Лодырь

Григорович 2
Владимир Сергеевич Корнеев был рафинированным лентяем, причём с момента рождения. Он не огласил акушерскую криком, возвещая о своём появлении на свет, а молча таращил круглые глазёнки на незнакомый мир, в который его вытянули из уютной утробы матери. Он был недоволен, но не кричал. Ему было лень.

Время, проведённое в яслях и детском саду, пролетело для Вовочки в розоватом ленивом полусне, что его вполне устраивало. Со школой было сложней. Ему, наделённому от природы живым умом и отличной памятью, учёба давалась легко. Ленясь писать шпаргалки, он просто внимательно слушал учителей на уроках, и всегда скрупулёзно выполнял домашние задания.
 
Одноклассники относились к всегда спокойному, как «бульдозер», Володе скорее хорошо, нежели никак, или агрессивно. Последнее исключалось не отсутствием забияк в классе, а его габаритами. Вова был самым крупным мальчишкой в классе. Когда выявившийся лидер решил определить Вове место, которое по его мнению тот должен был занять, Вовочка, выслушав свод правил, определяющих его положение в иерархии класса,  молча дал лидеру в лоб, а заодно навалял его клевретам, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Желающих настоять на своём не нашлось, и от него отстали, тем более, что на первенство Вова не претендовал. Ему было лень. Такое status quo сохранялось до окончания школы. Поддерживая с одноклассниками ровные отношения, Вова ни с кем  близко не сошёлся, считая для себя дружбу обре-менительной. То же самое касалось и девочек. Не то, чтобы он ими не интересо-вался, Вове было просто лень тратить на них время.

Единственным его увлечением, которому он самозабвенно предавался, было чтение. Отец Володи, будучи не последним человеком в горкоме, имел возможность без труда пополнять домашнюю библиотеку подписными изданиями. Выучив уроки, и собрав на завтра портфель, Вова приносил из кухни поднос со всяческой дефицитной снедью в свою комнату, и устраивался с книгой на диване.

Школу Володя закончил с одной четверкой и отметкой поведения на удовлетворительно. Четвёрка была по физкультуре. Вова всеми возможными способами отлынивал от любого вида бега, особенно кроссов. На оценку же его поведения неизгладимым пятном лёг проступок, который ему запомнили с шестого класса. Каждого ученика тогда обязали принести в школу по пять килограммов макулатуры.
Вова, собрав в доме все газеты и журналы, и взвесив их на кухонном безмене, понял, что увильнуть от похода по соседям вряд ли удастся.  Хотя… Он подошёл к книжным полкам, где на почётном месте стояло полное собрание сочинений вождя мирового пролетариата, и ничтоже сумняшеся, присовокупил несколько томов классика к собранной макулатуре.

В то время за такие поступки во враги народа уже не записывали, но трёпку задавали знатную. Родителей в школу вызывать не рискнули, но звонком начальственному папе просигналили о диссидентском поведении сына.

Отец, водружая на место увесистые тома вождя, не подверг своё чадо суровому порицанию, а ограничился констатацией факта:

- Лодырь ты, Вовка. Сказал бы мне, я бы с работы тебе вагон макулатуры привёз.

Пришло время выбирать ВУЗ, в котором Вова обязан был продолжить своё образование. Отправлять своего единственного сына в армию, родители категорически были не согласны. Сам он тоже не горел желанием становиться солдатом. Там же бегать придётся!

На чём-то конкретном родители не настаивали, главное чтобы Володя получил диплом.

Вова сделал странный, на первый взгляд, выбор, учитывая свою запредельную лень. Он решил поступать в ЛВИМУ.
 
Зная своего ребёнка, услышав за завтраком о его решении, отец неприлично громко рассмеялся, а мама захлебнулась кофе.

Но Володя был уверен, что сделал правильный выбор. Как и многие ребята его возраста, он не был лишён некой романтичности. Увидеть своими глазами мир, о котором он читал в книгах, покрасоваться в морской форме…

Читая истории о жизни моряков, Володя сделал интересные для себя выводы о специфике профессии. Садишься на корабль, и он везёт тебя куда угодно, хоть вокруг света. Ты же при этом преспокойно лежишь в каюте на диване. Работа, хоть и без выходных, разбита на четырёхчасовые вахты, опять же цена вопроса с дорогой до места службы и обратно, ограничивается расстоянием от каюты, до ходового мостика, или машинного отделения. То, что надо!

Володя, несмотря на серьёзный конкурс, сумел-таки поступить в мореходное училище на радиотехнический факультет.

Преподаватели вскоре заметили превалирующую черту характера курсанта Владимира Корнеева. Рыжий бугай-увалень, с вечно полусонными глазами, лишний раз не ударивший палец о палец, вообще-то, не вызывал  сомнений в своей профпригодности, напротив, такой  флегматик очень даже подходил на должность судового радиста, тем более, что учился парень хорошо.

Для самого же Володи, учёба в мореходке мало чем отличалась от школы. Больше предметов, построения, ношение формы, несение дежурства по этажу, всё это не особо его напрягало. Другое дело, что не было возможности уединиться с  подносом вкусностей и интересной книгой. В остальном всё было словно калька с его прежней жизни. Разобравшись в ряде бесед после отбоя в помещении  туалета с посягающими на его свободы одно и старшекурсниками, Вова, был избавлен от их назойливого патронажа, и без проблем, в должный срок закончил училище.

