Точно не помню, когда я впервые узнал о её существовании. Но, если не ошибаюсь, это было зимним вечером, когда трамвай ехал по рабочему району.
Когда я устаю от собственной комнаты и привычных бесед, то сажусь в любой трамвай с неизвестным маршрутом и еду по городу. В тот вечер у меня была с собой книга – вдруг захочется почитать – но я её так и не открыл. Накрапывал дождь, и трамвай был полупустой. Я сел у окна и стал протирать просвет на запотевшем стекле, чтобы выглядывать на улицу.
Не припомню точный момент, когда она уселась рядом. Но когда трамвай повернул за угол, меня охватило такое распространённое, но всё равно загадочное ощущение, что всё происходящее со мной сейчас уже когда-то было пережито или хотя бы видено во сне. Эта сцена показалась мне точным повторение другой, уже знакомой: передо мной складки чьей-то толстой шеи нависали над воротничком растрёпанной рубашки, три-четыре человека сидели вразброс, на углу светилась вывеска аптеки, и карабинер зевал у красного почтового ящика в сгустившихся за считанные минуты сумерках. Кроме того, я увидел рядом со своим коленом чьё-то ещё, прикрытое зелёным непромокаемым плащом.
Мне было знакомо это ощущение, но волнение казалось приятным. Поэтому я не стал копаться в мыслях в поисках ответа, когда и где всё это произошло со мной раньше. Я отогнал наваждение с мысленной иронической улыбкой и ограничился тем, что посмотрел, что же ещё находилось рядом со мной, кроме колена под зелёным дождевиком.
Это была женщина. В руке мокрый зонтик, а на голове строгая шляпа. Одна из тысяч пятидесятилетних женщин, каких много в этом городе: ни прекрасная, ни безобразная, ни бедная, ни богатая. В её правильных чертах виднелся след былой заурядной красоты. Её брови срастались у переносицы заметнее, чем у многих, это и было самым примечательным в её лице.
Я привожу это описание, основываясь на позднейших впечатлениях, потому что тогда я плохо разглядел незнакомку. Прозвенел звонок, трамвай тронулся, ощущение знакомой сцены рассеялось, и я снова стал смотреть на улицу через протёртое на стекле «окошечко». Зажглись фонари. Из лавки вышел мальчик с двумя морковками и буханкой хлеба в руках. Ряд невысоких домов тянулся вдоль тротуара: окно, дверь, окно, дверь, два окна – а продавцы обуви, газовщики и зеленщики закрывали свои магазинчики.
Я был так рассеян, что не заметил, как моя попутчица вышла из трамвая. Да и как я мог заметить, если, едва увидев, тотчас забыл о ней?
Я не думал о ней до следующего вечера.
Мой дом стоит в районе, который очень отличается от того, через который я ехал на трамвае накануне вечером. Тротуары в тени деревьев, дома, наполовину спрятанные за решётчатыми оградами и кустами. Было довольно поздно, и я уже чувствовал усталость, потому что провёл большую часть вечера в беседах с друзьями за кружками пива и чашками кофе. Я шёл домой, высоко подняв воротник пальто. Перед тем, как перейти улицу, я различил фигуру, которая удалялась, скользя в тени ветвей - она показалась мне знакомой. Я на миг приостановился, глядя на неё. Да, это была та самая сеньора, что ехала со мной на трамвае накануне вечером. Когда она прошла под фонарём, я немедленно узнал её зелёный дождевик. В этом городе тысячи дождевиков зелёного цвета, но я не усомнился, что это её плащ, и вспомнил, как она выглядела, хотя видел её всего несколько секунд, в течение которых меня ничто не впечатлило. Она перешла на другую сторону улицы. Этой ночью я уснул, не вспоминая о фигуре, идущей вдаль в тени деревьев по пустынной улице.
Одним солнечным утром два дня спустя я увидел незнакомку на одной из центральных улиц. Полуденное движение было в самом разгаре. Женщины останавливались у витрин, чтобы обсудить возможную покупку платья или ткани. Мужчины выходили из контор с документами под мышкой. И я снова узнал её в гуще толпы, хотя одета она была иначе, чем в прошлые разы. Я слегка удивился тому, что её личность не стёрлась у меня из памяти, смешавшись с остальными горожанами.
После этого я стал довольно часто видеть эту сеньору. Я встречал её везде и всюду. Хотя иногда между встречами проходила неделя или больше. Меня осенила мелодраматическая идея, что она, верно, следит за мной. Но я её отбросил, потому что женщина, в отличие от меня, не различала меня среди множества людей. А мне, в свою очередь, было приятно узнавать её среди стольких неизвестных лиц. Я сидел в парке, а она приходила мимо, неся сумку с зеленью. Я останавливался купить сигарет, а она в это время расплачивалась за свои. Я шёл в кино, а сеньора сидела через два кресла от меня. Она на меня не смотрела, а я развлекался тем, что наблюдал за ней. У неё был крупный рот. Носила она большое и довольно безвкусное кольцо.
Постепенно я стал искать её. День казался мне незавершённым без встречи с нею. Во время чтения книги, например, я с удивлением обнаруживал, что строю догадки об этой сеньоре вместо того, чтобы сосредоточиться на написанном. Я помещал её в воображаемые ситуации в незнакомой обстановке. Я начал обобщать то, что знал о ней, и все детали были неважными и незначительными. Ей нравился зелёный цвет. Она курила определённый сорт сигарет. Ходила за продуктами для домашней готовки.
Иногда я чувствовал такую потребность увидеть её, что бросал державшие меня занятия и отправлялся на поиски. И порой действительно её находил. А иной раз нет, и возвращался к себе на квартиру в плохом настроении, и, заперев дверь, не мог думать ни о чём другом остаток вечера.
