Николай первым вошел в палату и сделав пару шагов в недоумении застыл, во все глаза глядя на своего сына, свернувшегося калачиком на просторном диване. Сиделка услужливо подложила ему подушку и накрыла тонким одеялом в белоснежном пододеяльнике, на фоне которого раскрасневшееся лицо мальчика выглядело точно эскиз Валентина Серова к знаменитой картине.
Следом тихо подошел Симонов и встал рядом, положив руку на плечо товарища в надежде, что тот не решится учинять разборки. Тишину, уже привычно сопровождаемую монотонными звуками медицинских приборов, нарушали лишь мерное посапывание спящего, да грустные вздохи дежурной довольно пожилой медсестры. Она с откровенным сочувствием взирала на вошедших мужчин и не решалась заговорить.
- Ну, видишь сам. Все в полном порядке. Пусть уж Вовка спит до утра, а там и видно будет..- прошептал товарищ и попытался развернуть Николая к выходу.
- Все хорошо... Не стоит беспокоится... - откликнулась в полголоса сиделка.
Она встала на удивление легко со своего кресла и подошла к кровати больной, чтобы еще раз проверить капельницу. Взяла блокнот и что-то там стала записывать, внимательно глядя на показания приборов. Такое впечатление, будто она давала возможность мужчинам пообщаться, не отвлекая на себя их внимание. Однако, те, наоборот дружно повернулись в её сторону и всем своим видом демонстрировали озабоченность, не доверяя вовсе пишущей что-то и зачем-то сиделке. Она вроде смутилась и будто оправдываясь прошептала, боясь разбудить спящего мальчика:
- Знаете ли, старая привычка. Не научилась доверять новой технике... Да и нашему американскому доктору будет проще поутру разобраться как прошла ночь у Вашей жены...
Мужчины переглянулись и враз направились к Вериной кровати. Она в эти минуты была как будто и не похожа на себя. Если внимательно приглядеться, то на спокойном лице кроме обычного безучастного выражения можно было уловить чуть заметные маленькие складочки в уголках бледных губ. Казалось, что еще секунда... и она им улыбнется. Николай сел на стоящий рядом стул и низко наклонился к жене. Ему даже показалось, что он уловил мерное отчетливое дыхание, как если бы любимая просто крепко спала.
Он взглянул на сиделку и, превозмогая колотившееся в бешеном темпе сердце, как можно более спокойно, спросил:
- Есть изменения? Что Вы скажете?
- Врачи не зафиксировали. Но мне, как человеку, проведшему у постелей тяжелобольных всю свою жизнь, тоже, как и Вам, Николай Александрович, видится явный сдвиг в лучшую сторону.
- Да?! - хором выдохнули оба посетителя, но, очевидно, слишком громко, так как спящий Володя глубоко вздохнув, перевернулся на спину и резко выдернув одну ногу из-под одеяла, вытянулся во весь рост.
Все трое замерли. Но ребенок не проснулся, продолжив тихонько посапывать.
- Уже половина третьего, уважаемые. Может быть вам пора по домам? - довольно строго спросила вдруг медсестра, встав в ожидании, когда мужчины, наконец, покинут палату.
Николай поцеловал жену нежно в губы, посмотрел долго и внимательно в её лицо и не найдя никакой самой малой реакции, тяжело встал и кивнув Симонову, направился на выход. Уже открывая дверь, бросил взгляд на спящего сына и в первый раз за все долгие бессонные сутки улыбнулся.
Всю дорогу в машине не проронил и слова, чему был несказанно рад его шофер. Офицер также, как и он сам, неимоверно устал за эту муторную и беспокойную смену. Андрюха уехал отсыпаться. Ему же так хотелось подумать об увиденном в клинике преображении Веры, но стоявшее перед глазами родное лицо будто взывало к терпению и надеждам на наступившей уже новый день. Что за события он принесет его семье?
Даст ли Господь хоть какой-просвет в этой чертовой безысходности, что накрыла в последние месяцы всех дорогих его сердцу людей? Это были последние мысли перед тем как усталый и неумолимый сон свалил его с ног.
