе, уже не имея нужного инструмента, Виктор копался под снегом, доставал длинные отходы от тесания брёвен, которые случайным образом не угодили в дрова, и делал из них лыжи. Они были плохо загнуты спереди, из-за чего Виктор постоянно падал, но ничего другого для зимы у него больше не было. Из-за строительства дома мама Виктору не покупала ни санок, ни лыж, ни баяна, о котором он грезил с малолетства, ни каких-либо других вещей, которые были у детей более зажиточных семей.
Но, несмотря на это, Виктор её очень любил, понимал, что в данной ситуации обижаться или, тем более, требовать для себя игрушек нельзя. Кроме того, у всех его друзей во всей ближайшей округе родители работали в колхозе и каждый день, особенно летом, были на работе с раннего утра и до позднего вечера. Мама же Виктора работала санитаркой в больнице по графику: день, на другой день в ночь, а затем два дня выходных. Получалось, что её дома не было только один из четырёх дней, поскольку в ту ночь, когда она работала, он спал, как и все дети, и её видеть не мог, даже если бы она была дома. Таким образом, в отличие от других своих сверстников Виктор гораздо больше времени проводил со своей матерью, чем они. Она ему рассказывала сказки, кормила, рисовала рисунки и его учила рисовать, а немного позже — играла с ним в карты.
Во второй год сделали стены и чердак, а крышу покрыли толью — чем-то типа плохенького картона, пропитанного смолой, который продавался большими рулонами в хозяйственном магазине. При этом в простенках между жердей сначала вертикально вплетался сухой камыш, чердак жиденько зашивался досками, — на большее не хватало денег, — между которыми были просветы по полметра, а затем и чердак закрывался слоем камыша. Только после этого начиналось самое главное действие — создание замеса из земли и соломы и замазывание вальками из этой смеси стен и чердака.
В своём детстве и когда много лет подряд после окончания школы Виктор приезжал в своё родное село, то ещё был свидетелем остатков общинной жизни, когда крупные дела типа заливки фундамента, постройки дома, сарая, погреба выполнялись по воскресеньям сообща или, как говорится, всем миром близлежащей части села. Так и у Виктора дома в тот день привели пару лошадей для создания замеса, лошадь с бочонком для привоза воды, и пришло человек сорок или пятьдесят — их никто не считал — для помощи в постройке дома.
Сначала сделали замес из чернозёма с соломой. Это обычно делалось на лугу или возле двора недалеко от постройки. В усадьбе Виктора по бокам жили соседи, сверху — крутой холм, а снизу — фактически болото. Поэтому замес сделали прямо в огороде рядом с домом. Для этого в центре замеса становился человек, который держал в руках вожжи и хворостину, а две лошади ходили по кругу, подгоняемые этой хворостиной. По пути следования лошадей лили воду и сыпали солому. А лошади копытами всё это перемешивали до однородной массы, из которой люди потом делали вальки — земляные лепёшки по пару килограмм. Глубина же замеса составляла до пятидесяти и более сантиметров.
В дальнейшем кто-то работал на чердаке, закрывая вальками камыш, многие лепили стены с обеих сторон, кто-то готовил обед. Виктор очень надеялся, что ему разрешат возить лошадью воду с близлежащей речушки. Но ему такое дело ещё не доверили, чем очень огорчили. Воду возил соседский парнишка, который был лет на пять старше. Поэтому Виктор со своим другом были старшими, куда пошлют, — что-то подать, что-то принести или отнести, кого-то позвать или передать на словах.
В очередную зиму дом стоял со стенами и крышей, но без окон и дверей, а самое главное, без печки — не смогла мама их приобрести или сделать на скудную зарплату санитарки. И только в третье лето вставили окна и повесили двери, сложили печь и грубу, а также заштукатурили глиной и побелили стены. К концу лета маленькая семья Виктора из трёх человек, наконец-то, и к великой радости всех перебралась из землянки в дом. В тот год Виктор закончил третий класс...
Виктор встряхнул головой, освобождаясь от нахлынувших воспоминаний. Как давно это было, но как свежа была память, как будто это было лишь вчера...
Остаток дня Виктор посвятил разгадыванию кроссвордов и просмотру телевизора. Вечером он решил никуда не ходить, лёг спать рано и на удивление уснул быстро.
***
Следующая страница - http://proza.ru/2015/08/28/1763