«Кто в армии служил, тот в цирке не смеется»
Армейский юмор.
ПГТ Актогай находился километрах в 40 от оз. Балхаш. Кругом пески, небольшие барханы, редкая зелень каких-то колючих растительных кустиков, то тут, то там низкорослый саксаул. В песке бегают не большие проворные варанчики, такие себе местные песчаные ящерицы и много песчаных черепах.
Поселок стоит на знаменитом Турксибе – железнодорожной магистрали, которая из Новосибирска через Семипалатинск проходит в Алма-Ата и дальше в Киргизию. В Актогае от Турксиба уходит под прямым углом железнодорожная ветка в Китай на станцию «Дружба». Там уже располагаются только пограничники и пулеметная рота поддержки в укрепленном районе.
Вдоль этой дороги идет автомобильная трасса километров на 50, которая вливается в трассу Семипалатинск – Алма-Ата. Налево – в Аягуз, направо – в Уч-Арал. Слева от развилки оз. Сассык-коль, довольно большое.
Если едешь в Аягуз, проезжаешь через мост над протокой озера. Здесь есть небольшая кафешка, шашлычная, можно перекусить.Стоишь на мосту и видишь, как внизу на глубине в полметра один за другим плывут огромные сазаны. Ловля рыбы здесь запрещена – озеро считается заповедным.
Зимой часто метели и морозы, как и в Аягузе. Населенные пункты не встретишь на десятки, а крупные или тем более города и на сотни километров.
Вдоль железной дороги только разъезды через каждые пять, десять километров. Вдали одинокие кашары – такие длинные сараи, которые служат укрытиями для стад баранов, на ночь и в непогоду.
По обе стороны трассы выставляют вешки – шесты с венчиками веток наверху, напоминающих метлу, их красят в черный цвет. В метель водитель может ориентироваться по этим вешкам, чтобы не съехать с дороги, которая достаточно высоко поднята насыпью и можно, съехав с нее, запросто перевернуться.
Были случаи замерзания людей на дороге, когда машины ломались или застревали в снежных заносах. Под Семипалатинском однажды замерзла целая колонна машин, много людей погибло.
Нашим Актогайским военным машинам приходилось осуществлять перевозки на плече подвоза более 260 км. Зимой это опасный путь. Одиночными машинами могли быть только машины с «КУНГ» - ами, т.е. такими специальными будками на шасси автомобилей, чаще всего ЗИЛ – 157 или ЗИЛ - 131. Расшифровывается эта аббревиатура как кузов унифицированный герметичный.
Это, как правило, подвижные мастерские обслуживания и ремонта техники, в которых имелись автономные отопители, чаще всего – это самая обычная печь «буржуйка». В такой будке можно и обогреться и даже переночевать. Однако для перевозки грузов эти машины не приспособлены. Чаще всего они применялись нами как средства сопровождения колонн грузовых автомобилей, двигались в хвосте колонны, осуществляя ее техническое замыкание, и при необходимости служили местами обогрева.
В пункт назначения из полка всегда сообщалось о самом факте и времени отправления машин. Мобильников тогда еще не было, только войсковые рации, но нам их не выдавали. Старший машины или колонны обязан был доложить руководству о прибытии в пункте назначения и отзвониться в полк, доложить о благополучном прибытии. Так была организована диспетчерская служба прохождения колонн в зимнее время.
Летом все, конечно, было значительно проще, хотя порядок оповещения практиковался и тогда.
Однажды в летнее время мне довелось, уже ближе к вечеру, возвращаться на «летучке» (машине – ремонтной мастерской с «КУНГ»ом) из Аягуза.
Оставалось ехать десятка полтора километров, как вдруг, совершенно неожиданно резко задул так называемый «низовой» ветер. Он поднимает песок и пыль, начинает очень быстро усиливаться так, что в воздухе летает смесь из песка и мелких камешков.
Все это закручивается в вихри. Сразу резко темнеет, пыль и песок моментально залепляют глаза, по лицу больно секут камешки, видимость не превышает одного - полутора метров. Продолжаться такой буран может от получаса до нескольких часов.
Мы съехали на самый край трассы. На счастье обочины были достаточно широкими и риск того, что кто-то на трассе может въехать в нас сзади, был минимален. Пережидать буран, чтобы потом продолжить движение, было бессмысленно, и мы с водителем, он в кабине, я в будке устроились на ночлег.
К утру все успокоилось, рассвело. Водитель очистил лобовое стекло и капот машины от песка и пыли. Мы продолжили движение. Буквально минут через пять вдалеке появились очертания здания нашего полкового штаба. Не доехали мы всего километров пять, максимум семь.
Я не хочу описывать наши армейские будни, поскольку особо интересного для читателя в этом вряд ли найдется. Конечно, можно было бы рассказать о трагических случаях, которых было не мало, но имеет ли смысл насаждать этот негативный пафос, муссировать «чернуху» армейской действительности. Я полагаю, нет. А вот передать некий особый привкус этой нашей жизни в тех специфических условиях считаю делом, вполне оправданным и нужным.
В Актогае мне пришлось принимать свое служебное хозяйство «по факту», поскольку мой предшественник уже убыл к новому месту службы. Мне досталась «в наследство» его квартира – двухкомнатка в кирпичной «хрущевке». Жилье нормальное, но запущенное до крайности. Этакий грязнющий «тараканник». Хорошо еще, что не «клоповник».
Иришка с Леночкой была у родителей, и я не спеша затеял углубленный ремонт квартиры. Пожить, пока ремонт, меня пригласил к себе капитан Муратов, как и я - помощник, только у начальника бронетанковой службы полка. Офицеры полка звали его в шутку Мурадели, был он постарше меня, тоже временно холостяковал и мы с ним подружились.
Мурадели был любителем слегка «поддать» в нерабочее время. У него это называлось «по пять капель». Мы на ужин обычно готовили зайца (их в окрестностях Актогая водилось уйма), конечно же, не в сухую, а под бутылочку портвейна.
Володя (так по настоящему звали Мурадели) предложил разлить по пять капель. Я распечатал бутылку, налил себе пол стакана вина, а ему аккуратно накапал ровно пять капель. Он, аж подпрыгнул от возмущения, но тут же понял и оценил «прикол», засмеялся и подставил стакан для доливания.
У него был мотоцикл с коляской - тяжелый, военный «М-72». После «поддачи» Мурадели не мог удержаться от лихой поездки на нем. Однако, предполагая по трезвухе данный синдром и возможные тяжелые последствия такой поездки, Володя предусмотрел защитные меры – установил в системе зажигания несколько тумблеров выключения электрической цепи, которые расставил по укромным местам мотоцикла. При этом, для того, чтобы восстановить электроснабжение необходимо было включить все до одного тумблера.
В трезвом состоянии он хорошо помнил их расположение и включал все без проблем, но в подпитии память так хорошо уже не срабатывала, причем, чем больше градус и количество принятого «змия», тем больше и память отшибало.
«Несчастный» Мурадели матерился, пинал ногами упрямую машину, плевался, но ничего поделать не мог. Тумблеры от него прятались, электрика не включалась. В сердцах он давал пинка «мертвому» железному коню и, махнув рукой, уходил спать.
Утром Володя спокойно заводил машину, ласково гладил по баку и коляске, называл умничкой и уезжал в полк.
Вообще в Актогае, и в гарнизоне в частности, с бытовыми условиями было, прямо скажем, не ахти. Во-первых, постоянные проблемы с электричеством. Им поселок снабжали пара старых дизелей, которые сами по себе постоянно барахлили, давали сбои, да и генераторы никак не справлялись с нагрузкой на сеть. В результате «выбивало» предохранители и свет постоянно пропадал, зачастую на несколько часов.
Уже значительно позже, незадолго до моего отъезда из Актогая, по железной дороге подогнали специальный электропоезд, а еще чуть позже подтянули ЛЭП и проблема была решена, а пока каждый «спасался» как мог.
Офицеры и прапорщики использовали «умформеры» - это такая себе приспособь на танках для питания радиостанции. Прибор совмещает в себе 24-х вольтовой электродвигатель постоянного и генератор переменного тока на 220 вольт. Все это питается от бортового аккумулятора. Прибор вполне «тянул» не только электробритву, ни вольт на 40 лампочку и маленький телевизор. Однако я пошел иным путем.
В туалете по бокам от унитаза установил два мощных аккумулятора большой емкости от автомобиля УРАЛ – 375 и небольшое зарядное устройство. Когда был свет, аккумуляторы заряжались. По комнатам развесил на проводах автомобильные лампочки. Телевизор купил маленький, походный транзисторный, который мог работать и от сети и от аккумулятора.
