Деньги на деревьях не растут

Неинтересный Рассказчик
                I
Как труден путь домой, правда? Я понял это, направляясь в свою захудалую квартирку через безлюдные переулки после тяжелого дня. Сумерки настилом легли на небо, в глаза бьет чересчур яркий свет фонарей, а в нос запах свежеиспеченного хлеба. Впрочем, на улице все равно было довольно темно, а хлебопекарня на самом деле находилась в двухстах метрах от меня. Видимо, это были не очень хорошие фонари и очень хорошая пекарня.
В бескрасочном райончике любоваться было особо нечем, однако ко мне неспешными шагами приближался силуэт, и, должен заметить, очертание ее (да, то была леди) фигуры на каблуках было великолепным и оттого интриговало.  Все ближе, ближе, и вот наши взгляды встретились: мои уставшие от затянувшейся прогулки глаза заглянули в ее размалеванные веки, ресницы с пол метра и аляповатый румянец на щеках. Дама была лет тридцати, может даже меньше, но она уже явно не цвела молодостью. Я разочаровался, но совсем немного, даже невольно улыбнулся, представив, как Дроздов озвучивает ее боевой макияж: «И вот самка homo sapiens меняет свой лицевой окрас для усиленного поиска самца…»
Барышня в красном платье заговорила:
- Ну че, красавец, смотрю вот, что-то ты одинокий, развлечься не хочешь? Конечно, если заплатишь правильную цену, тогда тебе перепадет.
Сомнения о профессии барышни отпали. Я задумался на секунду, но оказалось, молчал довольно долго, чем вызвал ее неудовлетворенный странный взгляд. Я решил, что это не то предложение, от которого нельзя отказаться.
- Прости, дорогуша, в следующий раз, - ответил я.
- Ой, да ладно, я помогу тебе расслабиться, - уговаривала барышня.
Я горизонтально повертел головой, сделав гримасу отрицания.
- Ой, ну иди дальше, мало что ли желающих, я, знаешь ли, дама востребованная, - с неподдельной гордостью сказала она, - денег наверняка нет, вон одет даже нищевато.
Да, проститутка обиделась и пыталась свершить свою словесную вендетту. Однако я думал совсем о другом и не мог не спросить; скорее всего, я этим оскорбил ее еще больше, скорее всего, я задал вопрос, который вообще нельзя задавать продажным женщинам:
- Ты такая красивая… Как ты дошла до жизни такой?
Барышня, как и следовало ожидать, сконфузилась.
- А что не так с моей жизнью?! – глаза ее слегка намокли, - между прочим, древнейшая профессия. Ее уважать нужно, а ты просто мудак.
Что ж, я уважаю, но продолжаю быть мудаком:
- И ты с детства об этом мечтала?
- Ага, с рождения. Моделью я хотела стать, блин. Но как в этой глубинке пропихнуться? Мне нужны были деньги, а они, знаешь ли, на деревьях не растут. А платить надо: счета, еда, лекарства (астма у меня). Так все и началось. Поначалу это казалось неплохой идей, мол, удовольствие и деньги неплохие… - она говорила быстро, нервозно пытаясь закурить, - да и сейчас не самая худшая работка. К тому же, мальчики всегда комплименты говорят, красоту мою хвалят, тело, а я на лесть всегда падка была; даже мама всегда говорила, что я красивая… Бабочкой всяко лучше, чем горб надрывать уборщицей какой-нибудь! Хотя ведь я в детстве я неплохо в математике шарила... Мама-то у меня умерла, вот и пустилась я во все тяжкие. В девятом ушла. С ПТУ выгнали за прогулы.
- Прости, - сказал я, помогая ей прикурить. Сам я не курил, но зажигалку зачем-то носил, авось пригодится.
-Да ладно, че уж, - она искусственно улыбнулась, но глаза не лгали: печальнее этих глаз я не видел.
Я дал ей денег, все же она посвятила мне свое время, значит, я – клиент. Не знаю, на сколько была большая сумма (я вытащил наобум), но в кармане осталось лишь пара купюр, на которых я разглядел только два нолика. Мы попрощались, и каждый пошел своей дорогой.
               
