Плоды вдохновения
С утра я пошел в наше местное отделение Союза композиторов. А потом в филармонию. По одному и тому же вопросу – моя новая симфония. В Союзе сказали, что им некогда, и что все в творческих отпусках, а в филармонии, заместитель по музыкальным вопросам успешно молодящаяся Эллочка Гроссман заявила:
- Дирижер оркестра Соллертинский посмотрел вашу партитуру и сказал, что это бессмысленный набор звуков!
Я не стерпел.
- Да что он понимает, ваш Соллертинский?! – грозно пророкотал я, - Если у Шнитке, то гениально, а у меня, видите ли, набор звуков! Передайте ему, что он войдет в историю, как ретроград и душитель новых музыкальных идей! А лучше не надо. Этот идиот все равно ничего не поймет!
Нервно прищурившись, я посмотрел на Эллочку и спросил:
- А что вы делаете сегодня вечером? Не поужинаете ли со мной в «Арагви»?
Эллочка скептически посмотрела поверх очков в мою сторону и подытожила:
- И не думайте. Вам это не поможет!
Я конечно погорячился. И насчет Эллочки, и насчет Соллертинского особенно. Филармонический оркестр был лучшим в нашем городе. По крайней мере, наиболее полным по набору инструментов. А Соллертинский был его руководителем. Но я совершенно был измотан, нервы были на пределе. Сплошной недосып и тревога не давали мне спокойно отдохнуть. К тому же я чувствовал, что сегодня снова придут они.
Они приходят за полночь. Уже пятую ночь подряд. Шаркают ногами по асфальту и все время о чем-то спорят. Голоса их, с легким шепелявым акцентом, не громкие и речь не отчетлива, и потому я поначалу не придавал этому значение. Но вчера я понял, что они говорят обо мне. При этом я не вполне понимаю, что именно они обо мне говорят. И вот уже пятый день, или скажем точнее, пятую ночь, как я их жду, и они снова стоят под окном. Я притих, притушил свет, и начал внимательно слушать. Они опять говорили обо мне.
- Но как-то ему удалось ее вернуть? – высоким дисконтом трезвонил один.
- Не пищи, - басил второй, - никто толком не знает, как это получилось.
- Я уже не могу ждать! Еще неделя и с меня кожа лоскутами сойдет!
- И что ты предлагаешь?
- А вот просто сейчас залезу в окно и спрошу его обо всем!
- Нельзя же так! А вдруг он не причем?
Мне было абсолютно ясно, что это не грабители и не убийцы. Это два человека, очень нервных, которые предполагают, что я могу им помочь. Я уже хотел было окликнуть их изнутри, как раздался шум, и один из них, раздвигая створки моего окна, протиснулся внутрь. Будь я порасторопнее, я мог бы броситься ему навстречу и вытолкать его обратно в оконный проем, но падение на асфальтовую дорожку, спиной вперед не сулило ему ничего хорошего. Хоть у меня и первый этаж, но метра три от земли до оконного карниза будет точно.
Из-за его спины, откуда-то снизу, послышался басовитый окрик:
- Я тебя здесь одного не брошу, - и не успел еще внезапный посетитель со мной поздороваться, как послышался сигнал домофона.
- Вы спускайтесь, - сказал я, глядящему на меня с подоконника гостю, - а я пока схожу, впущу вашего друга.
Через минуту они оба были у меня на кухне. Надо сказать, что обстановка у меня на кухне не важнецкая. Совсем не для гостей. Мебели очень мало. На полу вдоль стены стоят кипы книг и нотных тетрадей. Убогий шкафчик, газовая плита, холодильник, старый стол, укрытый порезанной в разных местах клеенкой и несколько табуреток. Вот и все. Стол поделен на две равные части, на одной я ем, на другой работаю. Проверяю тетрадки учеников, и правлю кое-какой нотный материал, в основном, собственного сочинения.