У одного прапорщика увидел на кухне металлическую печь, которая работала на керосине, но вполне могла функционировать и на соляре. Купил такую же. Установил на кухне вместо угольной печки, благо дымоход от нее остался. Соляры в полку было хоть залейся, полк то ведь не простой, а танковый. Одной 20 литровой канистры хватало более чем на сутки непрерывного горения. Я еще рядом поставил 100 литровую бочку из которой в бак печки соляру можно было пополнять с помощью специального шланга-насоса с грушей, которым укомплектовывался каждый автомобиль.
Во всей квартире, в результате было тепло в любой мороз и ветер, потому что тепло постепенно распространялось из кухни по всей квартире.
Моим полным «ноухау» тогда стал «дровяной титан» -такой себе водонагреватель, в котором для нагрева воды можно было использовать дрова. Я топил его разрубленными дощечками от различных упаковок (тары), которых в полку также было всегда много, и сдавать назад которые, не требовалось. Так я обеспечил семью горячей водой.
Этот опыт потом переняли многие офицеры и прапорщики, я только успевал привозить из командировок то печи, то титаны. В Актогае этих товаров не было. Видимо не завозили, поскольку не было спроса, хотя странно, почему.
Ира сначала была шокирована моим переводом, но потом ничего, обжилась, привыкла, познакомилась с местными девчатами, которые работали в гарнизоне телефонистками и другой молодежью.
Вскоре она должна была во второй раз стать мамой, но рожать уехала в Рязань и там родилась наша младшенькая дочка Татьяна. С леной у нее разница в два года.
На своей должности помощника автомобильной службы полка я прослужил более трех лет. Успел за это время объездить весь Казахстан, выполняя самые различны поручения командования не только полка, но и технического руководства дивизии.
Самыми добрыми словами вспоминаю своих командиров и старших начальников. Особенно сдружиться довелось с моим непосредственным начальником, который возглавлял автомобильную службу полка Карасевым Валентином Степановичем.
Он уже заканчивал службу, собирался увольняться через пару лет, часто болел, сердце у него пошаливало, а нагрузки были серьезные. Мне часто приходилось работать за двоих. Он понимал, что другой кандидатуры на его место просто не будет и готовил меня к работе, передавая свой богатый опыт, за что я ему был очень благодарен.
Много позже, когда я уже продолжал службу снова в ГСВГ, мне довелось быть командированным в Кишенев. На обратном пути я на пару суток заехал в Киев, куда после увольнения в запас уехал жить к семье Валентин Степанович, остановился у него, посмотрел Киев.
Хотя я уже бывал в Киеве курсантом на ремонтной практике и в увольнении гулял с однокурсниками по Крещатику, по достоинству оценил этот замечательный город только теперь. Говорил Валентину Степановичу, что вот бы по замене попасть служить в Киев, но это было перспективой почти не сбыточной. Однако судьба позже распорядилась именно так.
Отличным руководителем и вообще замечательным человеком был мой прямой начальник – заместитель командира полка по вооружению Михаил Иванович Лаптев, с которым пришлось не одно лето провести на «целинном поле» в Аягузе.
Целинная эпопея – это вообще особая тема воспоминаний. Не было лета, чтобы не заниматься формированием целинной роты от нашего полка (дивизия формировала целинный батальон).
В целинную роту нужно было отправить около сотни автомобилей. Это практически все автомобили строевой и транспортной группы полка. После уборки урожая их возвращали в полк, но уже в плачевном состоянии. С десяток списывали и разбирали прямо в полку. Агрегаты отправляли в дивизию остальное, то что уже нельзя было никуда применить отправляли на металлолом.
Остальные машины нужно было восстанавливать к следующей целине. Этим нам технарям и заниматься бы всю зиму и весну, но условий, а, главное личного состава водителей для этого не было, и вся работа проводилась уже на целинном поле в Аягузе, куда машины надо было еще перетащить из Актогая. Это было адской работой, которой мне и прапорщикам авторемонтного взвода ремонтной роты полка приходилось заниматься все лето, как проклятым на этом целинном поле.
Я и раньше там торчал все лето, когда был командиром роты в ремонтном батальоне дивизии, но тогда как «большой начальник» к которому все шли на поклон, поскольку через меня выдавались все агрегаты машин от дивизии и много еще чего делалось в помощь всем целинным ротам. Теперь я сам «ходил на поклон» к прежним своим сослуживцам.
Нельзя, конечно сказать, что мы там жили совсем плохо. Была речка, купаться в которой было не возможно, поскольку она по камешкам струилась несколькими протоками, глубиной чуть выше щиколотки. Но на берегу был развернут наш полковой пост очистки и накопления питьевой воды от инженерной роты полка.
Воду очищала специальная установка на автомобильном шасси и были развернуты емкости в виде надувных торов из прорезиненной ткани и круглых мешков под ними. Вода очищалась и постепенно заполняла мешки, а тор держал форму и поднимался в процессе накопления воды. Высота была около метра, а диаметр метра два с половиной. Сверху эта емкость закрывалась таким же прорезиненным фартуком. Из двух емкостей брали питьевую воду, а в третьей мы купались.
Еще от взвода химической защиты полка на берегу реки разворачивался пункт дегазации и дезактивации. В нем имелась специальная установка на базе автомобиля Газ–66 (ДДА) для обработки обмундирования паром, в которой был специальный мощный парогенератор и камера для пропарки, в которую подавался горячий пар.
В этой камере овальной формы, в положении сидя, легко, я бы даже сказал с комфортом, размещались два человека. Мы в ней парились, а потом мылись в специальной палатке, куда подавалась горячая и холодная вода для помывки личного состава под душем.
Париться в камере для пропаривания обмундирования, по инструкции было запрещено, но офицеры и прапорщики, любители попариться, этим запретом пренебрегали. Конечно же, соблюдали все меры техники безопасности, блокируя например, запоры дверей камеры от закрывания так, чтобы полностью закрыть дверь снаружи, было не возможно, и в любой момент из камеры можно было бы выпрыгнуть.
Условия жизни были все же полевые и, как не крути антисанитарные. Спасались мы от инфекций крепким чаем и, разумеется, крепким спиртным, но только вечером, после отбоя личному составу и в меру.
Помощь народному хозяйству в уборке урожая считалась для войск правительственным заданием, порядок и качество выполнения которого контролировалось на всех его этапах. Часто проверяли и нас на целинном поле начальники всех уровней и степеней. Быть уличенным в «употреблении» грозило разбирательством с последующими жесткими оргвыводами. Но по ночам никто не проверял и мы помаленьку «злоупотребляли» - жизнь заставляла.
Целинное поле располагалось не далеко от учебного центра дивизии. Там была взлетная полоса и базировалась эскадрилья истребителей МИГ – 21 из состава Уч–Аральского авиационного истребительного полка.
Михаил Иванович Лаптев познакомился с летчиками и механиками, и они пригласили его в гости «на халяву». Так у них назывался спирт, который сливался после полета и списывался. Это был чистый медицинский спирт. Не могу точно сказать сколько его техники сливали с одного самолета, но, кажется даже больше одного литра. Спирт был вполне пригоден для внутреннего употребления. Однако «летуны» попросили нас взять бутылочку водки, потому, что спирт им был уже «поперек горла».
Михаил Иванович пригласил меня составить ему компанию, и мы на его уазике (с водителем, конечно) отправились в расположение эскадрильи. Разлили, выпили по первой. Спирт слегка, ну совсем «чуть слышно» отдавал резиной, однако был вполне употребим. Нам с Михаилом Ивановичем понравился. Хорошо закусили, разговорились.
Один летчик рассказал, как летал над Балхашом. Там ежегодно проходили учения с применением боевых отравляющих веществ. Истребитель должен был на малой высоте пролететь через участок заражения. Летчик, старший лейтенант, уже не помню как его звать, рассказывал: «А вот … им. Я на 200 метров поднялся и спокойно прошел». Все одобрительно поддержали его – «Молодец, правильно сделал, не … за ради такой ….. своим здоровьем рисковать.» За это и выпили.
Так тост за тостом, летуны усидели водочку, а мы с Михаилом Ивановичем спиртик. Не скажу, чтобы нас с него сильно зацепило, так, «слегонца». Летуны восхищенно оценили наши возможности – «Ну вы танкисты здоровы спиртягу жрать!»
-«Да ладно, подумаешь проблема» скромно парировали мы.
