В декабре 1954 года в Падунском сужении Ангары началось строительство Братской гидроэлектростанции.
Приведу выдержки из Постановления Совета Министров СССР от 23 сентября 1954 года, направленного в адрес Иркутского обкома КПСС:
"В целях обеспечения в 1954 г строительства Братской ГЭС ... обязать Министерство электростанций:
а)приступить в 1954 г. к подготовительным работам по строительству Братской ГЭС и организовать специальное строительно-монтажное управление по строительству Братской ГЭС с местоположением его на строительной площадке этой ГЭС.
б)выполнить в 4 квартале 1954 г. на строительстве Братской ГЭС капитальные работы в объеме 27 млн. рублей, в том числе строительно -монтажные работы в объеме 10 млн. руб.
д)приступить в 4 квартале 1954 года к строительству высоковольтной линии электропередачи от г. Иркутска до строительной площадки Братской ГЭС и ввести её в действие в 1956 году.
е)утвердить до 1 октября 1954 года по согласованию с Государственным комитетом Совета Министров СССР по делам строительства и Госпланом СССР отметку подпорного горизонта водохранилища Братской ГЭС..."
В мае 1956 года вышло Постановление Совета Министров СССР № 608 " О проведении работ по вырубке леса и лесоочистке в зоне затопления водохранилища Братской гидроэлектростанции".
В Братском районе находилось до 83% всей площади, подлежащей лесоочистке, его территория непосредственно примыкала к плотине ГЭС. Это требовало особой тщательности проводимых лесоочистительных работ, так как оставшийся древесный мусор, неликвидная древесина, невырубленные деревья после всплытия могли угрожать сооружениям гидроузла. Лесоочистка леспромхозами "Братсклес" велась в основном вручную, топорами да двуручными пилами, реже бензопилами, которых всегда недоставало. Механизировать эти работы затруднял сложный рельеф местности, крутые береговые склоны. сложности и с транспортировкой вырубленного леса из зоны затопления. Большую часть его сжигали на месте, но полностью сырая древесина не сгорала. В работах по лесоочистке принимали участие и женщины леспромхоза. Они собирали на очищаемых территориях в кучи ветви, вырубленный кустарник, сучья от спиленных деревьев и поджигали их. По их выражению, работали "на сучках". Планы по лесоочистке будущего ложа водохранилища постоянно не выполнялись. Было решено отказаться от непосильной сплошной лесоочистки и проводить ее выборочно: вблизи населенных пунктов, у подходов к пристаням, на более доступных участках. За время лесоочистки были вырублены миллионы кубометров древесины, однако более половины от всего запланированного её объема пошло под воду. Это было хорошо видно и по окрестностям Куватки и Утузилки: с началом подъёма уровня воды были затоплены обширные сосновые боры, густые березняки, в воде всюду сплошной стеной стояли затопленные деревья.
23.08.1956 года при Братском райисполкоме был создан отдел по подготовке ложа водохранилища к затоплению.Он занимался выбором новых площадок населенных пунктов, создавал оценочные комиссии для определения годности к переносу строений, оценивал строения на момент сноса, а также издавал плакаты, призывающие народ к переселению.
В это время основная часть коренного населения Братского района была сосредоточена в сельской местности. В зону затопления попадали 248 деревень и селений. В их числе: Арефьево, Громы, Зерма, Лучиха, Мока, Большая и Малая Мамырь, Большая Када, Шумилово, Парилово, Баля,Верхний Баян, Средний Баян, Куватка, Утузилка, Стрелка, Паберега, Шаманово, Кобь, Добчур, Илир, Тэмь, Тангуй и ещё масса населенных пунктов, расположенных в пойменных участках по берегам рек Ангары, Оки, Ии.
Решением №55 от 05.04 1957 года исполком Братского райсовета решил приступить к переносу строений и сооружений населенных пунктов.