Однажды после обеда я вышел на прогулку. Перед возвращением домой, когда стемнело, я присел на скамейку на какой-то площади. Только в этом городе встретишь такую площадь: маленькая и новая, она казалась случайной в этом лишённом красоты квартале, ни зажиточном, ни нищенском. Деревья были рахитичные, словно они отказались расти, обидевшись на то, что их посадили на такой скудной земле, в таком унылом и неказистом райончике. В углу у фонтанчика с содовой вырисовывались силуэты трёх парней, которые болтали между собой, стоя в пятне света. В пустом бассейне, который казался недостроенным, валялись битые кирпичи, фруктовая кожура и бумажки. Парочки на скамейках беседовали очень вяло, как будто некрасивость этой площади убивала всякую задушевность.
На одной из дорожек я увидел свою сеньору под руку с другой женщиной. Они говорили взволнованно, а ступали медленно. Когда они проходили рядом, я услышал, как сеньора произнесла расстроенным тоном:
- Невероятно!
Вторая женщина приобняла сеньору рукой за плечи в знак утешения. Обойдя недоделанный бассейн, они удалились по другой дорожке.
Обеспокоенный, я встал и зашагал в надежде догнать их, чтобы спросить у сеньоры, что случилось. Но они растворились на улицах среди тех немногих, кто ещё шёл по своим последним на тот день делам.
После этой встречи я не знал покоя всю неделю. Я прогуливался по городу в надежде, что сеньора попадётся мне на пути, но не видел её. Казалось, она испарилась и расстроила все мои дела, потому что я никак не мог сосредоточиться. Мне нужно было увидеть, как она проходит мимо, больше ничего, чтобы понять, до сих пор ли ей так плохо, как тогда, на площади. Я приходил на те места, где раньше обычно видел её, и подумывал о том, чтобы остановить каких-то людей, по неясной причине казавшихся мне её родными или друзьями и расспросить спросить их о незнакомке. Но я не знал, кому задавать вопросы, и пропускал их мимо. И целую неделю так её и не видел.
Следующие недели были ещё хуже. Я дошёл до того, что симулировал болезнь, чтобы оставаться в постели и так уйти от образа, заполонившего мысли. Быть может, если я несколько дней не буду выходить из дому, то потом внезапно встречу её в самый неожиданный момент. Но я не удержался и вышел через два дня, в течение которых в комнате моей ощущалось постоянное присутствие незнакомки. Когда я встал с постели, то почувствовал слабость и физическое недомогание. Но я всё равно проехался на трамвае, сходил в кино, прошёлся по рынку и выехал на загородное цирковое представление. Но сеньора нигде не появлялась.
Но через некоторое время я снова её увидел. Я наклонился зашнуровать ботинок и увидал её впереди себя, она шла по залитому солнцем тротуару с широчайшей улыбкой на лице, с веткой первой акации в руке. И хотел пойти за ней, но она затерялась в уличной сутолоке.
Её образ поблек у меня в памяти после того, как я в тот раз потерял её след. Я вернулся к своим друзьям, знакомился с людьми и гулял по улицам один или с компанией. Не то, чтобы я её забыл. Если быть точнее, то её присутствие слилось с аурой остальных жителей города.
Однажды утром, какое-то время спустя, я проснулся с уверенностью, что незнакомка при смерти. Было воскресенье, и после обеда я решил пройтись среди деревьев моего района. На балконе грелась на солнце старушка, а колени её были укрыты пушистой шалью. Девушка на лужайке красила в красный цвет садовую мебель, готовя её к лету. Народу было мало, предметы и шумы резко проявлялись в прозрачном воздухе. Но где-то в городе, по которому я шёл, умирала незнакомка.
Я вернулся домой и устроился в комнате в ожидании.
Из окна я видел, как подрагивают на ветру провода освещения. За крышами медленно вызревал вечер, и за холмом постепенно угасал свет. Провода продолжали трепетать, словно дыша. В саду кто-то поливал газон из шланга. Птицы устраивались на ночь, наполняя шумом и шевелением кроны всех деревьев, что виднелись из моего окна. В соседнем саду засмеялся ребёнок. Залаяла собака.
И сразу после этого в одно мгновение стихли все звуки, и среди безмятежного вечера открылся колодец молчания. Провода уже не дрожали. Где-то в незнакомом районе сеньора умерла. В каком-то доме этой ночью дверь будет приотворена, и буду гореть свечи в комнате, полной тихих и соболезнующих голосов. Вечер соскользнул к незаметному своему концу, приглушая все мои мысли о сеньоре. Потом я, должно быть, уснул, потому что я не помню, что ещё происходило тем вечером.
На следующий день я увидел в газете данное родственниками объявление о смерти Эстер де Арансибия и о часе похорон. Может быть?.. Да. Несомненно, это была она.
Я отправился на кладбище, медленно следуя за процессией по длинным проспектам среди молчаливых людей, которым были знакомы черты и голос этой женщины, по которой они скорбели. После этого я прогуливался какое-то время под сенью тёмных деревьев, потому что этот солнечный вечер принёс мне какой-то особый покой.
Теперь я думаю об этой сеньоре только от случая к случаю по вечерам.
Иногда, скажем, при повороте за угол, меня пронзает мысль, что эта сцена – не более, чем повторение другой, ранее прожитой. В таких случаях мне иногда кажется, что я вижу проходящую мимо сеньору со сросшимися бровями, в зелёном дождевике. Но это вызывает у меня улыбку, потому что я сам ведь видел, как её гроб помещали в нишу в стене с сотнями таких же одинаковых ниш.