Пианино, проигрыватель и кровать в комнате рядом. Но там беспорядок еще хуже, потому предлагаю гостям присесть к столу. Я изрядно нервничал. Больше всего мне хотелось поскорее избавиться от этих визитеров, одетых в одинаковые темные плащи. Тот, который влез в окно, выглядел очень больным. Волосы у него на голове вылезали, а кожа на лице непривычно блестела, словно намазанная жиром. Про таких в народе говорят «краше кладут в гроб». Второй гость был просто бледен. Я предложил им по чашке чая с чабрецом.
- Чем я обязан вашему внезапному позднему визиту? – спросил я.
- Только обещайте верить нашим словам, какими бы они не показались вам странными. – сказал Бледный.
- В принципе, я понимаю, что вас привело ко мне не простое любопытство.
- Ну, что ж, - сказал все тот же Бледный, - перед вами не простые люди. Как вы могли бы заметить, мой друг болен, и это не случайно.
- Любая болезнь имеет причину, - невозмутимо заметил я, - но я не врач. Чем же я могу помочь?
- Причина болезни моего друга в том, что он и я прибыли с другой планеты. Мы не люди, хотя внешне и похожи на вас. Но у нас физиологические процессы протекают иначе, чем у вас.
- Ваша планета у нас называется Рай, - сказал Болящий. Он действительно был очень слаб, - у вас на Земле есть ведь представление о Рае, чудесном месте, куда трудно попасть и откуда совершено невозможно вернуться обратно. Так же и Земля, она же Рай. Мы можем попасть сюда, но выбраться почти невозможно.
- Наша планета зовется Глютерра. – продолжил разговор Бледный, - Она не очень симпатична – очень плоская, покрытая густым облачным покровом. Горы очень редки, воду мы добываем из скважин. Ваша планета исключительно красива. Таких больше в нашей Галактике нет.
Я исполнился гордости за нашу Землю, но, тем не менее, продолжал слушать, не вполне доверяя своим гостям.
- Самое заурядное место в Раю, для нас отраднее и красивее лучших курортов Глютерры. Что уж говорить о ваших курортах! Но самое прекрасное на вашей планете – ваши национальные парки, и такие великолепные места, как Адриатика, Афон, Новая Зеландия, Камчатка, Норвегия или заповедные уголки Китая.
- Может все-таки вызвать полицию? – подумал было я, но спросил совсем о другом, - Так может быть вам нужно просто обратиться за медицинской помощью? Я могу вызвать Скорую помощь!
Гости переглянулись.
- Среди участников предыдущих экспедиций в Рай, - сказал Болящий, - были проведены попытки найти исцеление, в том числе и с помощью аборигенной, то есть вашей, медицины. Но ни ваши медики, ни лекарства с Глютерры не имеют никакого устойчивого действия. Поэтому, они все погибли, кроме одной. У нас осталась последняя надежда – это вы!
- Вот уж не знаю, чем я могу помочь. И кто те, из единственной спасшейся экспедиции?
- Мы пока не знаем, чем вы помогли, но есть надежда, что вы это можете. Некто из глютеррианцев оставил письмо, адресованное нам, его землякам, застрявшим в Раю. Оно было выложено в сети, на Ю-тюбе. Стоило только набрать в поисковике слово «Помощь» на глютеррианском языке, как появлялось его послание. Письмо сопровождалось предупреждением, что это послание может исчезнуть, так как администраторы воспринимают его, как спам.
- А разве в Ю-тюбе есть глютеррианская система записи? – придирчиво переспросил я.
- Конечно, нет! – подтвердил Бледный. – Письмо было записано в английской и китайской транскрипции. На двух самых распространенных языках планеты Рай.
- Ну, и что было в этом послании? – продолжал задавать вопросы я.
- Письмо содержало указание, что вы помогли экспедиции вернуться домой. И все. Видимо у автора совсем не было времени и сил, чтобы описать весь процесс подробнее. И потому, для начала вы должны вспомнить, по возможности подробно, все обстоятельства вашей встречи.
- Но я не знаю, где это было и когда! И о ком идет, собственно говоря, речь.