Вот что говорилось в «Обращении ко всем организациям, предприятиям и населению Братского района»:
« Дорогие товарищи! 1 сентября 1961 года начнется наполнение водохранилища будущего Братского моря. Это позволит гидростроителям и всем трудящимся Братска с честью выполнить данное Родине обязательство: пустить в дни работы 22–го съезда КПСС первый агрегат Братской ГЭС. Наполнение водохранилища будет происходить быстро: к 5 сентября уровень Ангары поднимется на 14 метров, а к 15 сентября – на 25 метров.
К 1 сентября вся территория Братского района, находящаяся в первой очереди затопления, станет навечно дном Братского моря. Вызывает тревогу, что в зоне затопления еще проживают люди, находятся некоторые предприятия, остается большое количество материальных ценностей. Это может нанести непоправимый ущерб государству и отдельным гражданам.
ТОВАРИЩИ! 15 августа необходимо полностью освободить зону затопления. Не теряйте ни одного дня!...»
Началось "великое переселение" из зоны затопления будущего Братского водохранилища. Мелкие деревни сселялись в более крупные. Взамен старых 248 селений образованы 50 новых и расширены более двадцати существующих. Людей "перетасовывали" с места на место, как игральные карты в колоде.
Селянам предстояло покинуть свои насиженные, родные и дорогие сердцу места, перенести свои жилища, надворные постройки во вновь создаваемые поселения, расположенные выше зоны затопления в междуречье Оки и Ии. Много населенных пунктов исчезало навсегда, так как часть деревень сливали воедино. Перестали существовать окрестные села - Атубь, Варгалик, Марал, Паберега, Шаманово.Дома и надворные постройки, принадлежащие гражданам, переносилась силами владельцев.
Большая часть жителей старой Куватки и Утузилки, получив от государства скромную денежную компенсацию, определяемую оценочными комиссиями, переселялась в Новую Куватку, расположенную километрах в четырех-пяти от старой деревни. Место для нее выбрали на бывшей хлебной пашне, и после дождя улицы деревни утопали в вязкой, чавкающей под ногами глинистой каше.
Средняя величина денежной компенсации при переносе одного двора в Братском районе составила около двадцати тысяч рублей. Первая часть компенсации в размере 30% (аванс) выплачивалась владельцу строений в течение 10 дней после вручения оценочного акта. Оставшуюся часть суммы домовладелец получал после полного переноса строений из зоны затопления и очистки территории бывшей усадьбы, удостоверив это справкой из сельсовета. Трудностей с переселением у жителей деревень было достаточно: не было подъездных дорог, не хватало пиломатериалов, часто задерживалась выплата денежной компенсации. А аванса в 30% явно не хватало, чтобы выполнить необходимые работы. Ведь надо было перенести не только жилой дом, но и построить сени, баню, амбар, стайку, загон для скота, навес, поставить заборы. работы часто затягивались и переселенцы вынуждены были подолгу ютиться у соседей на квартирах, или жить в банях, амбарах, .
В начале июня 1959 года отец во дворе нашего дома соорудил времянку для жилья - легкую постройку из жердей, крытую рубероидом, перенес туда наши пожитки, поставил кровати, и вся семья поселилась в ней.
Дом, предварительно разметив краской каждое его бревно условным знаком, разобрали, погрузили на лесовоз и перевезли на новое место. Отец нанял помощника - молодого плотника, который помогал отцу в строительных работах.
Все лето мы жили во времянке. Отец с матерью рано утром уходили на Новую Куватку и занимались строительством дома и обустройством новой усадьбы.
После завершения сборки дома отец приступил к сооружению русской печи. Без русской печи нет избы, без печи-кормилицы нет жизни в деревенском доме!