Он проснулся, когда солнце вовсю светило сквозь небрежно задернутые тяжелые шторы и понял, что в доме сейчас совершенно один. Странная и непривычная тишина звенела в ушах. На часах без четверти два пополудни. Голова легкая, как воздушный шарик. Очень хочется жрать.
Спустившись вниз, выглянул в окно. Его так называемый шофер прогуливался между кустов малины и ежевики, время от времени срывая редкие уцелевшие ягодки. "Тоже, поди, не кормленым остался"- пронеслось в голове. Хозяину дома не привыкать просыпаться в одиночестве последнее время. Если честно, не совсем, конечно, в одиночестве, поскольку охранники шныряли всегда где-то рядом. Но в доме сейчас он один. Прилично заполненный огромный холодильник не давал оснований унывать по поводу нормального завтрака. Давненько не подходил он к плите!
Переворачивая в сковороде аппетитные кусманы свежайшей ветчины, уже предвкушая плотный смачный завтрак, услышал телефонный звонок. Выругался, как полагается, и сняв сковороду с огня, подался на поиски айфона.
- Выспался?! - услышал довольно кислый голос Симы.
Предчувствуя нехорошее продолжение, сообразил ответить, что спит и не раньше, чем через час сможет понять о чем, тот хочет с ним перетереть, бросил аппарат на диван, нисколько не беспокоясь о его, телефона, целостности.
Уже разделив с приставленным к нему полу-охранником, полу-шофером обильный поздний завтрак, вышел на залитую солнечным светом террасу и закурил, усевшись в свое любимое кресло. Думать не хотелось вообще ни о чём. Где-то в глубине сознания, отметив мельком, что и жена, и сын в надежных руках ( здоровячка Шадида не пустили на порог клиники, оставив охранять парадный вход), он отринул совершенно все соображения и догадки о предстоящих в этот день своих действиях.
Чтобы ни случилось, но он должен быть спокоен и не забегая в мыслях о возможных неприятностях, надеяться на Провидение. Пусть там, наверху, на Небесах, рисуют его линию Судьбы. Он примет все с достоинством. "Надо быть сильным духом!" - теперь он не только верил деду Николаю, - теперь он это знал!
Когда в его кармане завибрировал телефон, он уже был совершенно готов к любым событиям. Уверенность в том, что его собственный сверх-одаренный во всех смыслах сын на самом деле заслуживает того, чтобы к нему прислушиваться, сотворила чудо. Да, разве ж не чудо?! Впервые за долгие годы, проведенные вдали от обожаемого деда, которому он доверял без оглядки, Николай полностью осознал всю нетривиальность родственных взаимосвязей. Теперь он не просто предполагал, но был абсолютно уверен, что взаимодействие между людьми не ограничивается материальным миром.
Те связи, что издавна называют духовными, определяют все, что случается в реальности. И, ежели, прислушиваться к собственной интуиции, к тому, что говорит не разум, а сердце, можно не просто заглянуть в будущее, но, что еще более важно, - можно знать КАК ДЕЙСТВОВАТЬ в той или иной сложной ситуации. И он теперь знал. Четко и недвусмысленно. Уверенность эта превосходила все, что он когда-либо испытывал. Он осознал, что и в жизни, как и в схватке на татами, побеждает тот, кто уже победил противника свой силой духа. Он чувствовал, что вот и настал тот миг, когда отныне его одолеть в этой жизни никто не сможет. Именно он теперь есть победитель!
И вовсе не от самовнушения или трудных размышлений пришло теперь это ощущение ПОБЕДЫ. Он еще ночью, глядя в лицо любимой женщины, почувствовал невероятную мощь её поддержки, явную и неодолимую энергию, исходящую от исхудавшего и обездвиженного тела, энергию такой силы жизни, что может смести на своем пути целые вселенные.
Эта, едва заметная тень улыбки, словно пришедшая из другого, более совершенного и чистого мира, вселила в него новое, не испытанное никогда ранее, чувство огромного превосходства собственных благородных устремлений над тяжкими, вязко-злобными и корыстными энергиями чуждого ему гипер- эгоизма людей, которые обладали земной властью, но не имели и сотой доли сил, что исходят только от Любви и Света Небесного.
