Гл.41
Лесник сразу не ответил. В таком деле надо продумывать каждое слово, всё взвесить и всё чётко запланировать. Хоть и говорят некоторые, мол, понимаем тебя, Игнатьич, вникаем во всё, да только это лишь одни слова.
Нельзя доподлинно понять человека, если сам не пережил подобное или не влез в его шкуру. Для всякого егеря - лесное зверьё, это та же семья, с которой прожиты многие годы и накоплены различные ценности. Ну как объяснить кому-то, как однажды ему пришлось плакать над трупом молодой оленихи, не разродившейся благополучно, и в итоге сама погибла, а с нею и не успевший увидеть белый свет, оленёнок.
Как рассказать простому смертному о том, как он в прошлом сезоне, когда лютовал морозище и дул пронизывающий ветер, на протяжении целого месяца лично испекал большие буханки хлеба и становился на лыжи, чтобы подкормить сморенное голодом зверьё. Всех кур своих зарубил и отнёс в лес, и ведь спас животину, ни одна не подохла.
А волки, то вообще особый разговор. Даже в самых смелых мечтах он не надеялся, что всё же они выкарабкаются. Радости столько было!
Да всё понятно, что жизнь самого распрекрасного зверя не сравнить с жизнью человека, но всё же надо искать компромисс. И лесник попытался:
- Паша, заранее скажу, что согласен с тобой, но будь ласка, выслушай старика. Я тут слышал, ты обмолвился, будто считаешься с моим профессиональным опытом. Ну что ж, спасибо на добром слове. Тогда осмелюсь сделать тебе рациональное предложение. Дело не во всей стае, Паша. Дело в одном из них. В вожаке. И если убрать последнего, то остальные хищники больше никогда не причинят людям вреда. Всегда так было, набрасывается на жертву лидер, стая следует за ним, но не наоборот. Все вопросы в этом семействе решает только доминирующий волк. Не будь его и всё начнётся по-другому.
Давай рискнём, Паша. Ликвидируем агрессивного самца и увидишь, всё изменится. Со своей стороны обещаю, лично приму в этом участие. Но без меня в лес не суйтесь. Чего доброго спугнёте и они подадутся в далёкие просторы тайги. Но обязательно вернутся и принесут много горя. Могу я рассчитывать на твоё понимание, ты согласен?
- Знаешь, Игнатьич, я не отношусь к кровожадным, если ты успел это заметить, но вопрос в том, точно ли ты уверен в положительных результатах сказанного?
- Эх, Паша... Ни в чём и никогда нельзя быть уверенным на все сто процентов, хоть один из них но окажется гнилым. Поэтому и надлежит совершенствоваться и искать нужные выходы из создавшихся сложных положений. Уверен, Паша, но добавлю - почти. И если ошибусь хоть в толике моих убеждений, готов понести за это любое наказание, вплоть до тюремного заключения.
На том и условились, что с утра отправляют по домам студентов и молодожёнов, а потом разрабатывают план по поимке и ликвидации вожака волчьей стаи.
*****
Но не только воспитатели, по иронии судьбы, остались в Таёжном. Такая участь постигла и директора лагеря. Началось с того, что тот не захотел выходить "в народ", когда провожали детей. Это, своего рода, уловка. Когда у него спросят, почему развалил всё задуманное, то он сразу всё свернёт на главного охотника и заверит высокое начальство в полной непричастности к содеянному, мол, даже пионеров не провожал, вот как ему было противно от всего случившегося.
Звонить в город, дабы прислали за ним отдельную машину, побоялся нарваться на грубость и потихоньку ждал, когда погрузят ребятню, а потом придут за ним.
"Ничего, проедусь и на автобусе, с меня не убудет." - про себя размышлял Пётр Петрович.
А чтобы не скучать да и нервы на пределе, достал из шкафа бутылку коньяка и понемногу, незаметно опустошил её. Также незаметно уснул на диване, уверенный, что начальника лагеря тут не оставят, и проспал до трёх часов дня.
Проснувшись, сначала не понял, где он и почему вокруг такая тишина? Пётр Петрович бросился к окнам, но никакого транспорта там не увидел да и ворота заперты, а это значит, что все его благополучно забыли и покинули.
Пожилому мужчине стало страшно.
"Как же так, почему со мной поступили таким образом? И что теперь мне делать, ведь вокруг столько волков, которые сразу же разорвут, стоит только высунуть нос на улицу."
Директор запаниковал. На глаза попался стационар и он схватил трубку дрожащими руками, чтобы позвонить охотникам.
"Это они виноваты во всём, вот пусть и позаботятся, отвезут меня в город."
Но телефон молчал. Совсем.
"Неужели уже весь лагерь обесточен? Быстро, быстро они работают."
Сильно хотелось есть. Пётр Петрович открыл холодильник, но там было пусто. Правильно, он специально доедал все припасы, потому что собирался домой. И тут вспомнил, что утром повара приносили бутерброды из столовой, которые он брезгливо зашвырнул в корзину для ненужных бумаг. Сейчас же, выброшенный завтрак пришёлся весьма к стати.
Чавкая от удовольствия, Пётр Петрович вновь выглянул в окно. Ни единой души.