- За то мы знаем! – заявил Болящий, - следы своего пребывания в Раю достопочтенная Энтелия сохранила в стратосферном поясе планеты.
- Как? – воскликнул я. Ситуация принимала новый неожиданный оборот, - разве ваш земляк был женщиной?
- Мы не стали на этом заострять ваше внимание, хотя для оживления воспоминаний это, несомненно, имело бы значение – сказал Бледный. Мне вообще казалось, что он был более степенным и возможно старшим по возрасту, среди этой парочки. – Но мы собирались помочь вам вспомнить те события, которые нам помогут.
-То есть? – поднял брови я.
- Мы предложим вам уснуть, и вы все вспомните во сне.
- Гипноз? - воскликнул я, - на мой взгляд, прибегать к гипнозу могут только глупые и экзальтированные люди.
- Нет, нет! – поправил меня Болящий, - вы просто будете спать! Мы не будем задавать вам никаких вопросов, но после сна вы нам расскажите то, что вы видели.
- И что же я должен увидеть? – спросил я.
- События того лета, когда вы были в Черногории. – сказал Бледный.
- Ах, да! Я неплохо помню то время. – начал вспоминать я, - Это был июнь, месяц достаточно жаркий для Адриатики. И как звали ту даму, о которой я должен вспомнить?
- А вы ухаживали за многими дамами, или за одной? - с удивлением спросил Болящий. – Энтелия могла представиться вам под другим именем. И еще, - ваши отношения должны иметь какое-то особое качество. Ведь вы как-то смогли отправить эту глютеррианку на полторы сотни парсеков от Рая!
- Да, - признался я, - в то лето меня целиком занимала только одна женщина, но звали ее Анна.
Я подошел к бару, достал бутылку испанского красного вина, и налил себе полный бокал. Хотелось отвлечься от проблем глютеррианцев и спокойно и радостно вспомнить те теплые июньские дни, проведенную в Будве и ее окрестностях в компании Анны. Анна была русоволосой уроженкой Дании, обладающей точеной фигурой, благородными чертами лица. В общем, вполне модельной внешностью. Она превосходно говорила на нескольких языках, в том числе и по-русски. Я был очень эрудированным мужчиной, но чем-то удивить Анну было невозможно! Она была восхитительна внешне и необычайно умна и утонченна внутри. Наше расставание было внезапным и необъяснимым. Прошло больше года, прежде чем я стал забывать ее.
- Не желаете ли вина? – предложил я гостям, - Я был бы рад, если вы составите мне компанию.
Больной сразу отказался. По состоянию здоровья. Бледный, поколебавшись, согласился, и я налил ему бокал.
Немного терпкий благородный вкус вина всколыхнул ощущения теплого морского бриза и полузабытых ароматов цветущих садов и легкого неповторимого запаха, который исходил от ее кожи. Так благоухала только она, моя соломеноволосая Анна – то ли французские парфюмеры, то ли самое ее тело испускало этот чудный запах. Сделав еще один глоток вина, я почувствовал приятное головокружение. Ноги мои подкосились.
- А вы, ребята, меня не ограбите, пока я сплю?... – заплетающимся языком пробормотал я и почувствовал, как чьи-то руки подхватывают мое слабеющее тело, скользящий между пальцев бокал, и Больной произносит:
- Не беспокойтесь! Хотя скоро вам будет уже не до этого.
Окончание его слов я уже не услышал. Меня опустили на пол, потом перенесли в комнату на кушетку. Мой ум погрузился в теплый, необычайно яркий сон.