Раньше него самого эту силу и Свет, проливающийся на них от Творца, почувствовал ребенок. Он на порядок тоньше и глубже ощущающий связь с Ним, вырвался из оков обыденного существования и, увлекаемый этой мощной Силой, ринулся к матери, чтобы соединить воедино всю огромную энергию их семьи, объединившись с могучим духом деда Николая. У ребенка хватило хитрости сказаться больным и, получив поддержку и Любы, и араба охранника, воссоединиться в реальности с истинной своей духовной семьей!
Сиделка рассказала о тех минутах, когда Володя, быстро подошедши к кровати матери, обнял её и заговорил:
- О, мамочка! Конечно, я услышал как ты звала меня! Теперь я здесь! С тобой! Дедушка старенький мой давно с тобой.. я это знаю. Мы все вместе теперь будем помогать папочке. Мы с тобой, мамочка, очень сильные в нашей Любви! Мы теперь отдадим папе нашу силу, чтобы он побеждал плохое и злое. Вот и дедушка улыбается... Ты видишь? А я теперь буду с тобой. Тетя здесь тоже добрая. Она нам тоже поможет...
Николай видел слезы в глазах медсестры, когда та пересказывали ему события ночи. Он понял всю важность происходящего. Рад был, что и Люба на каком-то интуитивном уровне поняла, что ребенка надо оставить на ночь с матерью. Она не возражала эдакой его "прихоти" и удостоверившись, что Шадид, как верный воин, не допустит никаких недоразумений, довольно быстро согласилась оставить их и уехала домой.
Телефон звенел не переставая.
- Да! Теперь слушаю тебя, Сима!
- Нет времени уже все объяснять, Колька! Мне завтра улетать. Отстранили. В Африку гонит контора! До отлета найду возможность переговорить. Желаю мужества! Стой, брат, на своем! За тобой приедут. Не дрейфь. Вызывает на разговор генерал. Слушай меня! Пока рукопись в английском банке, они ничего не смогут сделать, ни с тобой, ни с Вовкой! Понял?!
Николай задал другу вновь свой главный вопрос:
- Сима! Ответь мне! КТО?!!
- Прости, Ника... Честно, - не знал... Новая секретарша. Контора устроила. Твою заставили уволиться... Прости...
* * *
Переступив порог просторного помещения с несколькими сотнями ящиков и внушительным металлическим столом посередине, генерал несколько растерялся, судя по его вытянувшемуся лицу, упавшему на массивный второй подбородок, да выпученным рыбьим глазам и без того базеточного характера. Он сделал вид, что не впервой оказался в подземном хранилище европейского банка, хмыкнул как-то двусмысленно и с сердитым, вмиг нахмурившимся мясистым лицом, обернулся на клерка, закрывающего увесистую решетку входа.
Как только тот скрылся в соседнем помещении, резко повернулся к Николаю и, не меняя неестественной серьезности физиономии, процедил сквозь зубы:
- Приступайте...
Николай видел трудно скрываемый отблеск счастливого предвкушения резкого повышения в должности в бесцветных глазах генерала под редкими белесыми ресницами и думал: "Неужели этот черт не боится остаться с ним наедине и не допускает мысли, что я в одну минуту могу прикончить упыря?" Он почти готов был это сделать, изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость. Однако, прекрасно понимал всю ответственность происходящего в эти минуты. Уж ежели самого генерала вынудили полететь в Лондон и присутствовать при вскрытии, то...
Когда увесистый металлический ящик банковской ячейки оказался на столе, пузо генерала раздвоилось, вдавленное светло-бежевой рубашкой, резко выпраставшейся из-под черного цивильного пиджака с треском оторвавшейся пуговицей. Вдавленный в край стола живот явно мешал дотянуться до короба; после тщетной идиотской попытки не увенчавшейся успехом, он проворно обежал вокруг и рискнул еще раз ухватить тяжелый короб, поставленный Николаем в самый центр стола. Но...
Чтобы не довести гэбэшного вояку до инфаркта, он подтянул ящик к нему поближе и, сделав по возможности печальное лицо, отстраненно произнес:
- Прошу прощения...
Когда толстяк достал слегка дрожащими руками содержимое, тщательно завернутое в мешковину, и осторожно положил на край стола, Николай замер, предвкушая замечательную картину. Он думал о том, что его дорогой дед сумел поставить "на рога", алчущую бессмертия, верхушку власти их огромной страны и сделал это безукоризненно красиво!