В целинные роты водителей призывали из резерва, т.е. с гражданки. Их по традиции почему-то называли «партизанами». Среди них были разные ребята, водители может быть и не плохие, но механики, как правило, не какие. Мы их называли таксистами. Они поначалу «пальцы веером», дескать, что там вы офицеры, прапорщики можете. Вот мы «водилы» - профи, второй, первый класс – это да!
Но очень скоро, когда получили подразбитые их предшественниками машины, стало очевидно, что в ремонте они мало смыслят. То и дело приходилось слышать их просьбы – «Товарищ прапорщик помогите зажигание установить, товарищ капитан, а у меня поворотники не горят, а у меня генератор ток не дает, а у меня стартер не крутит, а у меня тормоза не тормозят» и т.п. «а у меня».
Вся спесь с них, как испарилась, а прапорщики и капитан стали весьма уважаемыми людьми.
«Кармешка» на поле была полевая, солдатская. Нам хватало, да из дома периодически что-то подкидывали с нарочитыми. У нас были мотоциклы, и мы время от времени по очереди ездили в гарнизон, подкупали чай и что-то из продуктов. Партизаны столовывались от солдатской полевой кухни, им явно с непривычки не хватало.
Поначалу на поле и в округе было много сусликов. К концу «эпопеи» их не оставалось ни одного. Партизаны всех повылавливали и поели. Как-то предложили и мне полакомиться, но я отказался, конечно. Во-первых – грызуны, вдруг какую заразу подхватишь, а во-вторых, сразу перед глазами их милые мордашки, когда они стоят на задних лапках такими рыжими столбиками и любопытно озираются вокруг своими большими глазами, и вдруг теперь это обаятельное создание следовало разжевать и проглотить …???
Был однажды невольным свидетелем того, как партизаны стащили и потом съели барашка.
Чабан прогнал мимо поля небольшую отару овец. Одна овца отстала. А рядом оказался солончак – такая себе высохшая лужа просоленная земля, очень вязкая. Партизаны молниеносно выскочили из засады, схватили овцу и повтыкали ей ноги в солончак. Овца даже и не попыталась выбраться, стояла себе и помалкивала.
Когда Чабан с отарой удалился достаточно далеко, они спокойно ее забрали и уволокли к себе. Говорили, что потом чабан искал овцу, но без пользы, так и ушел ни с чем..
Самым ненавистным для нас технарей в целинных эпопеях было то, что машины, отремонтированные с таким трудом, после целины возвращались в полк, в виде хлама и все с очередным летом начиналось заново.
Утешало в какой-то мере только то, что целина позволяла списывать несколько, иной раз до десятка, машин, а еще с десяток отправлять в капитальный ремонт, откуда они уже практически не возвращались, и вместо них получать новые. С остальными машинами, была целая морока, и так из года в год.
Моя целинная эпопея закончилась для меня только тогда, когда я был назначен на вышестоящую должность заместителем командира артиллерийского дивизиона полка. Эту боевую единицу ввели в состав полка по новому штатному расписанию. Дивизион был переведен из артиллерийского полка Уч-Аральского гарнизона, но должности заместителя по технической части дивизиона там не было. На эту должность меня и назначили, а вскоре я получил звание майора.
На должности заместителя командира дивизиона меня рекомендовал и настоял на назначении командир нашего полка подполковник Набойщиков Александр Михайлович. С получением приказа о назначении он сразу же направил представление о присвоении мне очередного воинского звания майор.
В жизни каждого офицера это звание имеет особое значение, поскольку переводит его из младшего в старший офицерский состав с рядом преимуществ.
На этой должности, как и прежде, мне приходилось выполнять достаточно много поручений Александра Михайловича, связанных с обустройством полка. Выполнить их как можно лучше, я всегда считал своим долгом, не смотря на то, что это было дополнительной нагрузкой к моим непосредственным обязанностям.
С этими поручениями было связано несколько интересных случаев.
Надо сказать, что жизнь в тяжелых природных условиях накладывает свою специфику отношений людей, вынужденных жить в этой местности. Мы, военные, командование и весь личный состав, всегда помогали местным гражданским организациям, чем могли. Они тоже откликались на наши просьбы.
Километрах в десяти от Актогая в стороне от нашего учебного центра (актогайского военного полигона) располагалась база геологоразведочной партии. Геологи бурили скважины, искали залежи меди и др. полезных ископаемых, которыми богато Прибалхашье.
У них были свои проблемы и трудности, за помощью в решении которых они не редко обращались к нам. Например, перемещение бурильной вышки с места на место должно было осуществляться трактором, но часто даже двумя тракторами - «двойной тягой» перетащить ее не представлялось возможным. Разбирать и перевозить, потом снова собирать вышку было занятием хлопотным и трудоемким, долгим.Танк справлялся с этой задачей без никакого труда, лишь бы тросы выдерживали. На территории учебного центра всегда находилось как минимум 5 – 10 учебных танков. Вот и выручали Геологов.
В благодарность они снабжали нас бурильными штангами из прочной высококачественной стали, списанными по срокам службы, но вполне пригодными для самых различных наших хозяйственных целей, например, изготавливали из них буксиры для эвакуации вышедших из строя автомобилей, шлакбаумы, изгороди и т.п.
Вспоминаю свою поездку в местный заповедник весной, когда нерестился лещ.
Тогда в Актогай, к нам в полк приехал егерь с просьбой оказать техническую помощь – вытащить из солончака застрявший в нем грузовик.
Александр Михайлович поручил мне оказать помощь заповеднику, который располагался километрах в 50 от Актогая, если ехать вдоль железной дороги в сторону Алма-Ата.
Кстати, не далеко оттуда. находился заброшенный гарнизон ракетчиков – стратегов с демонтированной пусковой шахтой, одной из многих ликвидированных после предательства полковника Пеньковского, который в пятидесятых годах передал американцам секретные сведения о дислокации нашей стратегической ракетноядерной системы.
Автомобиль егеря попал в солончак. Это такой участок земли, пропитанной солью. В сухую погоду он не представляет никакой опасности для проезда транспорта по его поверхности, но стоит пройти хотя бы кратковременному дождю, как солончак становится не проходимым препятствием Колеса машины вязнут в нем моментально, пробуксовывают и автомобиль «садится» по самые оси. Вытащить его может только автомобиль повышенной проходимости за длинный трос или лучше с помощью лебедки.
Я выехал вместе с егерем в заповедник на грузовом автомобиле повышенной проходимости ЗИЛ-157, который, затрудняюсь сказать почему, войсковики прозвали «мармоном». Это была надежная, испытанная многолетней эксплуатацией в войсках машина, для которой подобная задача не составляла особого труда.
Егерьский газик (газ-69) мы легко вытащили из солончака и егерь решил отблагодарить нас рыбой.
Подъехали к речке, представляющей собой не широкую протоку, соединяющую с десяток омутов, водные зеркала которых были достаточно большими, метров по десять, пятнадцать в диаметре. Шел нерест, и вода в этих зеркалах буквально кипела от рыбы. Я такого в жизни своей не видывал!
Егерь взял большой сачок из сетки, размером в обхват рук, на длинной ручке и зачерпнул им из омута. Сачок оказался полон рыбы. Это был довольно крупный, размером в две ладони лещ. Зачерпнув из нескольких омутов по одному, два черпака, он наполнил целый мешок рыбой. Объяснил, что для хозяйства это ничего не значит, а вам, ребята, будет приятно полакомится свежей рыбкой.
Если уже говорить о рыбной ловле (фанатом которой я, кстати, никогда не был), стоит рассказать об еще одной моей рыбалке.
Местные ребята, мои друзья, как-то пригласили меня на рыбалку на оз. Сассык-коль, то самое, которое по дороге в Аягуз, километрах в 50 от Актогая. Дело было тоже в период нереста, только уже сазана. Когда подъехали к озеру, берега которого заросли камышом в человеческий рост и выше, ребята указали мне на участки камыша, который заметно шевелился по сравнению с остальным, хотя погода была безветренной.
Это играет сазан, объяснили мне. Заходи сзади, со стороны чистой воды, там по колено, и медленно подходи к шевелящемуся камышу. Увидишь сазанью спину над водой. Сазан в нерест очумелый, он как глухарь на токовище, ничего не чует. Нужно тихонько нагнуться, запустить ладони ему под жабры и резко выхватить рыбину вверх. Учти, будет биться в руках, постарайся удержать.
Я четко выполнил все указания моих инструкторов. Действительно в камышах над водой хорошо было видно спину сазана и саму рыбу в чистой воде. Сазан слегка извивался в своих нерестовых конвульсиях и раскачивал камыш.
Меня охватил азарт не столько рыбака, сколько охотника.