+++
В тот год в филармоническом оркестре заболел пианист Саша Иванов. Точнее, просто выбыл из строя. Совершенно неожиданно для него за два месяца до начала гастролей от него ушла жена, и бедняга впал в затяжную депрессию, усугубленную алкоголем. К тому моменту, когда стало понятно, что ко времени отъезда он в себя не придет, и от дрожания рук уж точно не избавится, встал вопрос о его замене. Я, конечно, не Рахманинов, который были великим композитором, и пианистом-виртуозом, но технически не сильно уступал Иванову, и мне приходилось уже несколько раз его заменять. Что угодно, но заграничные гастроли пропускать было невозможно. Сперва оркестр выезжал в Финляндию, в город-побратим. Потом была Болгария и ее древняя столица Велико-Тырново, и наконец – десять дней в Черногории, куда мы ехали с несколькими фольклорными коллективами в сопровождении председателя губернского Комитета культуры. Мадам-министр, как за глаза звали ее, за время ее пребывания на посту сумела наладить прочные контакты с тамошней культурной элитой, и потому после трех дней выступлений нам было обещано бесплатное пребывание на одном из курортов этой приморской страны. В этих условиях ожидаемый звонок Соллертинского с просьбой заменить Иванова был принят с сочувствием и нескрываемой благодарностью.
Но ни этот звонок, ни Финляндия, где я несколько раз чуток лажанулся, ни идеально сыгранная Болгария в мой сон не попали. Я просочился из своей холостяцкой квартиры с двумя инопланетянами в шум аплодисментов и в нежнейший аромат лилий, обрушившийся на меня из чудесного большого букета, который я поднес к лицу, чтобы отчетливо ощутить эту волшебную радость артистического успеха. Я выпрямился и опустил букет. В этот момент я ощутил что-то похожее на мощный удар электричества разлившегося от моей макушки и далее вниз по позвоночнику. Я никогда не верил в любовь с первого взгляда. Но именно в этот момент я ощутил себя самым счастливым и самым несчастным человеком на земле. Я видел девушку, о которой я мог только мечтать. Это было благородное правильное лицо с удивительно живыми фиалковыми глазами, нежнейшей улыбкой губ, тонким носом. Вся эта красота, увенчанная прекрасными светлорусыми волосами, элегантно возлежала на гибкой высокой шее, ниже которой я увидел обнаженные плечи, которым позавидовали бы дамы пушкинских времен.
Я неожиданно покраснел и не нашелся, что ей сказать. В голове лишь мелькнули две мысли: «Теряю, не имея; роняю, не прикоснувшись!» и «Как бы теперь ее побыстрее забыть!» Я, конечно не законченный ботаник, и влюблялся, и дружил с девушками, но чтобы подойти к такой красавице у меня никогда не хватало духа. Лишь с той разницей, что оставив в моих руках букет лилий, от меня удалялась, не гламурная красотка, чья красота бросала вызов миру, а идеал женственности, глядя на который я хотел бы воскликнуть «Счастье есть на свете!». Я видел, как мужчины выгибают шеи, желая проследить за ее плавной походкой, как ловят ее взгляд.
- Что это я? – встряхнул я головой, отгоняя ее образ. – у меня же минута триумфа!
Без сомнения, второй концерт Рахманинова в этот вечер и мне, и всему коллективу удался. Овация продолжалась не меньше пяти минут, после чего объявлялся антракт. Во втором отделении выступали местные мастера музыки.
Зал был не большой, но уютный. В древней столице Черногории, городе Цетине, в этом здании во времена Российской империи находилось русское посольство. Нынче наши дипломаты перебрались в Подгорицу, а бывшее посольство, побыв недолго российским культурным центром, было передано в распоряжение Черногорскому университету, который разместил тут факультет изящных искусств. Мои друзья из оркестра уже звали меня отметить успех бокалом красного черногорского вина в местном буфете, но я после всего сыгранного и увиденного чувствовал себя опустошенным и потому остался в небольшой костюмерной. Я сидел, иногда поглядывая в зеркало, откуда на меня смотрело усталое и печальное лицо сорокалетнего музыканта. Уже можно было снять фрак, но я не спешил.
- Может быть, и в правду, пойти в буфет, и нарезаться… Только не вином, а каким-нибудь крепким напитком? Что они тут пьют? Кажется, ракию, – думал я.