В описываемое время печи «били» из глины. По периметру деревянного опечка устанавливали короб-опалубку и частично набивали его сырой глиной, плотно утрамбовывая её деревянными колотушками. Затем на утрамбованное глинистое основание устанавливали деревянный свод – «свинью», вокруг и поверх которого так же утрамбовывали глину. После этого выводили трубу-короб на чердак и так же плотно набивали его глиной. Убирали внешнюю опалубку печи и тут же, пока глина влажная, вырезали ножом нужного размера чело, обнажая часть внутренней опалубки, выламывали часть доски её, обеспечивая доступ воздуха внутрь печи, и закладывали в неё немного дров. Давали несколько дней глине подсохнуть. Просушив стенки, поджигали дрова и последовательно выжигали опалубку сначала припечка и трубы, а затем и самой печи. Протапливали вначале слабым огнём, чтобы она не потрескалась. Печь получалась монолитной, очень прочной. Правильно сбитая печь имела хорошую тягу, не дымила в избу и держала в себе жар по неделе. На ней устраивали удобную лежанку для стариков и детей и украшали множеством углублений –печурками для хранения мелких предметов, щепы, спичек для растопки печи, карнизами, гладко обмазывали снаружи и белили известью, регулярно подбеливая.
Землю переселенцам нарезали крохотными участками, по десять соток, и после возведения дома, бани, хозяйственных построек под огород оставался небольшой клочок земли. В то советское время не принято было потворствовать частнособственническим настроениям селян.
Возвращались родители к детям поздно вечером. Я был старшим ребенком в семье и на мне лежали заботы о младшей сестре и брате, пока родителей не было дома.
Осенью отец подогнал к нашему шалашу трактор с санями, погрузил наш нехитрый домашний скарб, усадил нас всех на сани, и мы навсегда покинули нашу родную деревню.
Деревни таяли на глазах. Исчезали дом за домом. К концу 1959 года Куватка и Утузилка опустели, все жители покинули насиженные места. К этому же времени были полностью переселены Паберега, Варгалик, Нижний и Верхний Баяны, Верхне-Суворово, Шумилово, Филиппово, Большая Када, было ускорено переселение в поселки Калтук, Большеокинск, Ключи-Булак.
С 1 сентября 1961 года началось наполнение водохранилища будущего Братского моря.
Не трогался с места только Дмитрий Егорович Урезалов (1897 г.р.), брат моего деда Андрея. У него умирала жена Анна Лукьяновна (родилась в 1895 году). Умирала тяжело, мучительно, в нестерпимых страданиях. Год назад в Иркутском онкологическом диспансере ей поставили страшный диагноз – запущенный рак горла, и после проведения курса лучевой терапии (облучения) выписали домой, выписали умирать.
Моя бабушка Катерина несколько раз навещала больную, а однажды, за несколько дней до кончины Анны Лукьяновны, взяла с собой и меня. Мне в ту пору шел десятый год. Дед Дмитрий, печальный, убитый горем, истомленный бессонными ночами, молча встретил нас на крыльце. Через большие просторные сени мы вошли в его просторный пятиоконный дом, уже одиноко и сиротливо возвышавшийся на опустевшей, порушенной утузилской улице. В простенке между широкими окнами с видом на уже выходящую из берегов реку Ия – стол, покрытый белой скатертью с вышивкой понизу. На стене - коврик с изображением оленя с ветвистыми рогами, на столе — изящная фарфоровая статуэтка солдата в военной гимнастёрке зелёного цвета с гармонью в руках (образ популярного в послевоенные годы Василия Тёркина — персонажа из поэмы Твардовского. Позже я видел эту статуэтку в доме Дмитрия Егоровича и в Новой Куватке). По углам избы многочисленные матрасовки, сумки, узлы, набитые домашним скарбом, перевязанные шпагатом чемоданы. Всё было готово к переезду.
Ясно помню, Анна Лукьяновна сильно задыхалась, была очень слаба, не лежала, а почти сидела на кровати, обложенная со всех сторон подушками и укрытая легким лоскутным одеялом. Лицо её было синюшно-багровым, отёчным. Опухоль сдавливала дыхательное горло, пищевод, сосуды шеи. Больную мучило удушье. Дмитрий Егорович трогательно ухаживал за своей женой. Анна Лукьяновна едва ворочала языком, с трудом глотала воду, пищу, кормить ее приходилось с чайной ложечки. Состояние больной было безнадёжным, печальный исход предопределен, дело решало только время.