Когда выхватил из воды и поднял над головой тяжелый трофей, хвост рыбины бил меня по животу. Все получилось с первого раза, но на большее меня не хватило. Видимо, все же, я не охотник.
Вспоминаю еще одну рыбалку, только уже зимой и на другом озере – «Аллак-коле».
Это озеро расположено совсем близко от границы за ПГТ Уч-Арал. Оно значительно больше Сассык-коля, вода в нем слегка солоноватая, берега песчаные, без камыша. Летом там раздолье для отдыха, почти как на море.
С этим озером связан один забавный случай.
Когда пересохло Аральское море, рыбаки начали перебазироваться на Алла-коль, озеро, конечно не «Арал», жереха там значительно меньше, но все же, лучше чем ничего.
По трассе на специальном прицепе перегоняли рыболовецкую шхуну. Эта операция продолжалась несколько недель. Однако рыбакам не повезло. В первый же шторм на Аллак-коле шхуна затонула. На этом артельная рыболовецкая эпопея для Аллак-коля и завершилась, толком не успев начаться.
Зимой на Аллак-коле со льда ловили судака. Интересно было наблюдать, как рыба, вытянутая из лунки на сильном морозе сразу замерзала и сворачивалась в кольцо.
На рыбалку поехали на штабном автобусе. Это автомобиль Урал-375 с КУНГом, специально оборудованном для штабной работы. В нем буржуйка, столы и откидные стеллажи для отдыха. Мы неплохо экипировались - надели меховые танковые комбинезоны. Это специальные куртки и штаны с меховой цигейковой подкладкой, а так же меховые зимние шлемофоны, руковицы, тоже на меху, валенки.
По озеру мела поземка, пронзительный ветер слепил глаза, мороз за тридцатник. Пока сверлили лунки, ничего, было терпимо, но потом, над этой лункой я «задубел» уже через половину часа, так ничего и не поймав. Никакого «кайфа» от этого мероприятия не испытал и бросив это, во всех отношениях, бесперспективное занятие, отправился в КУНГ и лег спать.
Народ вернулся через несколько часов, особенно ничего так и не поймав. Сказали, что погода не та …??? Как они высидели там, на морозе и ветре все это время, одному, видимо, только Богу зимней рыбалки понятно.
Конечно, трапезничали с хорошим выпивоном, быстро отогрелись и поехали назад. Больше я в подобных мероприятиях своего участия не принимал, одного раза хватило вполне.Тем не менее, один раз согласился поучаствовать в охоте на лис, только не в переносном смысле, радиолюбительской, а в прямом - самой настоящей охоте.
Вокруг Актогая в одну сторону на многие километры расстилалась полупустыня, покрытая не большими песчаными барханами, поросшими тут и там кустами саксаула. В другую сторону простиралась относительно ровная степь. Это пространство пересекалось множеством следов от машин - достаточно глубокими колеями.
Зимой все это покрывалось небольшим слоем снега. Можно было совершенно свободно ехать в любую сторону на машине. По этим полям мышковали (охотились на мелких грызунов) лисы, на которых в свою очередь охотились люди.
Местные (мы их в шутку называли оборегенами) еще охотились на волков, которых здесь тоже хватало. У нас в полку служили несколько прапорщиков из местных. Они гонялись за волками на мотоциклах с колясками – одноцилиндровых «Ижаках» (Иж Планета), только вместо колясок устанавливали деревянные ящики. Охотники зимой на морозе буквально загоняли волка и расстреливали из ружья.
Не местные, офицеры и прапорщики охотились в основном на зайцев и лис.
Зайцев было завались. Охота была очень простой. Ночью выезжали в поле и светили фарой – искателем, которая имелась на любой военной машине и могла поварачиваться рукой прямо из кабины.
Заяц попадая в луч фары просто останавливался и замирал, как будто в шоке. Его можно было даже тихонько подойдя сзади, ухватить за уши и поднять, что и делали. Заяц при этом верещал от страха и дергал задними лапами. Нужно было его держать подальше от груди, потому, что мог сильно расцарапать охотника.
В общем, ничего приятного в этой охоте не было.
Лисицу так просто взять было не возможно. Она, попав в луч прожектора, просто убегала. Заметить ее можно было по блеснувшим в свете фары-искателя глазам. Водитель гнал машину за лисой, а охотники в кузове открывали по ней стрельбу. Обычно для такой охоты использовали автомобиль ГАЗ – 66, легкий военный грузовик высокой проходимости на 4-х колесах.
Машина на приличной скорости носилась по полю, то и дело попадая на колеи и кочки, сильно при этом подпрыгивая. Охотники при этом буквально летали по кузову и вполне могли случайно подстрелить друг друга. Правда, в мою бытность таких случаев не было. Мне хватило одной такой охоты до конца службы в Актогае, чтобы в полной мере «насладиться» ее адреналином.
Надо сказать, что в кузове было очень холодно, ведь мороз под двадцатник, а то и тридцатник и ветер. Одевались в меховые танковые комбенизоны, меховые шлемофоны и шерстяные подшлемники, но когда появлялась лиса, азарт охватывал на столько сильный, что о морозе никто уже не думал, как будто, его и не было вовсе, срывали с головы шлемофоны и подшлемники на время стрельбы.
Зимы в Актогае были суровые, но мы привыкли за много лет и, в общем то по этому поводу особенно не переживали, тем более что в них были и свои специфические удовольствия.
Однако летом тоже был «не сахар». Жара под полтинник, Пыльные с песком бури, сушь. Но, так же, как и зимой, были свои маленькие удовольствия.
Не далеко от поселка, за гарнизоном протекала речка. Она была мелководной, можно сказать ручьем, но местами расширялась и углублялась, образуя несколько омутов с водными зеркалами метров по 10 – 15 в диаметре. В них вполне можно было купаться. Берега зарастали кустами «джигиды», с серозелеными листочками и маленькими тонкими суховатыми ягодками сладковатыми на вкус. Отдыхали на этой речке, жарили шашлыки в редкие свободные от службы часы отдыха.
Но самыми впечатляющими мероприятиями были наши коллективные, время от времени, выезды на оз. Балхаш.
До него было километров полста грунтовой дороги. Добирались в кузове транспортного 131-го или 157-го ЗИЛа, Все, конечно, покрывались слоем пыли, но это не смущало. Брали с собой детей, набирали съестного, выпить, конечно тоже, но в меру.
Перед Балхашом были такие своеобразные заливы, как большие лужи. Вода в них была аж горячая, но дети в них с удовольствием барахтались.
Сам Балхаш был наполовину пресным, наполовину соленым. Мы располагались с пресной стороны. Глубина в озере нарастала медленно. Нужно было идти метров 200, а то и 300, чтобы зайти по пояс, ну а поплавать – и того больше, но все равно было здорово!
Совсем другое дело было на оз. Сасык-коль, куда мы изредка выезжали во время лагерных артиллерийских сборов отдохнуть, предварительно забрав из Актогая жен и детей. Обычно это мероприятия осуществлял я на машине технической помощи – «летучке».
Я выезжал в Актогай за запасными частями и забирал с собой в легерь наших жен и уже оттуда все вместе ехали на озеро с ночевкой. По дороге в деревне закупали живых кур, покупали еще и баранину для шашлыков, водочку и вино, арбузы и дыни, благо они там произростали в большом количестве. Берег Сассык-коля был песчаным, настоящим пляжным и вода в озере синяя как в море и сразу была глубина.
За все время летнего лагерного сбора, а это почти два месяца, такое мероприятие удавалось провести один, от силы два раза, но и этого было достаточно для впечатлений и воспоминаний на целый год.
Все это было, когда я выезжал с дивизионом на учебные стрельбы в учебный центр. Уч –Арал. Там местные выращивали сахарную свеклу, и попросили однажды помочь в уборке урожая. В выходной от стрельб день мы аврально, всем дивизионом хорошо им помогли. Они нас обеспечили для нашей полевой кухни свежими овощами и бараниной, что было совсем не лишним.
На поле привезли целую молочную флягу кумыса и кружки – «пей не хочу»! Все приложились по кружечке и скоренько побежали в кусты, с непривычки. Так расслабляюще подействовал кумыс. Больше не пили. А я выпил пару кружек подряд, и хоть бы что. Потом пил еще, напиток-то классный.
Народ поинтересовался, как это так – всех пронесло, а зампотех хлыщет кумыс кружку за кружкой и ему ничего? Пришлось объяснить, что я вырос на кумысе и для моего живота он как «манна небесная»
- Погоди, зампотех, ты же рязанский, какой же с детства кумыс?