Сколько прошло времени, я не помнил, однако за дверью послышались крики и торопливые шаги. Шум этот нарастал и я решил узнать, что происходит. Я открыл дверь и комната моментально наполнилась дымом. Работники университета и приглашенные гости в спешке покидали здание. И хотя огня еще не было видно, но задохнуться дымом было вполне реально. Я судорожно вспоминал, где выход. Попробовал двинуться в сторону сцены. Но бегущие мне навстречу люди уверяли меня, что сцена объята пламенем. Потому я счел разумным не рисковать и двинулся туда, где уже скрывались спины последних, убегающих от огня. Я подбежал к лестнице. Наши гримерные были расположены во втором этаже, поэтому нужно было спускаться. Вдруг я заметил в тени, наполовину закрытую плотной шторой женскую фигуру.
- Что же вы медлите, - воскликнул я, подбегая к женщине и хватая ее за руку. О, подарок судьбы! Недоступная мисс-счастье, фиалковые глаза и русые волосы! Растерянность и беспокойство в ее взгляде говорили мне, что она потерялась. Девушка в испуге прижалась ко мне. – Не бойтесь! Я обязательно найду выход! Надо пробиваться вниз! Мне не нравится перспектива выпрыгивать из окна третьего этажа.
- Здесь нет третьего этажа, лишь небольшая мансарда. – возразила она.
- Тем более! – воскликнул я, увлекая ее вниз по лестнице.
Мы пробежали боковым коридором и вскоре оказались у выхода на улицу. Когда наконец мы вышли на свежий воздух, я неохотно отпустил ее тонкую руку, и печально произнес:
- Как жаль, что здание такое маленькое.
- Почему? – спросила она.
- Да мне хотелось подольше спасать вас. Или просто быть вместе с вами. А то, вы ведь сейчас уйдете, в свою жизнь, к своим друзьям, к мужу или любовнику, и я потеряю вас навсегда, даже не узнав, как вас зовут.
Как часто бывает во сне, я уже знал ,как ее зовут. Но все равно спросил. И она ответила.
- Меня зовут Энн… По-русски, Анна. Не будем касаться темы мужей и любовников, но сегодня вечером я совершенно одна.
- Вечером? – задал я риторический вопрос и поглядел на часы, - а половина девятого – это еще не вечер?
- Видите ли, промолвила Анна, - я тут пропахла копотью, да и вам не мешало бы сменить костюм.
Я засмеялся, вспомнив, что все еще нахожусь во фраке.
- В отеле у меня остался пиджак, но отель в другом городе. А здесь… - Я сунул руку в карман брюк и обнаружил там кошелек, который я успел туда переложить, собираясь напиться раки в университетском буфете. – у меня имеется две-три сотни евро, чтобы купить себе сумку и другой пиджак.
- Ну, тогда до встречи через час около почты. Здесь недалеко.
Я нахмурился и тяжело вздохнул.
- Нет, - промолвил я и снова взял Анну за руку.
- Что с тобой, - спросила Анна.
- Я боюсь тебя отпускать, - ответил я, глядя ей в глаза, - со мной происходит что-то странное, чего никогда не было. И все это связано с тобой. Мне кажется, что ты отойдешь, на несколько шагов, и исчезнешь. Ух! - глубоко вздохнул я, - Прости меня. Я возьму себя в руки. Итак, через час?
- Да, через час. И не бойся, я обязательно приду! – она поцеловала меня в щеку и, растворилась в толпе зевак, пришедших посмотреть, как работают пожарные и горит музыкальный факультет.
+ + +
Благодаря среднегорью, на котором расположен город, вечер выдался не душным. Небо было окрашено сумеречным темно-голубым цветом, на котором отчетливо были видны яркие южные звезды. Анна была прекрасна в маленьком черном платье, хотя вечером мне показалось, что ее кожа немного бледнее, чем днем. Я обнял ее, слегка прижимаясь щекой к ее нежной бархатистой щечке, и ощутил все тот же чарующий аромат духов. Глаза ее сияли как аметисты, я с восхищением поглядывал не нее украдкой, - на ее утонченную фигурку, стройные ножки в туфлях на шпильках. Все было так, как мне больше всего нравилось. От почты, где у нас было рандеву, до ресторана Гаета было не более ста шагов. К счастью, в дальнем уголке оказался свободным столик на двоих и мы оказались наедине.