                II
Иду я, значит, по улице, которая кажется воистину необъятной. Обхожу переулки. Фонари уже совсем тусклые, сумерки сменились тьмой, но улицу освещают вывески буржуазных магазинов и прочих заведений. В нос бьет необычный резкий запах, похожий на табак, но немного иной.
Снова силуэты: юный небольшой паренек, поодаль от него стоит еще один, облокотившись на стену. Из под сальной майки выпирает эпических размеров животик, он был уже чуть побольше своего друга; нет, скорее термин «огромный» больше подходит. Тот, что маленький, в шортах и увесистой куртке не по размеру, припрыгивая, подошел ко мне. 
- О, Санёк, мы уже замерзли ждать тебя, ты товар будешь брать? – спросил он, не переставая чесать нос.
- Прошу простить, уважаемый, я не Санёк, - ответил я.
- Черт, прости, парень, в темноте не разобрать просто, со знакомым перепутал, - паренек говорил с дрожью по всему телу, то ли от холода, то ли от волнения, а затем добавил уже шепотом - Слушай… Если интересуешься, у меня тут любой товар на выбор: химка, чистая, гашиш, даже немного коки.
- Я похож на наркомана? - с улыбкой спросил я.
- Ну, малясь, хотя, без обид, еще как похож, я потому с Саньком и перепутал. Ну так что, брать будем? (далее он озвучил свой прейскурант).
-  Нет, не интересуюсь.
- Ладно, чел, иди своей дорогой, но давай без полиции, посмотри вон на того громилу, моего друга – мы сразу найдем тебя, - сказал он, сморщив грозную гримасу, и собирался было уходить.
- Постой, скажи… - я окинул взглядом паренька и его друга, - как вы дошли до этого?
- До чего дошли? А-а-а, ты про бизнес мой. Ты че-то против имеешь? Бабло зато пачками гребем, вот как дошли, блин. Не растет же оно на деревьях. А что?
- Но как вы решились, почему вы встали на этот путь?
- Слушай, *нелитературная лексика* отсюда лучше пошустрее, умник, *нелитературная лексика*.
Ну и ладно, пойду. Впрочем, что мне мешает сдать неопытных дилеров в полицию?

                III
Отказавшись от исповеди юнцов, я продолжил путь праведника на улице грешников. Меня сопровождали разные чувства: то печаль, то надежда на лучшее будущее для той прекрасной нимфы или же одурманенных деньгами и наркотой парней; надежда, что они встанут на путь истинный. Впрочем, что есть этот хваленный путь истинный? Не кради, не убивай, не греши… А если жизнь наставила на тебя дуло пистолета и продолжает пинать, разбивая лицо в кровь? Забудешь про достоинство один раз, второй – внезапно оказывается, что ничего плохого в этом и нет, внезапно оказывается, что и граней добра со злом нет, а вот выживание и естественный отбор есть. И вы уже играете в трио: ты, валюта и жизнь. Однако валюта на деревьях не растет, а жизнь продолжает тыкать пистолетом в лицо – остается выкручиваться.
В тот же момент, обходя очередной фонарь, я краем глаза заметил тень, тут же попытался обернуться и ощутил возле виска холодное дуло. Спустя секунду холод и пот уже обвивали все мое тело.
- Не оборачивайся, - басом сказала тень, - доставай бумажник. Не будешь делать резких движений и кричать – останешься без дыры в черепе. Сейчас мы отойдем в тот переулок, и уж поверь, я не хочу отнимать жизни. Но если сомневаешься, прострелю колено, скажи: ты сомневаешься?
- Нет, - отвечал я с комом в горле, - но у меня нет бумажника.
Судя по тени, это был человек среднего роста и средней комплекции, в плаще. А судя по запаху дорого парфюма, то было не первое ограбление.
- Все, что в карманах - на землю, - он показал на асфальт пистолетом, держа меня за шею левой рукой.
Я с дрожью выполнил его просьбу и отдал последние купюры с ноликами в карманах, затем вытащил телефон, оставив лишь ключ. Затем я положил на землю все свое кровное имущество.
- Это все? – ни рука, ни голос его не дрожали, видимо, он был опытен, а может лишь хладнокровен, - что-то мало.
- Это все.
- Итак, сейчас я подниму твое барахло, но дуло все еще смотрит тебе в затылок, уж лучше не двигайся.
- Хорошо.
Он выполнил затеянное, а затем снова ухватил меня за шею, не отводя дула от виска.
- Зачем… Зачем вы это делаете? – я попытался задать вопрос, который задавать не следовало.
- Деньги на деревьях не растут, юноша. А у меня дома голодные рты и жена, которая думает, что я на заводе корячусь. Но оттуда меня давно выгнали: молодые кадры нужны, новые виды производства, специалисты по маркетингу. Честные работяги, юноша, никому не нужны, - ответил он. Я удивился его открытости и попросил продолжить, он согласился, но видимо с негласным условием – не снимать меня с прицела, - Когда тырнули меня, я не знал, что делать, отпускные-то выдали, так они исчезли за неделю, все-таки двое детей, к школе готовить надо было и все такое. Жена утешала, мол, нормально все будет, а куда ж нормально: старый я, никуда не берут, сторожем и прочие подработки – лишь треть от прошлой зарплаты. Занимал, а отдавать нечем.
- И что же дальше? – смело спросил я.
Он рассказал мне все с легкостью, ведь больше было некому рассказать.
- Однажды зашел в хозяйственный, когда в соседнем городе был, а продавщица доходы пересчитывает. Вторая куда-то отошла, видимо. Попросил у нее какую-то дрянь, которая, вроде как, для дома была нужна, уже не помню. Пошла она за этой хренью, деньги под кассу положила. Ну, думал я недолго… Схватил, да дёру. Черт, рука затекла, сейчас, погоди.
- Да, конечно. Как угодно.
Тень ловко поменяла стойку, переложив пистолет в левую руку так быстро, что я и не понял, однако успел оглядеться – ни души; ловко он выбрал место засады. Впрочем, возможно ли, что проходящим было наплевать?
- Так вот, вернулся сюда, никто меня и не спохватился. Эмоции, конечно, зашкаливали, а в карманах лежали 70 тысяч налом, это больше моего дохода на заводе за два месяца. Легкость и простота, а главное, само будоражащее ощущение: все это очень манит, юноша. Особенно, когда столько лет проработал на заводе и ничего толкового в твоей жизни не произошло... Дети, дом, работа, дети, работа, дети, ну ты понимаешь, - он ненадолго замолчал, видимо, задумался, может о том,почему он вдруг начал откровенничать, может о детях и семье, - Чаще всего я другими делами занимаюсь, магазинами да лавками, уже лучше координируя свои действия, с масками и все такое. Но иногда просто выхожу на улицу, уже для души… Это сильнее наркотика, юноша, гораздо сильнее. Хочется еще и еще. А жене я сказал, что случайно под сокращение попал, что меня вернули и заработок повысили. Скрываться трудно, но удается.  Главное, что менты ни сном ни духом, впрочем, я был бы даже рад, если б они начали шевелиться, - завершил он.
- Вы хотели перестать заниматься этим?
- Я пытался, да не вышло. А теперь вали подобру-поздорову. Быстрыми шагами и не оборачиваясь, - голос стал на тон ниже, я видел, как тень отдаляется, держа меня на мушке.
Отойдя на пару шагов, я все же нарушил обещание и обернулся - снова пусто.
Мы мысленно попрощался с несчастным (или же ставшим счастливым) дедулей, и каждый из нас пошел своим путем.
               