Рассказал, что на моей Родине, не далеко от деревни, в которой я вырос, в поселке располагался всесоюзный научно-исследовательский институт коневодства (ВНИИК), в котором была своя кумысная ферма с машинной дойкой лошадей и небольшой фабрикой производства кумыса. Можно было выписывать и покупать его сколько угодно. Кумыс там разливали в стеклянные бутылки и небольшую партию отправляли каждый день в Москву, прямо в кремль.
Еще вспоминаю, свою поездку под новый год за елками.
В Актогае, да и во всей округе, елки не росли, а искусственных тогда и в помине не было. Новый год встречали без елок, а хотелось бы, конечно. А тут, накануне новогодних празднеств «нарисовался» солдатик водитель с нашего артдивизиона, Казах.
– Давайте, говорит, ко мне домой съездим, у нас этих елок видимо не видимо в горах, не далеко от сюда, километров, от силы 300.
Для Казахстана – это не концы, так, мелочь. Командир полка затею одобрил, и я выехал на грузовом «157-м » в сторону Алма-Ата, в горы к китайской границе.
Понятно, что родители солдата были несказанно рады нашему приезду и устроили пышный прием. Предложили мне в качестве своеобразного подарка принять участие в охоте на горных козлов. Рано утром следующего дня мы выехали верхом на лошадях в горы. Мне дали «мелкашку» (малокалиберную винтовку), рассказали, что нужно делать.
Мы достаточно долго ездили по горным дорогам. Видел вдалеке козлов с круглыми рогами, которые как блохи по шерсти скакали по горным тропам. Их не то, чтобы подстрелить, просто отследить взглядом было сложно, но все равно здорово - экзотика! Никто ничего не подстрелил, но остались довольны, особенно я – где еще такое увидишь и прочувствуешь.
Однако за все приходится платить. Мои впечатления от охоты стоили мне на следующий день основательных болей в тазовой области, так, что ходить можно было только «в раскорячку» - сказалась неподготовленность в верховой езде. Пришлось принять обезболивающего – хорошую дозу спиртного под бешбармак, тем более, что праздник – сына на побывку привез!
На третий день отправились за елками. Собралось человек пять друзей – сверстников моего солдата. Выехали в горы к ущелью. На дно спустились пешком. Там подо льдом струился ручей и все кусты и деревья были как в сказке увешаны ледяными фигурами – звездами, подобием больших снежинок и т.п. – красота неописуемая. Прибавьте к этому легкий, не более 5 -7 гр. Морозец, чистейший воздух, искрящийся на солнце иней. Не забываемая картина. Все склоны ущелья заросли елками разной высоты, но не более 2 , максимум 3 метров. Мы нарубили полутораметровых штук 30, повытягивали их к машине и загрузили в кузов под тент.
К вечеру вернулись в Актогай. Распределили елки. Восторгу всех, особенно наших жен и детей, не было предела. Елки установили и в детском садике и самую большую в клубе полка, и в казарме, на каждом этаже.
Через несколько дней после этого пришел приказ о присвоении мне очередного воинского звания майор. Командир полка объявил приказ перед строем полка, вручил мне майорские погоны, однако отметить это событие так, как это положено в нашей офицерской среде, я к сожалению, тогда не успел.
Получил телеграмму о тяжелой болезни бабушки Натальи Сергеевны. Я рассказал командиру о том, что она для меня была очень близким человеком и попросил отпустить меня в очередной отпуск. Зимой в этом не было никакой проблемы и командир меня отпустил.
К сожалению, я бабушку живой уже не застал, успел только на похороны. Первый раз за всю службу приехал в военной форме, да еще майором, было хотя и печально, но приятно, ведь собралась вся родня и много односельчан, которые в таком виде меня лицезрели первый раз.
Еще вспоминаю зимние учения на Семипалатинском полигоне. Стояли сильнейшие морозы. Автомобильная техника полка выдвигалась на учения своим ходом, через Аягуз на Семипалатинск, а это более 500 км.
Валентин Степанович тогда уже уехал в Киев. На его место пока никого не назначили и мне как наиболее опытному автомобилисту полк было поручено взять автомобильное обеспечение учений под свое крыло. Пришлось обеспечивать техническое замыкание полка, ремонт и эвакуацию выходящих из строя машин. Задача была не из легких, но мы с ней справились, все прошло достаточно гладко.
Семипалатинский полигон известен как место подземных ядерных испытаний. К тому времени испытания уже не проводились, но все равно находиться там было не очень приятно.
После учений со своим дивизионом, техника которого отработала на учениях отлично, отправился в лагерные артиллерийские сборы даже без заезда в Актогай. Однако вскоре меня вызвали в полк. Мне предложили принять должность начальника автомобильной службы нашего полка. Так закончилась моя артиллерийская служба в Актогае.
Должность начальника автомобильной службы полка была на много более хлопотной чем должность зампотеха дивизиона, но в то же время более престижной и перспективной в плане дальнейшего продвижения по службе.
На этой должности мне довелось поучаствовать в одном очень значимом для наших вооруженных сил мероприятии.
Главное автомобильное управление организовало и успешно провело тогда пробег автомобильной техники всех типов и сроков службы армейских автомобилей вокруг оз Балхаш. На завершающем этапе колонна техники проходила через Актогай.
Мы обеспечивали техническую поддержку на маршруте этого этапа, встречали пробег на «нашей земле».
Техническое руководство нашей дивизии, лично начальники отдела эксплуатации и ремонта автомобильной службы округа, зная, что в полку я был самым «ветеранным» технарем – автомобилистом, попросили меня организовать отдых для офицеров главного автомобильного управления, принимавших участие в пробеге.
Я договорился с командиром точки трапосферной связи, в расположении которой была отличеая баня с бассейном, о том, чтобы там у него устроить этот отдых.
Жены офицеров технической службы полка во главе с моей Иришкой подготовили стол. Я остался распорядителем отдыха. Все офицеры помылись, попарились в бане, покупались в бассейне, поужинали, остались очень довольны нашим гостеприимством.
Мне наперебой обещали перевод в Москву с повышением по службе. Однако я по этому поводу нисколько не обольщался, скромно поблагодарил, сказал, что буду ждать вызова в Москву, прекрасно понимая, что вот так, просто не бывает. Но все равно было приятно.
Много было в Актогае гакого, что запомнилось на всю жизнь и хорошего и плохого. Некоторые наиболее яркие случаи я описал в нескольких своих коротких рассказах. Они хорошо вписываются в это мое повествование и дополняют общую картину, поэтому считаю вполне уместным поместить их и здесь.
Да пошли вы все на...
Актогайский учебный центр, по простому «актогайский полигон» был одним из самых больших по занимаемой им территории, может быть даже во всем советском союзе, уступал, пожалуй только «капустиному яру». Здесь разворачивались целые баталии, имитировались танковые сражения, с участием целых танковых армий, проходили учения на союзном уровне, с участием генерального штаба и даже под личным руководством самого министра обороны.
Ко всем этим крупномасштабным военным играм, учебный центр приходилось тщательно подготавливать и вся эта работа ложилась на плечи нашей «аягузской» дивизии и, конечно же, нашего «актогайского» танкового полка.
Вот и на этот раз подготовка шла полным ходом. Уже вторую неделю полк не спал по ночам, на обеспечение работ был задействован практически весь личный состав. Никто ни с кем и ни с чем не считался, круглые сутки использовался весь, который только можно было задействовать автотранспорт, водители спали по четыре пять часов, в лучшем случае. На учебном центре «дым стоял коромыслом».
Помощь оказывали сами «москвичи», главным среди которых был коренастый, подвижный симпатичный генерал майор, к которому успели привыкнуть и считали почти своим. Куча полковников из штаба округа сновали тут и там, решали, главным образом, вопросы обеспечения всем необходимым. Наши все занимались «черной работой», а дивизионное начальство руководило нашими, полковыми, как это и положено, непосредственно на учебном центре.
Сроки поджимали, а работам не было видно конца. Начальство нервничало и накаляло обстановку. В воздухе висело ощущение какой-то неминуемой беды. Пружина психологической возможности людей сжалась до предела и могла либо где-то вот-вот обломаться, либо, молниеносно распрямившись, выстрелить каким-то не ординарным событием. Так оно и случилось, в конце концов, - «выстрелила».