Его распределили в Северное пароходство, в Архангельск, на один из потрёпанных морем и годами лесовозов.

Летом, как правило, лесовоз доставлял генеральные грузы в порты Заполярья, а по осени, когда на Двине появлялась шуга, судно уходило до весны работать в чартер.
Володя был доволен. Всё было так, как он и рассчитывал. Правда суточную вахту он делил с начрадом пополам, двенадцать через двенадцать часов, но сидеть в радиорубке почитывая книжку, это не столбом стоять на мосту, а ночью можно и вздремнуть, особо никто не проверяет. Единственное, что его удручало, так это еженедельная смена постельного белья. Для него и в училище было пыткой застилать простынь, менять пододеяльник и наволочку. Но там это было не навсегда, а здесь эту процедуру придётся проделывать до пенсии. После мучительных поисков уклонения  от тоскливой обязанности, он сумел договориться с буфетчицей, которая за плитку шоколада и возможность «нелегально» позвонить домой, взяла на себя заботу о его спальном месте. Теперь Володя был максимально приближен к нирване.

Приятельские, необременительные отношения у него сложились с третьим и вторым помощниками капитана. Те тоже быстро разобрались в особенностях его характера, и часто над ним подшучивали.
 
Однажды они напечатали на машинке пословицу о лени, и приклеили её скотчем на дверь его каюты. Текст гласил: «Лень, отвори дверь, сгоришь! «Сгорю, а не отворю!»». Володя, прочитав записку, только хмыкнул, а снял её с двери через полгода радист, подменявший его на время отпуска, самому Володе было лень.

У моряков отпуск длинный. Вова Корнеев упивался бездельем. Целыми днями он валялся в своей комнате на диване, читал, или смотрел телевизор, который купил в Англии на распродаже. К телевизору прилагался пульт! Не нужно было вставать, чтобы переключать каналы. По мнению Володи, это было самое гениальное изобретение двадцатого века.

К тридцати пяти годам у него едва наметилась лысина, и заметно выросло брюшко.

Лень его принимала всё более изощрённые формы. Когда ему говорили, что лень вперёд него родилась, он покачивал пальцем перед носом собеседника, и безапелляционно заявлял: «В корне с вами не согласен. Лень не могла родиться раньше меня, так как она является моей младшей монозиготной сестрой». Глядя на него, родители уже отчаялись дождаться внуков. Володе было лень жениться.
 
«Может с ним чего не так?», - перешёптывались родители в своей спальне, собираясь ко сну. Воспитанные в эпоху начальной стадии построения социализма, они и предположить не могли, что их Вовочка уже несколько лет с удовольствием пользуется услугами тарифицированных жриц любви, и имеет в этом деле, без преувеличения, международный опыт.

Корнеев продолжал работать на флоте. В начальники радиостанции, по известной причине, он так и не выбился. Он заметно растолстел. Рыжие кудри напоминали о своей некогда буйности венчиком волос, вокруг внушительной загорелой лысины, которую он компенсировал усами и бородой, бриться тоже стало лень.

Теперь Владимира Сергеевича занимали мечты о грядущей пенсии. С появлением в массовом пользовании персональных компьютеров, он оценил их преимущества для лелеемого им образа жизни. Корнеев заставил себя научиться пользоваться этой полезной техникой, в которой были заложены все его жизненные приоритеты – книги, фильмы, практически любая информация, и всё это, извините, не отрывая зада от кресла.
 
Его престарелые родители доживали свой век в питерской квартире. Отец в своё время успел отхватить участок на берегу Финского залива, километрах в тридцати от Зеленогорска, построить двухэтажный дом со всеми удобствами. Вот там-то и собирался «обломствовать» Владимир Сергеевич. Пренебрегая отменённой позже 88 статьёй Уголовного кодекса РСФСР, свои сбережения Корнеев хранил в валюте, так, что все перипетии с рублём его не коснулись. Он мечтал о том, как будет жить в доме у моря, сведя любую деятельность к минимуму. Приближение старости его не угнетало, наоборот, последние пять лет он буквально подгонял время. На интересы, которыми он жил, возраст не влиял никоим образом. Его природному здоровью мог позавидовать любой сорокалетний мужчина. С пенсией, жизнь Владимира Сергеевича Корнеева только начиналась.
 
В назначенный срок, получив вожделенное пенсионное удостоверение, счастливый пенсионер без особых сожалений списался с флота.

Первое время у него не получалось переехать жить в загородный дом, приходилось приглядывать за стариками. Родители, подарившие сыну отменное здоровье, тоже особо не болели. Через пару лет, перевалив через девяностолетний рубеж, они один за другим тихо почили от старости. Корнеев похоронил их на Тихвинском кладбище, рядом с родителями матери, сдал квартиру внаём, и уехал за город. Завёл собаку и расторопную экономку, весёлую сорокапятилетнюю эстонку, на которой через год и женился.

По сей день жители посёлка привычно здороваются с высоким полным стариком, в мятой мичманке с шитым «крабом», лениво прогуливающимся по берегу с золотистым ретривером. Взгляд старика всегда полусонен, а с его губ не сходит лёгкая улыбка довольного собой и жизнью человека.