— Ну, здравствуй, подруга! — Людмила широко распахнула объятия, захватив в них Светлану чуть ни полностью. Она и сама стала шире и потому казалась пониже ростом. Всё такая же сдобная и вкусная. Может быть, даже немного аппетитнее, чем прежде. — Я уж думала, что пролетишь мимо меня, как фанера над Парижем! Такая знаменитая!
Людка, как в детстве, хитро свела брови на переносице.
— Здравствуй, здравствуй! Вот уж поистине, разве что пролететь можно мимо тебя! Теперь, пожалуй, тебя ни объедешь, ни обойдёшь, ни с какой стороны. Ишь, раздобрела! — расхохоталась Светка, вырываясь из рук подруги.
— Да! Хорошего человека должно быть много! В душ с дороги или за стол?
— В душ перед сном. В самолёте не пыльно! — пошутила Светлана, раскрыла свою дорожную сумку и стала вынимать оттуда свёртки. — Держи! Это к столу. Это тебе подарок. Это Павлику от меня и моих родителей. Это Викентий передал ему что-то для компьютера, он там письмишко нацарапал.
— Дожили! Викентий!
— Ну, а то! Двадцать лет и метр девяносто! Витюшкой называть уже как-то неловко, Витькой — несолидно! В кого ростом пошёл, не знаю! — засмеялась Света.
— А мой Пашка — метр девяносто два! — похвасталась Людмила.
— Твой, явно, в отца. Тищенко-то под два метра в молодости был! Может, к старости пониже стал? Ты с ним встречаешься когда-никогда?
— С Тищенко? Да чо с ним встречаться? Выпить захочет, так мимо меня не проходит. Все пути ведут в рай!
— Что, пьёт по-прежнему? — сочувственно спросила Света.
— А, как с перестройки начал, так до сих пор перестраивается! Чо о нём говорить? Всю душу он мне вымотал! — отмахнулась Людка.
Спорыми руками подруги уже накрыт стол. Заморские баночки с яркими этикетками дополняют обычный по-сибирски нехитрый, но сытный набор застолья.
— Ой, Людка! Пельмени сама лепила?
— Ну-у-у! Неужто ж магазинными буду гостью потчевать? Вон в морозилке ровно тыща штук лежит. На всё твоё пребывание хватит, даже, если одними пельменями только будешь питаться!
Светланино сердце греет нарочитое чисто сибирское «нуканье» подруги. Разговаривая, Людмила разливает по рюмкам привезённый в подарок французский коньяк, раскладывает по тарелкам закуску.
— Давай, со свиданьицем!
— Да, за встречу. Давно мы с тобой, моя милая, не виделись. Так иной раз скучаю по тебе! Как тётя Аня? — поинтересовалась Светлана матерью подруги.
— Да скрипит помаленьку. Пенсию повышают, а не чувствуется этого. Её повысят, цены подскочут! Я ей деньжат периодически посылаю. А она их копит, себе отказывая во всём, и потом Пашке на день рождения дарит. Зову сюда жить, не хочет! Видать, придётся силу применять. Вот ещё поработаю маленько, расширю жилплощадь и айдате, маманя!
— Как коммерция продвигается? — Света оглядывает современно обставленную комнату квартиры с евроремонтом. — По интерьеру вижу, не бедствуешь.
— Ну-у-у! Стараемся жить не хуже людей! Ваш журнальчик почитываем, образовываемся помаленьку! Скоро вот сына выучу, надеюсь вздохнуть посвободней. Коммерция-то что! Она не в тягость, а в удовольствие при моём характере. Налоги да бумажные дела замотали! Хоть бросай основную работу и знай только бегай по инстанциям с отчётами. Телевизор послушаешь — облегчают предпринимателям жизнь. А на деле в налоговой больше времени провожу, чем в магазине. Бухгалтера надо бы нанять... У Лариски Арне есть. Ты Ларку-то нашу помнишь?
— Ну, привет! Это же она меня на встречу выпускников пригласила! Отыскала как-то!
— Ага, отыскала, через меня. Увидишь завтра, как будут вокруг тебя виться! Ты ж у нас московская знаменитость! Глядишь, снимочек хороший сделаешь и поместишь в каком журнальчике! Посмотришь, как Динка Смердина завтра твоей лучшей подругой будет!
— Тюх, тюх, тюх! Разгорелся наш утюг! — засмеялась Светка. — Чего это ты на них так взъелась? Ну, Динка, ладно! Она, кстати, давно уж Беляковой должна быть, если память мне не изменяет. А Ларка чем тебе не угодила?
— Динка Степанковой так и осталась, не стала документы на фамилию второго мужа переделывать. А Ларка ничего! Она и нашим, и вашим старается быть приятной. Ей вместе с наследством от отца и характер торгашеский достался. Три точки на рынке держит!