Самым большим «накручивателем» обстановки непосредственно на полигоне был заместитель командира дивизии, полковник, мужик суровый, жесткий и бескомпромиссный, хотя и справедливый. Разговор у него был короткий, все наши об этом хорошо знали и старались не попадать под его «горячую руку». За глаза в дивизии его звали «с пулей в голове» или коротко – «пуля»
Командир одной из наших танковых рот как раз и попал под горячую «пулину» руку. Весь с головы до ног черный от гари и пыли, не спавший несколько ночей подряд, старший лейтенант стоял перед «пулей», получая нагоняй за что-то, не выполненное в срок. Полковник, весь красный от возмущения, разносил старлея, обещая стереть в порошок, сгноить в актогае!
То, что произошло дальше, явилось полной неожиданностью для всех присутствующих, включая московского генерала. Старший лейтенант сорвал с головы серый от пыли шлемофон и, что было сил, бросил его себе под ноги. «Да пошли вы все на …!, За… ! (в смысле достали)» Старлей выкрикнул эту выразительную фразу из самой глубины своей измученной души, резко повернулся и быстро пошел прочь.
«Пуля» буквально взорвался от возмущения, казалось, лопнет сейчас от накатившей злости. Такой «борзости», тем более от какого-то «ротного», он никак не ожидал. «Старший лейтенант, стоять, вернись, я приказываю!!!» Старлей только махнул рукой, продолжая уходить, даже про свой шлемофон, казалось, забыл.
«Полковник, отставить!», как выстрел прозвучала команда московского генерала. Товарищи офицеры, приказываю. Всему личному составу, задействованному на подготовку учений сутки отдыха. Привести себя в порядок, помыться, почистится, выспаться, обслужить по возможности технику. Готовность к продолжению работ завтра в … - генерал посмотрел на часы, десять утра. Все свободны.
Учения прошли успешно, без особых происшествий а, главное, без потерь личного состава и техники. В итоговом приказе были отмечены и поощрены и полковник, который вскоре уехал на повышение «за генералом», и старший лейтенант, который получил капитана и вскоре стал начальником штаба своего родного танкового батальона.
Вполне возможно, что генерал – москвич, своим неординарным решением спас чью-то жизнь, может быть даже не одну, поскольку «потери» в такой суматохе и напряжении случалось, бывали в нашей армейской жизни. Спасибо ему, и слава Богу, что на этот раз все обошлось.
***
Раздавленый мармон.
Широкомасштабные армейские учения с боевыми стрельбами, в которых принимал участие и наш «актогайский полк», на пятый день вошли в свою завершающую фазу. Предстояло наступление танковых подразделений полка при поддержке полковой артиллерии.
По замыслу организаторов учений, после ночной артподготовки через боевые позиции артиллерийского дивизиона, в котором я служил тогда заместителем командира дивизиона по технической части, а попросту, зампотехом, должен был выдвигаться в наступление мотострелковый батальон полка.
Мы отстрелялись, выполнив свою главную задачу, и ждали команду на выдвижение вперед вслед за наступавшими танкистами и мотострелками. Водители сидели в кабинах машин, готовые подъехать к орудиям, чтобы зацепить их и выдвигаться на новые позиции.
Одного парня «приспичило» и он выскочил из кабины, чтобы «отлить». В этот момент на бешеной скорости по позиции дивизиона пронеслась боевая машина пехоты (БМП). На полном ходу она под острым углом врезалась в «автомобиль» из кабины которого минуту назад «по нужде» выскочил водитель, протаранила всю левую его сторону, подмяв под себя, как спичечный коробок. Не останавливаясь, БМП, как ни в чем не бывало, понеслась дальше и растворилась в темноте, оставив облако пыли и гари выхлопных газов двигателя.
Как оказалось, БМП-ешка обломалась перед тем, как мотострелки пошли через наши позиции.
Естественно, тогда весь личный состав дивизиона был в стороне от боевых позиций, в полной безопасности, а теперь, когда все вернулись на свои места, экипаж БМП ринулся догонять своих и в темноте не заметил стоящий впереди «мармон».
Мармонами в армии, уж не знаю почему, называли грузовые автомобили ЗИЛ-157, которыми был укомплектован и наш дивизион, в качестве тягачей боевых -орудий. Это были новенькие, модернизированные 157-е ЗИЛЫ, которые перед самыми учениями поступили в дивизион.
Водителя спас случай (на самом-то деле, конечно же, Ангел Хранитель). Не выскочи он тогда «по нужде», был бы всмятку раздавлен в кабине.
Машина выглядела плачевно. Кабина, передний мост, а главное, рама, смяты и погнуты, но двигатель, как не странно, почти не пострадал.
Доложили командиру полка. Немедленно вызвал меня на командный пункт. Что будем делать, майор? А что, отвечаю, спишем на боевые потери, получим взамен новый. Ты что, «с дуба рухнул?» Только мне еще боевых потерь не хватало! - Ладно, говорю, нет проблем. В полку есть списанный после целины, вполне приличный «мармон», который еще не успели растащить и разобрать на металлолом, сделаем из двух один и все будет «о,кей». В дивизион возьмем новый из числа транспортных танкового батальона, а этот летом отправим на целину и спишем потом «под шумок».
Только мне нужно снять с учений троих моих ремотников, летучку, водителя «мормона», и Ваша команда, чтобы сухие пайки выдали, что там еще нужно из полка…. Все сделаем «втихаря» дня за три на точке «трапосферной» связи.
Действуй, тебе «зеленая улица». Командир улыбнулся, озабоченность ушла с его лица, было видно, что он рад такому простому решению щекотливой проблемы.
Четыре с лишним года жизни в «актогайском» гарнизоне, удаленном от благ цивилизации в полупустынном прибалхашье, службы в полку непосредственного прикрытия государственной границы в постоянном режиме повышенной боевой готовности, научили многому, а главное тому, что без друзей, без взаимопомощи и взаимовыручки делать здесь нечего.
Мне, как технарю, автомобилисту многим приходилось помогать в гарнизоне, да и местному населению тоже. В хороших товарищеских отношениях был с такими же технарями ближайших совхозов, поселковых организаций, энергетиками, геологами. Все друг друга выручали, когда возникала в этом необходимость.
Был моим хорошим товарищем и командир точки трапосферной связи, которая дислоцировалась на территории учебного центра, но подчинялась сугубо своему начальству и напрямую военному округу. Туда мы и отбуксировали волоком раздавленный мармон. Все сделали за пару дней, еще день «малость отдохнули», благо на точке была своя отличная баня и бассейн.
Учения к тому времени уже закончились. Полк «отыграл нахорошо». Сам за рулем подъехал на отреставрированном «мармоне» к штабу полка, под командирские окна, посигналил. Командир выглянул в окно, махнул рукой, дескать, заходи.
Товарищ подполковник, задача выполнена. - Спасибо Костя, молодец, сегодня одыхай. -Разрешите идти? - Конечно, привет супруге. - Спасибо, передам.
Вот так мы и служили.
А с Александром Михайловичем Набойщиковым, моим актогайским командиром мы встретились через много лет, в его московской квартире, выпили за встречу, вспомнили былое, в том числе историю с раздавленным на учениях «мармоном».
***
Генеральская месть
Вертолет вывалился с неба как черт из табакерки и буквально плюхнулся вблизи парка так быстро, что никто не успел ничего предпринять. Да собственно, что-либо предпринимать, и не было кому. В парке боевых машин на время обеда оставался только наряд, и мы два начальника служб полка.
Наш Актогайский танковый полк прикрывал китайскую границу в составе Аягузской танковой дивизии Среднеазиатского военного округа. В отличие от основных сил дивизии мы находились значительно ближе к границе и действительно, реально ее прикрывали.
Поселок Актогай был расположен на Турксибе, в прибалхашье и был известен тем, что отсюда уходила единственная железная дорога на Китай, которая заканчивалась населенным пунктом «Дружба» на самой границе, там был укреп-район.
Отношения с Китаем в те времена, а шел 1982-й год, были натянутыми до предела, мы жили в постоянном ожидании, если не начала войны, то,
по крайней мере, серьезных провокаций со стороны Китая. Эти ожидания были не случайными, такие провокации здесь уже бывали в недалеком прошлом.
Мы, а это я, майор Баландин Константин Юрьевич, начальник автомобильной службы полка и майор Юдин Владимир Степанович, начальник бронетанковой службы, решили сегодня не ходить на обед домой, а перекусить прямо в контрольно техническом пункте парка (КТП). Уже раскрыли банку тушенки и нарезали хлеб, осталось только разлить по сто граммов водочки, как вдруг в небе зарокотал и появился этот злосчастный вертолет.
Кого это «нечистая» принесла??? - от неожиданности мы чуть тушенкой не поперхнулись.