- Кто вы, дивная Анна? – спросил я, когда услужливый официант ушел приняв наш заказ.
- Я – девушка из Дании. – сказала она, - Как это у вас говорят, «зарабатываю на жизнь» логистикой в одной из крупных датских компаний. Мы производим молочные продукты. Со школы увлекалась языками и это теперь мне помогает в работе.
- Ну, обо мне ты знаешь уже многое. Я – музыкант, пианист. Но мое главное дело – композиция. Я сочиняю классическую музыку. Ну, между симфониями и ноктюрнами даю частные уроки. Как называется город, в котором ты живешь?
- Я живу в Орхусе. Это старинный город на Балтике. Если что, приезжай, там много достопримечательностей. А сейчас я в отпуске.
Я то смотрел на нее не отрываясь, то закрывал глазу от удовольствия и счастья. Официант принес вино и закуски. Я был счастливейшим из смертных в этот час. Звучала тихая Романтическая музыка и я, набравшись храбрости, пригласил ее на танец.
- … И все-таки о мужьях? – затронул я неудобную тему, когда мы вернулись за столик. – Ты ведь не убежишь от того, что я задаю этот вопрос?
- Дорогой мой Жорик, - она назвала мое имя улыбаясь, - ты разве собираешься сделать мне предложение?
- Так, сходу, наверное, нет, - замялся я, - Просто, мне было бы легче, если ты не связана никакими обязательствами. Как бы объяснить… Твой ответ на мои ухаживания не является предательством, подлостью и чем-то подобным?
Анна засмеялась, а потом сказала, что я очень старомоден, и она слышала об этой черте некоторых русских мужчин.
- Наиболее честных и благородных русских мужчин, - уточнил я с улыбкой.
- Не волнуйся, - сказала Анна, - В этой части Галактики, я совершенно свободна от всяческих обязательств.
- Тогда я буду приставать я поцелуями! – сказал я, поднимая бокал вина, - И у меня есть тост. За нашу удивительную встречу!
- За встречу, - ответила Анна, протягивая свой бокал навстречу моему. Раздался легкий звон, и я пожалел, что мы пили не на брудершафт.
- Я остановился в Будве, в отеле. Это далеко… целых тридцать километров!
- Примерно полчаса отсюда на такси, милый. Нет, - словно предугадывая мои мысли, сказала она, - сегодня я переночую в Цетине, а завтра перееду к тебе в Будву. Я тоже люблю море, хотя и вижу его в Орхусе каждый день.
Через некоторое время наш ужин плавно подошел к концу, о чем я нисколько не сожалел. Ибо мне хотелось взять ее под руку, а потом набросить ей на плечи мой пиджак, что бы она чувствовала мою заботу, а потом показывать ей звезды, которые я выучил с детства, и тихо прижимать ее к себе и целовать, и задыхаться от этих сладких поцелуев. И все было снова именно так, как я мечтал об этом.
- Вон там – звезды Летнего треугольника! Вега, альфа Лиры. Она белая и яркая! Денеб, альфа Лебедя. Он слабее, но он очень от нас далеко.
- Это звезда – голубой супергигант! - подтвердила Анна. Вдобавок, она оказалась еще хорошим астрономом.
- А вот это, третья звезда – Альтаир! Альфа Орла.
- Эти звезды прекрасны, - задумчиво произнесла моя фея. В ее взгляде было что-то такое, словно она видела эти звезды так близко, как мы видим привычное нам Солнце.
Я потянул руку куда-то ниже талии, но Анна осторожно отстранилась от меня.
- Ну, да… Конечно! Не в первый же день! – я попытался объяснить себе ситуацию сам себе.
- А господин музыкант, он сам-то не женат? – тихо спросила она.
Я вздохнул с облегчением.
- Я – холостяк. Так что совесть моя чиста! – ответил я. А потом, понимая, что до рассвета осталось совсем чуть, тихо спросил, - Я правда увижу тебя завтра?
