Сюрреализм
N еще в ранней молодости потерял жену и много лет был безутешен. Жена умерла в больнице. Это случилось в больничном коридоре, где стояла кровать. N был беден, и ничего не мог сделать.
Тоска по любимой разрывала сердце, и N уехал в другой город. На новом месте удача улыбнулась, он получил хорошее место в брокерской конторе и со временем разбогател, но так и не женился.
Спустя несколько лет дела привели N в родной город. Объехав за день нужные конторы и банк, он отпустил извозчика, слегка перекусил в кафе, и как в тумане побрел по неузнаваемым улицам, по которым когда-то любил прогуливаться с женой. Он силился вспомнить каждый дом, каждый проулок, но все словно растворилось вокруг, а ноги сами несли в неизвестном направлении, пока перед ним не выросло старинное здание больницы для бедных.
N толкнул тяжелую дубовую дверь, и та неожиданно с легкостью поддалась. В темном холле сидела привратница.
- Что Вам угодно.
- Здесь ведь больница?
- Нет, здесь теперь приют для сирот.
N растерялся, но немного подумав, достал из внутреннего кармана пиджака кожаное портмоне, и раскрыл перед глазами женщины, демонстрируя упитанную пачку свежих купюр, полученных в банке.
- Я бы хотел помочь Вашему Богоугодному заведению.
- Пожалуйста, господин, я провожу Вас к директору.
Следуя за привратницей по длинному коридору N почувствовал, как кто-то словно тисками сжал его сердце и не отпускал. В сумраке небольшого кабинета его встретила сухопарая пожилая дама в пенсне за большим столом. Все формальности внесения пожертвования были не очень быстро улажены, и благодетель, осыпанный благодарностями, с содроганием очутился в коридоре под высокими сводами беленного потолка.
N не торопился, медленно шел и осторожно нес боль в своем сердце, как вдруг его обоняние уловило тонкий необычайный запах духов, напоминающий запах лесных трав. Узкий коридор исчез, перед взором мужчины раскинулся широкий зелёный луг. N c наслаждением перебирал глазами каждую травинку, улавливая переливы всех оттенков зеленного, от изумрудного до нежно-салатового. Он слышал жужжание пчел и стрекотание кузнечиков, в синем небе глаза слепило белое солнце. Боль, заполонявшая все существо N, превратилась в веселого шмеля и улетела. Прошло всего несколько секунд, и видение поглотил мрак прохладного коридора, разбавленный бледным светом высоких окон холла. N в замешательстве продолжил путь.
В дверях приюта стояла привратница и с кем-то переговаривалась. N поспешил к выходу, провожаемый благодарной улыбкой женщины, и очутился на каменной мостовой под алыми губами заходящего солнца, которого не замечал прежде. Возле крыльца стояла коляска, запряженная одной лошадью, а рядом крутила сальто необыкновенно тоненькая девушка в платье черного шелка, отделанного кружевами, оголяя стройные ножки в кофейных чулках. Длинные каштановые кудри разлетались в стороны и отливали розовым золотом. N замер в изумлении, и простоял несколько минут недвижно, не отрывая глаз от чудного видения. Он был пленен очарованием.
Девушка наконец заметила мужчину и остановилась, улыбаясь агатами глаз и уголками губ. Незнакомка, покачиваясь тростинкой, казалась одного роста с N. Его магнитом потянуло к ней, но усилием воли удалось преодолеть притяжение.
- Простите, мадемуазель. Могу я узнать, что это Вы тут делаете?
- Держу равновесие, пока жду мамА. Она - директор заведения. Но ..., - девушка приложила пальчик к губам, - тссс, если маменька узнает, то верно меня убьет.
В этот момент дверь особняка распахнулась, и из его чрева показалась директриса.
Важная дама элегантно спрыгнула с крыльца на одной ножке, при виде парочки лицо ее приняло выражение столь сладостное, словно она только что съела банку меда.
- Ах, Вы еще не ушли господин N? Познакомьтесь это моя дочь, Жюли.
- Евгения, - присела девушка, склонив хорошенькую головку.
- Мы будем счастливы, если Вы нам окажете одолжение, выпить чашечку ароматного чаю в нашем доме.