Дмитрий Егорович находился в отчаянии. Рушилась его судьба, ломалась жизнь. Надо было перевозить дом в Новую Куватку, строиться. Но как все это можно было делать без жены, с которой прожита длинная счастливая жизнь, поставлены на ноги дети! Он не представлял свое будущее без нее. Как жить? Для чего жить?
Вода в реке уже здорово пошла на прибыль, подступала к береговому обрыву, крутые берега осыпались под ее напором, подмывалась деревенская дорога, а Дмитрий Егорович все еще в тоске и унынии сидел у постели своей подруги.
Наконец наступила трагическая развязка. Похоронить жену на утузилском кладбище, которое через короткое время будет затоплено Братским морем, Дмитрий Егорович не мыслил. И гроб с телом Анны Лукьяновны на лодке был сплавлен по реке на непотопляемое деревенское кладбище села Ключи-Булак. Это село расположено километрах в двадцати от Куватки вверх по течению Ии. Помощь в этом Дмитрию Егоровичу оказывал его племянник, мой дядя Александр Урезалов. Он в это время только что прибыл к нам в гости на время своего отпуска из города Пермь.
«Как вовремя ты приехал, Саня, – говорил Дмитрий Егорович, - подсобишь мне. Остался один, как перст. Разорили деревню, народ поразъехался кто-куда. Помочь схоронить бабу некому! Детям телеграмму отбить не могу: ни почты тебе, ни телефона. Буду вызывать их на девять дней из Ключи-Булака после похорон».
Можно легко представить, как невыносимо тяжко было на душе, на сердце у этого человека, оказавшегося без поддержки односельчан, родных, один на один с горем в это самое скорбное в его жизни время.
После похорон жены Дмитрий Егорович собрался с силами, успел продать свой просторный дом, а в Новую Куватку перевёз свой добротный амбар и перестроил его под жилую избу. Поселился он в конце Лесной улицы у березняка, одним концом вплотную подступавшего к домам, а другим уходящим вниз по распадку к самому заливу водохранилища, и прожил там до конца своих дней гражданским браком со своей утузилской соседкой, вдовой Родных Агафьей Киреевной(1899 г.р.). В Метрических книгах Шамановской Михаило-Архангельской церкви имеется запись от 21 января 1918 г. о бракосочетании крестьянина деревни Утузилка Евмена Филипповича Родных и крестьянской девицы деревни Куватка Агафьи Киреевны Кулешовой. Жениху было 20 лет, невесте 17. Поручителями при регистрации брака были: со стороны жениха - Яков Бакушкин и Адам Купреев, со стороны невесты - Дмитрий Урезалов и Александра Камнева.
Родных Евмен Филиппович, 1896 г.р., подвергся репрессиям, был арестован 31 октября 1937 года и приговорен Тройкой УНКВД Иркутской области по ст. 58-10 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы.
Агафья Киреевна осталась в эти трудные годы без кормильца - мужа, одна с четырьмя детьми. Старшему Ивану исполнилось 14 лет, Николаю 7 лет, Валентине едва сравнялось 10,а младшая Татьяна появилась на свет незадолго до ареста отца. Для семьи наступили тяжелые, голодные времена. Чтобы прокормить детей, Агафья Киреевна работала в колхозе не покладая рук от зари до потёмок. Бывали дни, особенно по весне и в начале лета,когда покормить детей было совсем нечем – запасы, сделанные на зиму, уже закончились. И Агафья Киреевна ночью отправлялась на пшеничное колхозное поле, чтобы собрать пару горстей оставшихся с осени и перезимовавших под снегом колосков пшеницы. Из зерен собранных колосьев утром готовилась похлебка с добавлением крапивы, лебеды, осота. Даже этой скудной пище дети были рады. Но сбор колосков на колхозном поле весной был категорически запрещен и считался преступлением. Ведь еще в 1932 году вышло Постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности», прозванный в народе «Законом о трех колосках». Единоличникам и колхозникам, допустившим хищение колхозного имущества, воровство хлеба, предусматривалось лишение свободы от