Анна провела своей нежнейшей рукой по моим волосам, слегка коснулась губами моей щеки и тихо шепнула, - Правда!
Около входа в ее отель стояло несколько такси. Водители спокойно дремали в этот утренний час.
- Завтра вечером я приеду, - сказала она, - позвони мне около пяти.
Я сжимал в руке ее визитную карточку.
- Обязательно! Ровно в пять! – отвечал в смятении я, прощаясь с ней. Через минуту такси уже уносило меня в Будву, к теплому Адриатическому морю.
+ + +
Она не обманула. Вечером, в Будве, мы встретились вновь. Я съехал из своей гостиницы, где я делил номер с первым скрипачом нашего оркестра Ромой Скрипником, и мы с Анной переселились в другой отель, в люкс для новобрачных, от любопытных оркестрантов подальше. У меня оставалось лишь три дня, до окончания визы, до забронированного чартерного рейса из Тиватского аэропорта. Три дня счастья. Я запретил себе думать о разлуке, у меня был записан и ее телефон, и адрес в Орхусе. В принципе, музыканту везде непросто найти работу, и мне не важно, в России я буду играть или в Дании. Ради Анны я готов был и на переезд. Но тогда я и об этом не думал. Я наслаждался тремя днями радости, которое нам дарили море, горы, монастыри и замки, и главное – любовь!
Мы ездили город Святого Стефана – маленький старинный город-отель на крошечном островке соединенном с берегом естественной дамбой. Мы были в монастыре святого Василия Острожского. Мы любовались природой, купались в море (О, как ты прекрасна, любимая!), а вечером тонули в страстных объятьях друг друга.
Анна оказалась одаренной удивительной способностью к телепатии. Она не только могла проникать в мои мысли, но и оживляла во мне очень старые воспоминания. Причем, мне казалось, что она присутствует в них повсюду.
Однажды, мы тогда отдыхали вечером после пешей прогулки, она сказал мне:
- Закрой глаза! Сейчас ты увидишь прекрасное!
Я закрыл глаза и увидел. Я видел это так отчетливо, словно это все происходило наяву. Мне было шестнадцать лет, я сочинял песню. Я вспомнил эту песню. Я спел ее тогда в разных местах не более десяти раз. Потом она показалась мне излишне претенциозной, и я прекратил ее петь, а после и вовсе, совсем забыл.
Я играл красивую музыку на шестиструнной гитаре и пел:
Я дарю вам этот Мир,
Я учу, как надо жить,
Вы примите боль, и грусть,
И радость, и незлобивый смех,
Солнце, дождь, людей Земли,
Города и корабли,
Море и леса –
Счастье поровну для всех!
Я видел себя со стороны и удивлялся самому себе. Худой, длинноволосый, немного угловатый мальчишка! И тут рядом с этим мальчиком появилась Анна. Она была полупрозрачным сказочным ангелом. Юноша не видел ее, он продолжал записывать свои удивительные стихи. Анна обратилась ко мне, нынешнему и воскликнула, каким-то хрустальным переливчатым голосом:
- Это мальчик-пророк! Настоящее Божие чудо! Ты помнишь себя, Жорик? Это ведь ты, и ты – гений! Просто не для всех это может быть открыто! И ты такой не один! Сколько еще таких гениев ходят по миру! И только тот, кто может заглянуть в эти прошедшие дни, может узнать в них настоящую меру таланта!
Я открыл глаза и вынырнул в июньский вечер 2012-го года.
- А ты? – спросил я ее, - ты какая?
- Я? – переспросила она, - я разная. Грустная и веселая, счастливая и несчастная. Великая и обреченная.
Мне хотелось спорить с ней, в особенности, об ее обреченности! Ну, какая может быть обреченность у этой молодой, красивой, умной и без сомнения гениальной женщины?! Но я взглянул в ее мудрые, глубокие фиалковые глаза, и мне показалось, что я заглянул в вечность. Я встал и подошел к ней, она тоже поднялась и устремилась мне навстречу.