N с радостью согласился, и остаток вечера провел в обществе двух дам, парящих с чашками, вниманием и расспросами. Евгения за столом вела себя скромно, аккуратно ловя чашкой сахар, чтобы не раздражать мать. И только, провожая гостя и подкидывая его шляпу, снова сделала сальто на глазах невозмутимого швейцара.
N изменил свои планы, задержался в городе еще на несколько дней, став завсегдатаем расшатанного временем дома новых знакомых. И в будущем он старался не планировать дела так, чтобы реже оказываться в родном городе. Евгения не видела в нем недруга, а ее мать - плохую партию для дочери.
А в самом N поселилось навечно очарование. Оно стало смыслом всей его бессмысленной жизни.
Через год Евгения одним прыжком перескочила гимназию и оказалась на высших женских курсах. N, предварительно столковавшись с ее матерью, сделал предложение.
- Я не против Вашего брака, скажу больше, буду счастлива, но вот Евгения... Захочет ли она ... У нее такой ветер в головке, не удивляйтесь, я все про цирк знала, слава богу, что девочка одумалась.
N улыбнулся про себя, вспоминая немыслимые сальто, и подумал, что мать упала бы в обморок, узнай о новом увлечении дочери.
С тем же жаром, с какой раньше грезила об участи циркачки, Евгения теперь посещала политический кружок, где изучала марксизм.
- Мы против террора в отношении отдельных личностей, мы за новый справедливый строй, где людям разных сословий будет жить хорошо и свободно. Не будет нищих, и всех людей доктора будут лечить бесплатно, - убежденно разъясняла суть марксизма Женя во время долгой прогулки.
При последних словах сердце влюбленного сжалось, но тут же отпустило, наполняясь, как бокал вином, очарованием Евгении, ее искренностью и почти детской непосредственностью.
- Помилуйте, Женечка, кто же этот новый строй сделает, не сам же он собой с неба свалиться? - спросил N.
- Пролетариат. Могильщик буржуазии... и монархии тоже, - подумав добавила девушка.
- Так надобно б, чтобы сначала буржуазия свергла монархию.
- Без пролетариата буржуазия ни на что не способна. Все революции всегда делал народ, только ее плоды доставались буржуазии, а марксизм учит, как этого не допустить.
- И как же?
- Нужна диктатура пролетариата.
И N, самый что ни на есть неприкрытый буржуа, поверженный юным очарованием, согласен был заодно быть поверженным и пролетариатом.
Однажды, сидя на лавочке в чахлом городском сквере, который казался благоухающим садом, потому что рядом была Евгения, N решился.
- А как марксисты смотрят на брак?
- Общее благо превыше личного счастья, - уверенно сказала Женя, взглянув в печальные зачарованные глаза. - А почему вы меня об этом спросили?
- Я хотел узнать, пошли бы Вы замуж за человека, который очарован Вами, и готов отдать всю свою жизнь? Могу ли я надеется?
- Вы душка, и я Вас очень люблю, правда, но выйду замуж только за человека моих убеждений, - выпалила Евгения.
- Я буду помогать Вашему кружку во всем, что угодно. А другого ничего не могу, - N имел ввиду сальто. - Все мои убеждения - жить для Вас, любить Вас.
Женя серьезно посмотрела на N, взяла его руки в свои тонкие ладошки и крепко по-мужски пожала.
- Я согласна.
После свадьбы, N перевез Женю в обставленную новой мебелью уютную квартиру, и перевел свою контору полностью в родной город.
Семейная жизнь на удивление текла тихо, не считая сальто по утрам. Вечерами Евгения, высоко подобрав волосы, занималась за столом под большим абажуром, а муж сидел в углу комнаты на диване и читал книгу, то и дело поднимая глаза и любуюсь легким профилем.
Постепенно он все больше входил в подробности деятельности "кружка", жалея средств, все-таки печатал политические брошюры и газеты. Жандармам иногда приходило в голову, что опасная литература могла храниться в доме преуспевающего буржуа, но тут же уходило.
Во время революционных волнений, за конторкой в своем офисе, он не находил себе места, переживая за жену. В один из дней, влекомый нехорошим предчувствием, N кинулся из конторы на главную улицу, заслышав звуки перестрелки. Ему чудом удалось выхватить женщину из под блеснувшей сталью шашки казачьего офицера, который долго извинялся, что задел немного плечо.
Рана оказалась глубокой, Евгения в беспамятстве провела несколько дней. N не отходил ни на шаг, платил не такие уж баснословные деньги за перевязки, только бы врач молчал и не донес в полицию.