пяти до десяти лет с заключением в концентрационный лагерь. Лица, попавшие под действие указа, не подлежали амнистии. В отношении кулаков за указанные преступления применялась самая строгая мера наказания — расстрел. Однако уже через несколько лет эти «драконовские меры» стали смягчать и пересматривать, так как осуждались на длительные сроки заключения колхозники за кочан капусты, взятый для собственного употребления, за несколько колосьев пшеницы с колхозного поля. Выходят нормативно-правовые акты, требующие прекратить практику привлечения к суду лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств. Так вот, кто-то из колхозников выследил Агафью Киреевну на колхозном поле и сделал на неё донос. Агафья Киреевна была осуждена на пять лет тюрьмы. Каким образом поступили с малолетними детьми, где и как они выживали без родителей, я сказать не могу. Эту историю рассказывала мне, школьнику, моя бабушка Катя Урезалова. Но с той поры прошло уже более полувека, и многие подробности ее рассказа детская память не сохранила. Народ объяснял эту невероятную жестокость властей только необходимостью строгой борьбы с хищениями. Но на самом деле причина была еще и медицинской. Очень часто после съеденных даже нескольких перезимовавших под снегом зерен пшеницы или ржи у людей развивалось страшное заболевание – септическая ангина. Оно начиналось с симптомов, напоминающих ангину, температура тела повышалась до 40 градусов, присоединялась кровоточивость. Больные буквально истекали кровью, их организм переставал бороться с инфекцией. Половина из заболевших умирала. Медицина была бессильна им помочь. Перед войной это заболевание встречалось нечасто, так как редко кто из селян весной собирал колоски на полях. Число массовых смертей «от колосков» в голодные военные годы стало катастрофическим. Умирали целыми семьями. Ученые выяснили, что причиной заболевания является перезимовавшее под снегом зерно, на котором развиваются грибки, содержащие токсины. Зерно становится ядовитым для человека и животных, оказывая токсическое действие на кровь. Народный комиссариат здравоохранения СССР 31 декабря 1943 года издал специальный Приказ № 38 «О мероприятиях по предупреждению и борьбе с септической ангиной». За сбор весной колосков на поле пойманному грозил срок в лагерях. Поля были взяты под охрану. Проводились подворные обходы, населению разъяснялась смертельная опасность употребления колосков. Но голод гнал людей на освободившиеся от снега поля.
Вернувшийся в семью из мест заключения Евмен Филиппович скоропостижно умер в середине пятидесятых годов от сердечного приступа в Утузилке. Сходил в баню, напарился, забрался на русскую печь, попросил у жены холодненького кваску, с жадностью выпил и тут же захрипел, потеряв сознание, – острая сердечная недостаточность.
Татьяна Евменовна вышла замуж за куватского парня Зюзина Анатолия Васильевича ( 20.09.1933 - 09.03..1997). Была лучшей подругой моей тётки Нины Андреевны Урезаловой (в замужестве Тишиной). Покинула этот мир в начале мая 2022 года. Покоится в Куватке на деревенском кладбище.
Дмитрий Егорович и Агафья Киреевна прожили вместе более двадцати лет. Прожили без официальной регистрации брака, вследствие чего Агафья Киреевна осталась после смерти Дмитрия Егоровича в начале 1981 года без жилья. Дочь его Евдокия отсудила дом у мачехи.
С бабкой Агафьей в детские годы я часто общался. Помню, мама отправляла меня, школьника младших классов , к ней домой, чтобы она "заговорила" мне болячку на подбородке, которая долго не заживала. В деревне считали, что Агафья Киреевна обладает даром целительства. Она жила в то время еще в семье сына Николая Евменовича (1930 г.р.) и невестки Марии Фадеевны (1929 г.р.). Там же проживала в ту пору и ее дочь Валентина Евменовна Письменных, еще не вышедшая замуж за Василия Мисорина.