Обычно на вертолетах прилетало Алма-атинское окружное (из штаба округа) начальство, но практика была такова, что «Алма-ата» всегда предупреждала об этом заранее. Командиры частей Актагайского гарнизона, а здесь кроме нашего танкового, были еще расквартированы зенитно-ракетный полк нашей дивизии и отдельная десантно-штурмовая бригада, всегда вместе выезжали на вертолетную площадку и встречали там высокое начальство.
На этот раз, никто ни о каких визитах не предупреждал, и мы были в этот час единственными офицерами, кому невольно пришлось встречать прибывших, оказавшись, по сути, заложниками данной ситуации. Вот мы и поспешили навстречу, прилетевшим «инкогнито» гостям, прервав свою не хитрую трапезу, прекрасно понимая, что по любому, - это большое начальство и хорошего от посещения ожидать, не приходится.
Действительно, к тыльным воротам парка быстрой, уверенной походкой, как будто к себе домой, уже подходил не высокий, плотно сложенный генерал-лейтенант с группой офицеров сопровождения, в основном полковниками.
Мы двинулись навстречу. Представляться генералу пошел Володя, поскольку полк то наш танковый, а он, как никак, начальник бронетанковой службы.
Представился. Я стоял поодаль, меня генерал как будто и не замечал. Прошли по парку, генерал спрашивал, Володя обстоятельно отвечал.
Вдруг генерал остановился и вплотную приблизившись к Володе, начал задавать ему вопросы, ответы на которые были ну никак не в компетенции начальника бронетанковой службы полка. Товарищ майор, а почему у Вас в полку «вот это …» не так?, А почему у Вас «вот здесь…» не этак? А почему…??? И все в таком же духе.
Володя стойко парировал нападки генерала, хотя удовольствия это ему явно не доставляло, но делать было нечего, раз уж «попал». Исправим, товарищ генерал, устраним, сделаем!
Вдруг генерал, который был раздражен, не столько увиденным в парке и Володиными ответами, сколько предыдущими событиями, происшедшими где-то в другом месте, это было понятно, теперь выплескивал свое раздражение на Володю и явно «вошел в раж». Он начал тыкать Володю пальцем в грудь, вопрошая и давая «ценные указания». Ткнул один раз, другой…
Где-то на третьем или четвертом «тыке» Володя резким движением перехватил палец генерала и с поворотом руки отвел в сторону. Генерал пошатнулся, его фуражка соскочила с головы и упала прямо в лужу.
Если я ткну, ледяным голосом процедил майор, от тебя, Генерал, мокрое место останется!
Володя был худощав и высок, но крепко сбит, имел «черный пояс» каратиста и вполне мог «уделать» генерала по полной программе, хотя, естественно, никогда бы себе этого не позволил.
Все замерли в ожидании развязки.
Генерал сначала опешил, замер, потом, вдруг не говоря ни слова, нагнулся, подхватил из лужи фуражку, сунул ее под мышку и быстрым семенящим, шагом устремился к выходу из парка.
Вся камарилья последовала за ним. Только один полковник, скорее всего кадровик, подскочил к Володе и ядовитым таким голосом прошипел: - Все, майор, «кранты» тебе, заказывай музыку!», образно при этом, ударив ладонью одной руки по кулаку другой и повернув ладонь несколько раз туда – сюда, как обычно делают, чтобы показать, что конец, «ловить» больше нечего.
А кто это, спросил я, товарищ полковник? - Новый начальник штаба округа, придурки, - ответил офицер, махнул «в сердцах» рукой и пустился догонять остальных.
Нежданные гости быстренько упаковались в вертолет и улетели восвояси. Все закончилось так же быстро, как и началось.
Мы, оглушенные происшедшим направились к КТП. Все, сказал Володя, плакала моя академия, законопатят теперь в какую нибудь «дыру» и пять лет Актогая «коту под хвост». Да куда уже дальше, Володь? – Есть места…
Дело в том, что Актогай числился заменяемым гарнизоном, т.е. через пять лет службы, военнослужащих отсюда переводили в другое место, как правило, за границу. Володя эти пять лет честно «оттрубил» и готовился поступать в академию.
Разлили по пол стакана снять стресс. Тушенка в горло не пошла. Накатили еще, закусили - попустило.
А и … с ним. Глубокомысленно, по-философски подытожил Володя. «Стопудово» – поддержал я.
В дверь постучали. Разрешите?, вошел посыльный. Товарищ майор, Вас командир полка вызывает. Кого? – Обоих.
Командир был явно озабочен. Рассказывайте. Володя поведал, все как было.
А ты куда смотрел? - А чего я?, меня никто не спрашивал. Командир понял, что вопрос мне задал явно «не по делу». Ну да…
Командир задумался, решая, видимо, как поступить. А генерал вас случаем на запах не просек?
Товарищ подполковник, что Вы такое говорите, это мы вот только сейчас, стресс снять…
Да, дела – выдавил из себя командир. Настроение у него явно было испорчено.
Ладно, подождем, посмотрим, какие будут орг. указания «сверху». А пока идите домой, нечего по полку «датыми» шарахаться, отдыхайте, только чтобы больше мне никаких антистрессовых мероприятий! Все свободны.
Два месяца мы ждали лютой генеральской мести, но все обошлось. На Володьку пришли документы и он уехал поступать в академию. Больше судьба нас вместе не сводила.
Как позже выяснилось, генерал, принимая дела, облетал свое новое не малое, хлопотное хозяйство. Какая-то «моча» вдруг ударила ему в голову прервать полет и внепланово посмотреть парк боевых машин, оказавшийся внизу, благо рядом с парком была специально оборудованная вертолетная площадка.
Однако генерал видимо, был настоящим, нормальным «мужиком», он понял, что повел себя, мягко говоря, «не здорово», и «спустил ситуацию на тормозах», оставив без каких либо последствий.
***
Я ее завожу, а она не едет.
Купить машину было голубой мечтой Леши Петрова. И вот эта мечта, наконец осуществилась!
Теща, которую Леша недолюбливал за ее крутой нрав, добавила к накопленному им с женой капиталу больше половины необходимой для покупки машины суммы. Вот ведь, как можно ошибаться в людях думал Леша, собираясь за покупкой вожделенного «москвича».
Старший лейтенант Петров, командир танкового взвода нашего Актогайского танкового полка был хорошим парнем, перспективным офицером, для которого покупка собственного автомобиля была еще и возможностью самоутверждения, неким знаком приобретения статуса не просто Леши Петрова, а основательного семьянина, состоявшегося взрослого человека.
Понятно, что таковое его понимание текущего момента, было проявлением, как раз еще не вполне взрослого менталитета, но тем не менее…
За покупкой надо было ехать в Уч-Арал, городок в стапятидесяти километрах от Актогая, и Леша, не имевший опыта практического вождения легкового автомобиля, а только танка, попросил поехать с ним за машиной командира авторемонтного взвода, своего тезку прапорщика Исаева.
Машину пригнали вечером, поставили в парке в свободном танковом «боксе». «Раздавили пузырь», разложив закуску прямо на капоте «Москвича», «обмыли» одним словом, как положено.
Ночь Леша Петров спал плохо, все ворочался, эмоции переполняли его, не давая заснуть. Он представлял, как завтра, с утра подгонит «ласточку» к подъезду, посадит на виду у всех в машину жену Лизочку и сына Ванюшку, и они поедут, сначала в поселок, в магазин, а потом на речку, благо завтра воскресенье и никаких особых мероприятий в полку не ожидалось, да и «ротный» (командир роты) отпустил его до понедельника.
И-эх! Счастье, думал Леша, хорошая же все таки это штука жизнь!
«Чуть свет» Леша побежал в парк. Сел за руль, повернул ключ зажигания – затарахтело. Выжал педаль сцепления, включил передачу, медленно (как учили) отпустил педаль сцепления. Машина осталась на месте. Леша «не врубился», повторил все сначала. Результат тот же, машина не едет. Обескураженный Леша повторял процесс заводки и трогания с места вновь и вновь, весь взмок, лоб покрылся испариной. Результат тот же, машина как вкопанная стояла на месте.
Наконец Леша понял, что с ситуацией ему самому не справиться, нужна квалифицированная помощь. «Мобилок» тогда еще не было и Леша побежал за помощью до Исаева.
Тот «с просонья» ничего не понял. Ты че, Как это не едет?
- А вот так, я ее завожу, а она не едет.
А ты скорость то врубал?
– А как же, я что, совсем…? Конечно врубал, а она не едет!
Ладно, решил Исаев, пойдем, разберемся.
Прапорщик сел за руль, включил зажигание, заработал отопитель салона. Леша выключил его, запустил двигатель, тронулся с места, притормозил.