- Сука! Мать твою! Это еще что такое?!
Вопль генеральский заставил вздрогнуть, как ни пытался Николай приготовиться к ожидаемой реакции, трясущегося от вожделения служаки. Автоматически встал в боевую стойку, но расслабился, поняв, что этот толстяк скорее рухнет в обморок, чем кинется выяснять с ним отношения на кулаках.
В его откровенно трясущихся пухлых пальцах подергивался сверток с обнаженным краем серебряного оклада иконы. Побагровевшая физиономия и искривленные в гневе тонкие губы выражали крайнюю степень удивления, крепко замешанного на желании проломить череп, стоящего напротив невозмутимого мужика.
- Это что-о-о?!! - эхом разнесся очередной вопль - укатаю в асфальт, мразь!!!
- Это наследство моего уважаемого деда. Между прочим, заслуженного деятеля... - начал было говорить наследник, но подпрыгнувший с необыкновенной проворностью толстяк, затряс свертком перед самым носом.
- Какое наследство?! - чуть сбавив обороты, прохрипел генерал.
За решеткой показалось обеспокоенное лицо клерка от удивления не находившего слов.
Николай отступил на шаг и совершенно спокойно добавил:
- Кроме иконы, если Вам, генерал, угодно, в свертке имеется и достаточная для покупки трешки где-нибудь в Марьино сумма. На пластиковых картах.
- Главного мне сюда!!! Где директор банка?!
Металлический край оклада зазвенел, крепко ударившись о стол.
- Простите, господин генерал, но Вы не у себя в России! - попытался осадить наследник ученого, который сумел предусмотрительно положить свое наследство в две ячейки английского банка.
Испуганный клерк скрылся, оставив их вдвоем в запертом снаружи помещении. Неожиданно включилась громкая связь и они услышали размеренную спокойную английскую речь. Николай узнал голос помощника директора.
- Что?! Я не понимаю!!! Мне подменили ячейку!!! Требую разъяснений! - орал генерал, будто хотел докричаться из глубокого подвала до верхнего этажа огромного банка.
Через минуту они услышали приятный женский голос и русскую речь:
- Руководство банка просит наших уважаемых клиентов сохранять спокойствие и объяснить причину недовольства..
Генерал, казалось, еще больше разошелся, услышав эти слова. Он начал совершенно невообразимо ругаться матом вперемешку с одним и тем же вопросом "Где рукопись?!". Поняв через пару минут, что надо остановить свой красноречивый поток возмущений, примолк.
В динамиках раздался все такой же спокойный и приятный женский голос:
- Господин Николай Александрович Звягинцев имеет в нашем банке, что является одним из самым уважаемых банков Европы, только одну ячейку, содержимое которой полностью не доступно ни нашему персоналу, ни кому-либо из других клиентов.
В это время клерк открыл дверь и с явной опаской протянул генералу, что безвольно развалил на стуле свое пышное тело, подносик со стаканом воды.
Николай наслаждался великолепной картиной генеральского унижения, поругивая себя слегка за неумение прощать людские пороки. Он просто наслаждался ситуацией. И в который раз вспоминал слова деда о том, что не Господь наказывает за мерзкие поступки, а сам человек и куда сильнее, чем это можно себе представить. Он никогда не забудет недавнего своего визита в кабинет генерала и его недвусмысленные угрозы в свой адрес. Они его прижали к стенке? Они его хотят раздавить как клопа вонючего? Им не жалко будет и ребенка? Ну-ну...
Он подошел к обмякшему генералу, что пролил изрядное количество воды на свой живот, пытаясь унять бившую его дрожь, и молча протянул на раскрытой ладони белую таблетку валидола. Его переполняли смешанные чувства удовлетворения, некоторого беспокойства за своих близких, оставшихся в Москве, и откровенной печали по поводу своего согласия принять предложение Шейха Мохаммеда. Но, все-таки, в этих противоречивых чувствах превалировала подлинная, откровенная гордость за своего замечательного деда, сумевшего предусмотреть все возможные грядущие после ухода события. Его дедушка Коля - истинный титан мысли и духа!
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/08/28/1407