Я входил в их дом рядом с деревенской водокачкой и всегда заставал бабку Агафью в кути у русской печки, где она занималась деревенской постряпушкой. Она усаживала меня на табуретку и просила обождать, пока забрасывала в раскаленную печь уже подоспевшие к выпечке пироги и шаньги. Затем вынимала из кармана пачку "Беломора" и с жадностью курила, пуская вокруг себя густые клубы дыма.Папиросы «Беломор» были самыми массовыми папиросами советского времени вследствие их низкой цены: пачка, на лицевой стороне которой была изображена часть карты Советского союза и содержащая 25 папирос 5 класса с высоким содержанием никотина и смол, стоила 22 копейки. Картинка на пачке в начале 1930-х годов стала рекламой грандиозной ударной стройки Беломорско-Балтийского канала.
Наконец, погасив папиросу, бабка Агафья приглашала меня к челу печи, брала из припечка уголек и,что-то таинственно нашептывая, в течение нескольких минут приближала его к моему подбородку с незаживающей коростой, то отводилм в сторону. Закончив сеанс чудодейства она тут же начинала смолить очередную беломорину. После нескольких посещений и "колдовства" бабки Агафьи короста отпала, моя болячка благополучно зажила.
Николай Евменович и Мария Фадеевна долгое время не могли родить себе ребенка. Тетя Мария много раз ездила на курорт на грязи, получала лечение от бесплодия в деревенском фельдшерско-акушерском пункте, но всё безрезультатно. Супруги уже отчаялись, потеряли всякую надежду на успех. Но вскоре судьба преподнесла им подарок: Мария Фадеевна родила желанную и долгожданную дочку Любашу,воспитанию которой была посвящена вся дальнейшая жизнь счастливых родителей.
Минули годы. Николай Евменович умер 12 июня 1998г, его сестра Валентина Евменовна покинула этот мир 27 августа 1994г. Мария Фадеевна так и проживает в Куватке, ей уже 88 лет*. Её дочь Любаша Родных (в замужестве Тиунова) умерла в 2013 г. в возрасте 50 лет, похоронена в Куватке рядом со своим отцом. Причина её раннего ухода из жизни мне была не известна. Родные рассказывали, что накануне смерти она пролежала несколько дней в коме. За год до этого трагического события у Любы произошло что-то подобное, но тогда все обошлось, она пришла в себя, но была сильно обеспокоена и напугана произошедшим. Дочь Любы, Елена (род. 11 июля 1981г), живет теперь в Санкт-Петербурге. Она мне рассказала, что в Братске встретила парня Николая и в 2006 году, закончив второе образование, уехала с ним в его родной Питер. Там они поженились, а в 2010 году родили дочку.
«Мою маму, Любовь Николаевну, сразил инсульт. К сожалению, врачи не смогли ей ничем помочь. Я стараюсь каждые два года ездить на родину, в Куватку. Планировала и в этот раз сделать это в августе. Хотелось родственников повидать, могилки родных в порядок привести. Но вот обстановка в стране сложилась сложная в связи с коронавирусом. Никто не ведал, не гадал, что такое случится. Видно, моя поездка в этом году не состоится», - сообщила мне Елена.
Многие селяне перевозили на новое место не только свои дома, амбары, бани, но не решались оставить на землях утопающей деревни могилы своих родных и близких. Кладбище в Куватке не подлежало переносу. Оно находилось, как считали власти, в месте, где после затопления будущим морем оно не будет размыто. Деньги на перезахоронения жителям в связи с этим не выделялись, и люди переносили захоронения сами. Несмотря на то, что раскопка могил у православных считается большим грехом, люди с пониманием относились к этой вынужденной необходимости, продиктованной жизнью.
Помню, был перезахоронен родителями Александр Коротеньких, который трагически погиб весной 1958 года в местном Нижнеийском леспромхозе на лесоповале в возрасте 28 лет, попав по неосторожности под спиленную и упавшую на него лесину. По просьбе матери Александра, Ефросиньи Агафоновны, была снята крышка с его гроба. Увидев почерневшее и заплесневевшее лицо сына, исторгавшее тяжелый запах тления, мать лишилась чувств. Можно легко представить, какую душевную боль и страдания вновь испытали несчастные родители. И таких перезахоронений произведено было не мало.