Слушай, тезка, проблема серьезная, но не безнадежная. Ты беги за коньяком, а я пока позанимаюсь, все будет О,кей.
Через полчаса Леша появился с бутылкой коньяка.
Садись, заводи.
Двигатель завелся с «полоборота», машина послушно тронулась с места.
А что было-то?
А ничего, печку надо было выключить, а потом заводить. Ты шум работающего отопителя принял за звук двигателя. Надо было довернуть ключом, чтобы заработал стартер и запустился двигатель, а ты решил, что двигатель уже работает и стал трогаться с места «на печке». Вот она и не поехала.
Так что, с машиной все в порядке, ты ничего и не делал?
– Конечно, а чего тут делать?
А за что же тогда коньяк? – возмутился Леша
- За профессионализм. Учи «матчасть», салага!
Исаев спрятал бутылку в карман и пошел домой. Если что, обращайся – бросил он напоследок обескураженному «старлею».
Когда Леша опомнился и осознал всю анекдотичность происшедшего, он хотел попросить Исаева, чтобы тот никому о случившемся не рассказывал, но прапорщика уже и след простыл.
Исаев и сам не хотел выставлять Петрова на посмешище, но не удержался. С тех пор к Леше Петрову прилипло прозвище («за глазами» конечно) «Печкин».
***
Вскоре кадровики преподнесли мне, как они выразились, подарок за долгую службу в дивизии в целом и Актогае в частности - предложили поехать советником в Афганистан, дескать советник – это же «ого-го»!, не то, что в своих войсках, деньги совсем другие.
Я принял их предложение без восторга и попросил отправить кого ни будь другого, если таковой найдется, ну а если нет тогда, конечно же поеду.
Желающий нашелся. Им оказался начальник автомобильной службы мотострелкового полка из Уч–Арала, который прослужил в дивизии около 3-х лет. Дальнейшая его судьба мне не известна.
В этом году я должен был поступать в академию тыла и транспорта. Ждал приказ по отправке на сдачу вступительных экзаменов, но вдруг сообщили, что в приеме отказано, в связи с нехваткой свободных вакансий. Это был нонсенсом, ведь в принципе, прием проводился на конкурсной основе и количество поступающих было уже согласовано.
Когда я обратился за разъяснением ситуации в отдел кадров дивизии, мне ответили вопросом на вопрос: «а нафига тебе эта академия? Поезжай лучше в Чехословакию»
Я не стал ссориться с кадровиками, тем более, что тогда группа войск в Чехословакии считалась самой престижной с «коммерческой» стороны вопроса.
Однако когда все сроки замены в группы войск за границей подошли к концу, а я продолжал все так же «куковать» в Актогае, Заместитель командира полка по тылу подполковник Сальников Виктор Степанович, который уже ждал приказ на замену в ГСВГ посоветовал мне встретится «с глазу на глаз» с офицером управления кадров округа по нашему автомобильному направлению (направленцу) с которым был лично знаком. Он по телефону обговорил с ним нашу встречу.
Виктор Степанович посоветовал мне купить у местных лисью шкуру и бутылочку хорошего коньяка (благо в те времена спиртные эксклюзивы время от времени захаживали в наш гарнизонный магазин по линии военторга) в виде презента, и поговорить о замене.
Командир полка отпустил меня на трое суток и я выехал в Аягуз, а оттуда самолетом вылетел в Алма – Ата.
Встретились с направленцем у командно пропускного пункта (КПП) штаба округа, отошли в сторону. Я представился, попросил принять презент – шкуру лисицы – для супруги, а коньяк для него самого. Кадровик меня заочно уже хорошо знал и только спросил, куда хотел бы замениться? Я попросился в ГСВГ.
- Не беспокойся, на будущий год уедешь, ответил кадровик. Я поблагодарил подполковника. С тем мы и расстались.
С этим офицером, уже полковником мне довелось встретиться еще раз. Тогда я по достоинству оценил профессиональную «цепкость» памяти кадровиков.
Более шести лет спустя, когда по замене из ГСВГ я прибыл к новому месту службы в Киевский военный округа, в штабе округа в отделе кадров я увидел этого офицера, поприветствовал, как положено: «товарищ полковник, здравия желаю!». Он сходу так запросто, как будто он меня знал всю свою жизнь и мы с ним только вот недавно расстались, ответил – «О, Баландин, привет, уже подполковник, поздравляю, ты чего здесь делаешь?».
Понятно, что я запомнил его, не каждый день с «высокими» кадровиками встречаешься, но то, что он меня …, да еще не просто запомнил на лицо, но и сходу назвал фамилию? Нас таких ведь через него сотни, если не тысячи прошли и видел меня мимолетом всего только раз, а поди же ты, запомнил. Я был, честно говоря, шокирован.
На следующий год, хотя и не без некоторых проблем, в середине лета я действительно заменился в ГСВГ.
Был очень благодарен Виктору Степановичу за совет и содействие. Какова же была моя радость, когда на новом месте службы в ГСВГ мы оказались с ним в соседних частях одного и того же гарнизона и там уже крепко подружились семьями.
Мое убытие снова запаздывало, все остальные «заменщики» уже давно поуезжали кто куда, только я все еще продолжал ждать своего приказа на убытие, хотя и не теряя надежды, поскольку все предварительные согласования и оформления прошли. Тем не менее, долгожданный приказ пришел все же как-то неожиданно.
На сборы и убытие в штаб дивизии мне дали всего одни сутки. Собственно собирать, кроме чемодана, было особенно нечего, поскольку семья продолжала оставаться в гарнизоне до особого распоряжения.
По специфике службы я был знаком с руководством не только других частей гарнизона, но и гражданскими, особенно техническими специалистами Актогая.
Не далеко от нашего поселка располагался крупный скотоводческий совхоз, в котором были хорошие мастерские и большой гараж. С заведующим гаражом казахом по имени Каден мы были хорошими знакомыми, почти друзьями.
Я не мог уехать, не попрощавшись с ним.
Каден был на месте, в гараже и когда я сообщил ему о своем отъезде, он бросил все дела и потащил меня к себе домой. Позвал председателя еще нескольких общих знакомых. Жена Кадена принялась за бешбармак, ну а Каден заявил, что пока не выпьем ящик водки, который он вытащил из под кровати, меня никуда не отпустит.
Я попросил прощения за то, что не могу принять такое предложение, поскольку вечером поезд в Аягуз, которым я непременно должен уехать – таков приказ, и мы принялись за трапезу. Посидев за бешбармаком с полчаса, я распрощался и уехал.
В Аягуз уезжал на проходящем грузовом поезде, в кабине локомотива, договорившись с машинистом.
В штабе дивизии получил предписание для отправки к новому месту службы в ГСВГ, устроился на ночь в гарнизонной гостинице. Здесь встретился со своим сослуживцем по ГСВГ, таким же бывшим холостяком, с которым вместе уезжали в САВО, Сашей Кудиновым, который посла Афганистана приехал служить в Аягуз, распрощался с ним и другими друзьями и с утра на поезде отправился в направление Бреста.
Мой путь лежал через весь Казахстан, мимо станции Тюратам - это там где космодром Байканур и далее мимо аральского моря.
Мне уже приходилось преодолевать этот маршрут десятью годами раньше, только в обратном направлении из ГСВГ через Брест в столицу Киргизии, г. Фрунзе.
Тогда воды Аральского моря плескались метрах в пятидесяти от железнодорожного полотна и на станции бойкие местные женщины продавали вяленых жерехов в полруки размером, необыкновенного вкуса.
Мы, молодые лейтенанты, были командированы в Киргизию для приема и сопровождения в ГСВГ молодого пополнения. Ехали суток четверо, если не больше, получили от увиденного массу впечатлений.
Теперь картина высохшего Арала приводила в уныние. До горизонта, вместо синей водной глади, просматривалась песчаная пустыня с ржавыми остовами рыбацких кораблей.
Время прибытия в ГСВГ по предписанию было жестко ограничено, я даже не рискнул, боясь опоздать, заехать из Москвы в Рязань к родителям, сразу отправился в Брест.
Интересно складываются и пересекаются армейские судьбы. В Бресте на вокзале встретил девчонку, с которой у меня был короткий мимолетный роман в Аягузе и которая, потом уже вышла замуж за одного нашего офицера холостяка. Она возвращалась из отпуска в ГСВГ к месту службы мужа.
Так закончилась моя Казахстанская «Китайско-пограничная» восьмилетняя эпопея, в течение которой я от лейтенанта дослужился до майора.
Впереди меня ждали пять лет службы снова в ГСВГ.