                IV
Поднимаюсь я, наконец, по лестнице прямиком в свою квартиру.  Измученный и униженный праведник, испуганный и растерянный случайный потерпевший. Я захожу в квартиру, не разуваясь, проношусь сквозь ее коридоры, не снимая одежды, и падаю лицом на кровать.  Я засыпаю. Я вижу сон о своей будущей семье, светловолосая жена, похожая на мою недавнюю знакомую, готовит на кухне; я рад, что ей больше не нужно торговать телом. За столом ждут обеда двое сыновей: тот маленький и тот побольше, однако, здесь им не больше двенадцати лет, и я точно уверен, что они не сбывают наркотики. Мы с сыновьями спорим о сути праведного наказания и искупления, но в итоге они утверждают, что ни наказания, ни искупления не существует. Я пытаюсь их переубедить, но все тщетно. Тут же врывается их дед, голос которого был похож на голос теневого вора, и с ораторным искусством почему-то начинает цитировать Блэйка: «Тюрьмы возводят из камней закона, бордели – из кирпичей религии». Впрочем, семейка милая, я бы даже ненадолго задержался там. Сны – это бредово, но весело.
Но вскоре я проснулся от громкой речи в телевизоре. Первая мысль «что за херня?» пронеслась в голове и касалась всего: того, что произошло, моего сна, боли в теле. Может и ночное путешествие было сном – меня это уже не интересовало, все тело измучилось, а телевизор позволил себе фамильярность орать столь громко. Надо что-то делать.
Однако меняющиеся картинки на экране привлекли внимание, в эфире новостной блок: «Сегодня был задержан священник города N, на протяжении трех лет он воровал у церкви, прикарманивая себе милостыню, и зарабатывал прочими коррупционными действиями», - сообщил монотонным голосом и без изменений в лице полноватый диктор.
Далее движущиеся картинки показывают его арест. Мне показалось, что бородатый батюшка в черном одеянии посмотрел прямо на меня и сказал: «Ну, что смотришь? Деньги-то на деревьях не растут, ничего за просто так не получишь, крутиться надо! А вот способы у каждого свои, сын мой». Эх, батюшка, батюшка... Эта новость в передаче пролетела практически ненароком и мимолетно, будто кто-то не хотел, чтобы ее видели; через несколько минут ящик уже транслировал мультфильмы.
Мгновение спустя я стоял на кухне, что видел во сне, но сейчас она была полна мусора,происхождение которого я не знал; в нос ударил запах кофе, а на кончике языка плясал вкус аспирина.

Не будет, видно, покоя грешникам.