Но невозможно перенести все захоронения. И коренные жители затопляемых селений испытывали щемящую душевную боль от потери родной земли и могил своих родных и близких.
А вода настойчиво лезла вверх, беспощадно заглатывала оставшиеся на месте бывших домов и амбаров подполья, подвалы, быстро, за одно лето, густо заросших крапивой, полынью и лебедой, заползала в леса и боры, где люди десятками лет собирали ягоды, грибы, заготавливали сено, пасли коней, коров.
Наполнение Братского водохранилища до проектной отметки продолжалось с 1961 по 1967 год. На незатопляемые участки суши перенесено 5703 частных дворов, 9477 общественных построек. Братский район потерял 77,6% плодородной пашни. Затоплено 5,5 тыс. кв. км земель, что привело к серьёзному изменению гидрологического режима прилежащей к водохранилищу местности (подъём грунтовых вод, подтопление почвы), к смягчению зим и удлинению переходных сезонов.
Образовались многочисленные малые и большие заливы. Из стоячей, зацветшей от изобилия зеленых водорослей воды торчали затопленные сосны, березы, осины.
Как было тяжело, горько и больно наблюдать, как водный поток неотвратимо и беспощадно поглощал сушу, боры, сенокосы, черемушные кусты по берегам реки, заливал огороды, плодородные пашни, подмывал деревенское кладбище, смывая могилы родных в море и обнажая почерневшие от тлена гробы, которые десятками еще долго всплывали на поверхность рукотворного моря. Разрушались могилы предков! Все это людям предстояло пережить, перестрадать.
А заливы все ближе и ближе со всех сторон подбирались к вновь строящейся Куватке, и деревня оказалась на полуострове длиной полтора десятка километров, лишь одним северным узким шести километровым концом упирающимся в сушу. Если смотреть на карту, то видно, что полуостров в виде длинного "сапожка" далеко вдаётся в воды Братского моря. Большие колебания уровня воды водохранилища, доходящие до 10 метров, привели к интенсивному разрушению берегов, оседанию склонов, возникновению оползней.
Пройдут годы, и осклизшие, набрякшие водой деревья, умрут, уйдут на дно, намоются унылые глинисто-песчаные берега, с нагромождениями песчаника-плитняка, и ничто не будет напоминать, что на месте чистой водной глади заливов когда-то стоял чудный лес, где в изобилии цвели яркие саранки, жарки, колокольчики, насыщенно-бордовые и желтые в крапинку «венерины башмачки».
Душевное состояние жителей-переселенцев, их сердечную боль по исчезающей малой родине хорошо передал в своем стихотворении усть-илимский поэт и прозаик Георгий Иннокентьевич Замаратский. Он пишет:
Глаза закрою – вижу родину,
Которая на дне «морском»,
И за деревнею поскотину,
И отмель с розовым песком.
Глаза закрою – избы вижу я
На берегу реки моей,
Амбара вижу стену рыжую
С инициалами парней,
Которые ушли с фашистами
В лихое время воевать.
Пусть эти стены стали мшистыми,
Но буквы все-таки видать.
Глаза закрою – вижу поле я:
Вот здесь – пшеница, там – ячмень…
Как хорошо в полях, тем более –
В погожий августовский день!
Глаза открою – вижу «море» я,
И по нему – «девятый вал»,
А родина – уже история…
Зачем глаза я открывал?
С годами почва полуострова напитается влагой и после обильных дождей станет подтапливаться. Подвалы, подполья, выгребные ямы в новой деревне станут заливаться поднявшимися грунтовыми водами, о чём раньше жители не имели понятия. В сентябре 2005 г. в деревне вынуждены были проложить водоотводные траншеи в сторону залива, чтобы снизить уровень воды относительно поверхности земли.
________________________________________
* Мария Фадеевна Родных умерла весной 2017 года
Фото: Фрагмент карты Братского района перед заполнением Братского водохранилища
Фотографии к данным запискам смотри по ссылке https://ok.ru/profile/562064181842/album/908269638738
(продолжение следует)