Выпили по две рюмки уже. Раскраснелись подруги, глазёнки заблестели. Двадцати годков жизни будто и не бывало! Только разговоры да заботы взрослые.
— Как три точки на рынке? А она мне писала, что давно уже в администрации при губернаторе работает, отделом руководит.
— Ага! И отделом руководит, и своими ларьками успевает. Они у неё на родственников записаны, правда. И стоят там то тётки, то племянники. Но воз тянет по-прежнему Лариска. Она у нас, как многостаночница. Как сил на всё хватает? А Динка... — Людка закурила. — Вот, в общаге не курила, а тут жизнь заставила. Я из-за Динки и ей подобных, типа Лилички Мерзон, не хочу завтра идти на встречу. Да меня, собственно, никто и не приглашал! Лариска проболталась, когда твой адрес у меня спрашивала.
— Я тебя приглашаю. Ты всегда с нами была. А скольких наших ты выручила в своё время с курсовыми? Особенно общежитских.
— Ой, Светка! — Людмила по-матерински обняла подругу. — Была ты у меня блаженной, не от мира сего, так ею и осталась. То ж в «своё время»... А знаешь ли ты, что мне в прошлом году после встречи подпитая Ларка сказала? Ей Динка прямым текстом посоветовала дистанцироваться от общей массы, устраивать встречи в кругу «избранных». Слово-то какое выбрала — «дистанцироваться»! Так и прёт райкомом партии! Ну, нынче-то она избранная... Увидишь завтра, кто соберётся! И ведь ты подумай, — Людка стукнула ладошкой себя по коленке, — смотришь на неё, по-прежнему сама простота и открытость! Улыбка в пол-лица. А на самом деле...
Заметив, что Светка смотрит на неё широко распахнутыми от удивления глазами, Людка усмехнулась.
— Ну что тебя опять удивляет? Или ты забыла её, Динку-то?
— Да нет, помню и неплохо. Но ведь пора бы и повзрослеть, поумнеть. Неужели до сих пор не понятно, что жизнь — качели: то подбросит до небес, то вниз может так кувыркнуть! Да и перед кем заноситься? Мы же друг дружку знаем так давно, что каждый — как облупленный.
— Видать, непонятно.
— А куда она «избранная»? — осторожно спросила Света. — Я ведь не в курсе ваших дел пока ещё.
— Это пока ещё... Завтра введут. Надеюсь, ты в курсе, что недавно выборы в Госдуму были?
— Ну это, слава Богу, знаю...
— Так вот, Дина Павловна стала депутатом, избранным большинством голосов как независимый кандидат. До сих пор гудёж стоит «в узких кругах». Тьфу, ёлки зелёные! При муже — мэре города, независимая! От нас, избирателей, она независима, это да!
Людмила разливает ещё понемногу:
— Да ну их к чёрту, Светка! Куда-то нас не туда занесло. Что нам, больше не о чем говорить? Столько лет не виделись, встретились в кои-то веки, а говорим о какой-то ерунде. Совсем рехнулись! Давай-ка лучше ляжем, да поболтаем о своём, о девичьем.
Быстренько убрали со стола, постелили постель. Гостье — на диване, а себе Людмила раскрыла раскладушку.
— Видала, какая модерновая раскладушечка? Не то что в общаге двадцать лет назад!
— Ага, двадцать! — передразнила Светка Люду. — А тридцать, не хочешь? Всё годочки себе убавляешь, мать? — пошутила она.
— Ой, точно! Это нынче двадцать четыре года, как вы закончили институт? Значит, действительно, без года тридцать, как я в первый раз переночевала у вас в общаге на раскладушке. Господи, вот время-то летит! Как ты там в своём стихе про паутинки написала? Ну-ка, прочти!
— Да брось ты, Людка! Фотоснимки у меня лучше получаются, чем стихи. Так уж, балуюсь по привычке! — смущённо отмахнулась Светлана.
— Ладно, ладно! Не кокетничай, читай! Мы с Сущевской всплакнули, когда читали. Или не помнишь наизусть? На стихи у тебя, вроде, всегда хорошая память была.
— Да уж, не то что на цифры! — смеётся Света. — Ну, слушай, почитательница моего таланта:
Началось оно, бабье лето
С паутинками серебра.
А всё кажется, близко где-то
Дуют молодости ветра.
Это лето ещё, не осень,
Не зима стоит у крыльца.
Почему же так сердце просит
Оттянуть начало конца?
В суете, в круговерти забылось,
Что вперёд летят годы, не вспять.
Ещё с юностью не простилась,
А уж (батюшки!) — сорок пять!
Началось оно, бабье лето
С паутинкою в пол-лица.
А как много ещё не спето,
Не доделано до конца!
Светлана закончила читать. Воцарилась тишина, которую лишь радио нарушало, тихонько говоря в кухне само с собой. На последнем звуке Светкиного стихотворения забили кремлёвские куранты, будто специально подгадали к этому моменту, после чего зазвучал Гимн России, такой родной и знакомый с молодости в СССР.