- Я хочу быть с тобой! – прошептал я прижимая ее к себе и целую ее глаза, щеки, виски и волосы, - Я хочу быть с тобой всегда! Ты главная находка в моей жизни!
Она молчала, но в ней ощущалась ответная нежность и любовь
- Завтра утром у тебя самолет, - сказала Анна.
- Пойдем в холл. Я видел там рояль! Ужасно хочу сыграть что-нибудь. Что-нибудь новое, наполненное нашей любовью.
Я схватил ее за руку и потянул за собой.
- Но уже поздно, мы разбудим других жильцов! – она вовсе была не против того, чтобы их разбудить, потому что глаза ее смеялись. И еще она понимала, что невозможно сопротивляться повелению человеческого счастья.
Мы вышли в холл, и я стремительно уселся за белый кабинетный рояль, который редко использовали по назначению.
Я играл Музыку. Это была совершенно особая музыка! Она была нежной и властной, покорной и всемогущей. Басы вторгались в мощные раскаты арпеджио, звенели глиссандо, и вороша подсознание возносился в неведомое пространство звуков контрапункт. Чем дольше я играл, тем отчетливее мне казалось, что мир ускользает от моего взора, что открываются врата иных измерений, что становятся ощутимы вихри неведомых мне далеких галактических потоков. Но сквозь все эти странные чувства, я отчетливо ощущал объятия Анны, которая подошла сзади и положила свои легкие руки мне на плечи…
- А ты и вправду удивительный гений! – прошептала она.
Послышались шаги, и я увидел, как к роялю быстро приближаются двое мужчин. Странно, но мне кажется, я их где-то недавно видел. Ах, да! Это же вломившиеся ко мне ночью два глютеррианца!
- Переход в пространстве открывается! – сквозь шум музыки, которая заполнила казалось весь мир, крикнул Бледный. - Еще несколько секунд, и мы будем дома!
Анна тихо прошептала мне:
- Прощая, мой любимый! Я всегда буду с тобой!
Происшедшее дальше было похоже на толчок мощного землетрясения. Мне показалось, что падает потолок и рушатся горы за окном. Какая-то неведомая сила бросила меня лицом на клавиши, и услышав мощный диссонанс в коде, я потерял сознание.
+ + +
Очнулся я у себя дома, на кушетке. Сильно болела голова и нос. Это, наверное, от удара по клавишам. Никаких глютеррианцев в комнате не было.
- Может, их не было вообще? - Наверное, для моего разума так было бы лучше, но в кухне было раскрыто окно, а на столе стояли два лишних стакана из-под чая и бокалы с вином.
Я отчетливо вспомнил тот вечер в Будве, когда пропала Анна. Там я тоже потерял сознание, однако после обнаружилось, что землетрясения не было и Анны не было тоже. Я несколько недель безрезультатно звонил в Данию, писал письма, наводил справки. Говорят, была, но пропала без вести.
Музыку я позже вспомнил и записал. Это была моя лучшая музыка. Но ни в последующих моих исполнениях, ни в исполнении оркестра под управлением Соллертинского, она больше ворота вселенной не открывала, хотя и получила приз как лучшее произведение года в номинации «Классика».
После внезапного расставания с Анной я впал в депрессию и сильно страдал. Я писал какие-то стихи, потом рвал их и жег. Сейчас помню лишь одно четверостишье из всего написанного тогда:
Погибли радость и экстаз,
Из сердца вырванные с кровью,
Которое в последний раз
Отмечено такой Любовью!
Но я думаю, что Анна мне не солгала. Она действительно всегда со мной. Во-первых, потому что она легко вызывает любые воспоминания, и ей не трудно оживить те насколько дней, которые мы провели вместе. А во-вторых, в последнее время, под моим оконном регулярно появляются люди с шепелявыми голосами. Признаюсь честно, что я их жду с нетерпением. Они отправятся к себе домой, на унылую планету Глютерра, а я вновь встречусь со своей любимой девушкой Анной, лучше которой нет никого на белом свете! И ни в одном уголке этой Галактики!