"Сволочи, как они могли? Оставить на произвол судьбы беспомощного человека да ещё кого? Самого главного начальника."
Слёзы потекли по сморщенным щекам, Пётр Петрович никогда не оказывался в подобной щекотливой постановке и совершенно не знал, как ему действовать дальше?
Обычно он звонил в нужном направлении, но нынче телефон не годился в помощники, так что же, на самом деле, делать? Не умирать же здесь, в кабинете?
Директор извлёк ещё одну бутылку янтарного напитка, а уже через несколько минут окружающий мир показался добрым и прекрасным, играя всеми красками радуги и наполнявшим душу счастьем и радостью.
"А чего, собственно, бояться? Присутствовали дети - присутствовали волки, нету детей - нету волков. Логично? Вполне. Так почему бы мне самому не пойти в контору и не блеснуть храбростью? Вот, небось, охотники удивятся, когда я приду к ним, весь такой с претензиями! Как раз и уважение у них добьюсь, а то ведь они трусом меня считают. Я им покажу, кто из нас трус, это мы ещё посмотрим!"
В одной руке саквояж, а в другой початая стеклянная тара дорогого коньяка, из которой он постоянно прихлёбывал, Пётр Петрович зашагал в направлении деревни. Но мужчина никогда раньше не бывал в этих местах, поэтому дороги совсем не помнил. Сюда его привезли на Волге, принадлежащей высокому начальству, и он особенно не всматривался в то, что они здесь проезжали.
С территории Дружбы в Таёжное вела всего одна грунтовка и та: сначала обманчиво сворачивала к реке, а потом, описывая небольшой полукруг, продолжалась прямиком к селению. Но Пётр Петрович выбрал другую накатку, ту, что сразу петляла в требуемом назначении, а на деле - приводила к лесу.
Дойдя до реки, Пётр Петрович изумился.
"Вроде не проезжали реку, когда добирались к лагерю. Впрочем, может просто он не проявил особого участия. Сдаётся, что если перейти водоём, то, вон за той горой сразу начнётся Таёжное."
Подкатив брюки, а туфли предварительно засунув в саквояж, директор форсировал реку и отправился преодолевать горные высоты. Каково же было разочарование чиновника, когда он увидел, что за "покорённой" вершиной выросли ещё несколько. Вокруг только тайга и её глушь, а присутствием человека там и не пахнет.
Присев отдохнуть, Пётр Петрович догадался, что перепутал "маршрут", поэтому чуть погодя придётся заново повернуть к изначальной точке отправления.
Но вдруг, вдали, на противоположном берегу он заметил волков, которые бежали в эту сторону. Не исключено, что серые пока не учуяли человека, но ведь это дело считанных минут, от силы получаса. Директор вскочил и сломя голову понёсся с горы, чтобы хоть как-то укрыться в лесу. Возвращаться назад нельзя, так его звери сразу найдут, а тут, может пронесёт, может минуют эту гору да и всё увенчается успехом.
От того, что мужчина торопился, несколько раз упал, даже потерял портфель, но искать последний в непролазных кустах - не испытывал желания. Недопустимо потеряется такое нужное и важное время.
Кувыркаясь в траве, Петр Петрович случайно обнаружил небольшую расщелину, находящуюся на следующей горе. Мысли тут же сработали: - "Стремиться следует туда, там спасение. Успеть бы. Звери бегают с завидной скоростью и промедление смерти подобно."
Оборванный, с кровоточащими ссадинами, он, наконец, дополз до спасительного убежища и забрался во внутрь.
"Ага, если я сюда проник беспрепятственно, то волки тем более залезут."
Оглядев пещерку, Пётр Петрович, к радости, наткнулся взглядом на большую каменюку, лежащую у основания лаза.
"О, да "квартирка-то" обетованная. Туристы, наверное, здесь проживали. Вон, в углу настил из засохших хвойных лап, и в виде сгоревшей древесины, следы от костра. Но главное - камень, который желательно вовремя поставить на место, то есть, задвинуть им вход."
Пётр Петрович только сейчас ощутил, что в правой руке, по-прежнему, покоится наполовину опорожнённая бутылка коньяка, чудом уцелевшая, если учесть все "сальто" и "кульбиты", перенесённые им во время спуска.
Он бережно поставил напиток богов в сторонку и приступил к ответственному занятию, чтобы обезопасить себя от нападения диких животных. Огромный валун поддавался с трудом, но страх перед действительностью придавал силы.
"Интересно, как они его сюда затащили, ведь наверняка этот булыжник пришлось, кому-то переправлять с самого низа. Но зато молодцы, выбрали тот, что нужно. Смотри, как стал впритирку, как будто век тут находился. Лишь маленькие щелочки вверху, а так, полностью закрыто всё обозрение."
Несчастный мужчина надеялся, что серые пробегут по своим делам и не заметят в их владениях невольное вторжение человека.
Но не тут-то было. Человек оставил слишком много следов и волки учуяли их уже у реки. По ним и прокрались к временному убежищу одинокого и напуганного директора пионерского лагеря Дружба. Но дружить они с ним совсем не собирались и сразу заявили об этом грозным захлёбывающимся рычанием, от которого кружилась голова, а в жилах, от страха, стыла буйная кровушка.