— Надо же! И впрямь, будто в юность вернулись свою! — задумчиво проговорила Света.
— Вот за что я эту болтушку настенную и не выбрасываю, хоть у Пашки полно всяких транзисторов. А эта, как в общаге, бывало, и разбудит Гимном, и что спать пора им же напомнит. Согласись, хорошо, что его не заменили! Всё-таки не всё в нашей прежней жизни плохим было.
— Да уж, конечно, — охотно подтвердила Светлана. — Ну, ты-то сама как живёшь? Мужичонку себе так никакого и не нашла? Письмами не больно балуешь, так сейчас отчитывайся!
— Ой, письма я сроду не была мастерицей писать, ты же знаешь. А насчёт мужичонки... Он мне нужен? Настоящего мужика нынче днём с огнём не сыщешь, а стирать штаны за кем попало... Извините, других дел полным-полно! А ты, как?
— Я как?! Всё так же. Если ты спрашиваешь о бойфренде, как теперь принято говорить, то после Салогуба я не встречала ни одного, которого можно было бы просто рядом с ним поставить. Володька — это и «фрэнд» и «бой»... И никого мне не нужно, кроме него!
— Светка! Неужели ты всё ещё надеешься, что он жив? Это у тебя, наверное, с психикой что-то не в порядке. Ты уж прости меня, но за десять лет, если б он был жив, то уже сам бы нашёл тебя. Ну, а твои поиски к чему привели?
— Пока ни к чему. Обратилась в Международную комиссию по розыску без вести пропавших на территории бывшей Югославии. Людка, там такое... В розыске числится около тысячи шестисот человек и более шестисот неопознанных трупов. Но с девяносто пятого года найдено живыми почти восемь тысяч человек. Мне посоветовали обратиться ещё в Бюро по делам заключённых и пропавших без вести в Загребе. Самое главное, я не знаю, где они работали в то время в Югославии! В последнем письме Салогуб писал, что ему крайне нужно быть в Белграде, чтобы найти этого музыканта, будь он неладен! Он так и написал мне: «Я тебе о нём говорил перед своим отъездом». Я помню, что он даже фамилию его называл. Но мне тогда совсем не до того было, чтобы обращать на это внимание! Знала бы, что так случится, я бы повторяла фамилию этого музыканта день и ночь. Сына бы заставила выучить её наизусть! Хотя, может, этот неизвестный мне музыкант здесь абсолютно не при чём... Не знаю. Но интуиция подсказывает мне, что они как-то связаны. Лялька сказала, что она не знает, чтобы Димка был знаком с югославскими музыкантами. Во всяком случае, в её бытность эта тема не звучала. И у нас в семье говорилось только о Германии и Польше.
— Ну, а Костя из Ростова? Он тебе письмо из какого города прислал?
Людка считает, что искать Салогуба после той югославской мясорубки бесполезно. Но если Светку так уж заклинило на этом, то надо хоть поговорить на эту тему, чтоб ей не носить всё в себе.
— В том-то и дело, что письмо это было отправлено мне из Ростова братом Кости, которого я встречала однажды двадцать лет тому назад, когда мы плавали на теплоходе. Вера Григорян попыталась его отыскать. Узнала, что он выехал на ПМЖ то ли в Америку, то ли в Израиль, — ответила ей Света.
— А как ты определишь, что, к примеру, среди тех неопознанных трупов лежит Салогуб? Они ж, поди, разложились уже так, что ни лица, ни рук, ни ног не увидишь. Ольга Бурачок с мужем, чтобы опознать своего Олежку сдавали на анализ кровь и ещё что-то. Мне Сущевская рассказывала, но она сама не всё знает. Расспрашивать-то неудобно, — совсем некстати, не удержавшись, зевнула Люда.
— Да. Для опознания нужны определённые данные, чтобы провести молекулярно-генетический анализ. Я узнавала всё это на всякий случай. Необходимы образцы крови отца и матери. Мать-то недалеко, это не проблема. К отцу, может быть, придётся съездить. Ну, не верю я, что Володю нужно искать среди погибших! Может быть, образцы эти понадобятся для того, чтобы просто исключить его из списка неопознанных трупов. Это вполне вероятно. Но моё чутьё подсказывает, что он жив, жив! Понимаешь?
— Чутьё, чутьё... Нервы это всё, а не чутьё! Ты всегда была чересчур мнительной, много фантазировала... Давай спать! Не то сейчас душу разбередишь, до утра не уснёшь. А тебе завтра хорошо выглядеть нужно. Спи уж, Светочка! — совсем сонным голосом заканчивает Людмила.
— Спокойной ночи!
Да не спится Светке. То ли разница во времени сказывается, то ли и впрямь душу растревожила. Кружатся мысли в голове, кружатся, перемежаясь, — о прошлом, о настоящем, о будущем...