Когда бы Женя не открыла глаза, над ней всегда склонялся любящий муж.
- Я увезу тебя за границу, мое очарование. Оставаться в России тебе опасно.
N передал дела напарнику, и с женой оставил отчизну. Несколько безмятежных лет семья провела на маленькой вилле в Швейцарии, где родился чудесный малыш - вновь воплощенные очарование матери и смышлёность отца. Ежемесячно N получал ренту от партнера, оказавшегося на редкость честным малым.
С тревогой семья встретила известие о начале войны. N с тяжелым чувством ежедневно читал газеты, осознавая, что война надолго. N стал заниматься военными поставками для русской армии, испытывавшей дефицит буквально всего, и вооружения, и одежды, и продуктов.
- Это империалистическая война, она не выгодна не одному народу, - только и сказала Женя, провожая мужа в Россию, и вместе с этими словами кинулась со слезами ему на шею.
- Я вернусь, мое очарование. Я иду воевать ради общего блага, как ты меня учила.
Ни одна пуля не задела N на фронте, его хранило очарование.
С началом февральской революции Евгения вернулась в Россию, отдав сына на попечение матери.
Мать, осуждала, но не препятствовала непонятной работе дочери, и ее встречам с незнакомыми людьми.
Во время неудачного июльского выступления большевиков Женю беспардонно схватили жандармы и бросили в тюрьму. Мать срочно отписала об этом N на фронт, и тот, взяв срочную увольнительную, вернулся в город. В худом, в потрепанной форме, офицере теща не сразу узнала зятя.
- На фронте голод, солдаты умирают от болезней. Все поставки сорваны.
- В городе не лучше, с утра простой люд выстраивается в хвосты за хлебом. Но что же тут можно сделать? Пусть власть думает. Но кто такие большевики, может ты знаешь?
Подкупив жандармерию N удалось освободить жену и отправить в деревню к родственникам.
N вернулся на фронт, солдаты, уважая за справедливость, храбрость и заботу, единогласно выбрали его в военный комитет.
Полк N вынужденно "квартировался" в Царском селе, когда в родном городе свершилась революция, власть перешла в руки большевиков почти без сопротивления со стороны юнкеров при огромной поддержке рабочих, матросов и солдат. Полк на собрании занял нейтральную позицию, решив не быть ни на стороне тех, кто воевал за свою собственность, ни на стороне тех, кто провозглашал превыше всего благо народа.
На третий день в Царское село картинно на белом коне в сопровождение казаков въехал премьер-министр Керенский. Невысокий человек, стриженый под бобрик, в военном френче соскочил с лошади, открыл карманные часы, и потребовал в течении трех минут от всех солдат разоружиться.
Полк привык в последние месяцы сам распоряжаться своей судьбой. От приказа повеяло ненавистным старорежимным духом, никто, разумеется, приказ выполнять не стал.
Тогда по солдатам ударила батарея, много человек разнесло на части. N чудом спасся, взрывной волной его отнесло на несколько метров. Контуженный, он собрал остатки полка, и двинул в Петроград на помощь большевикам.
Женя была уже в городе, активно работая в Смольном. В ее руках все горело, и иногда от воодушевления, если никто не видел, она время от времени делала сальто.
В нарождающейся эпохе ее очарование вспыхнуло с новой силой. Его не смогли притушить ни пламя гражданской войны, ни послевоенный голод, ни тиф, ни трудные годы становления молодого государства, подъема промышленности и коллективизации, ни горе и лихолетье Великой отечественной войны. Она стала директором детского дома, созданного из приюта матери. N преподавал детям математику. Детский дом вместе с Женей удалось переправить по "дороге жизни". N остался. Помогал эвакуировать детей и женщин, рыл окопы, делал все, что нужно для защиты города. Почти ничего не ел, и опять невероятным чудом выжил, все время думая о жене. После освобождения несколько месяцев пролежал в госпитале, врачи буквально вернули его с того света.
С окончанием войны N нашел свое очарование в глухой деревне на Урале вместе с выжившими воспитанниками.
Поврежденный бомбежкой старый особняк вновь ожил, приютив многочисленных сирот войны. Дети обожали Женю, и все, как один, называли "мамой".
Прошли годы, блудный сын, не дослужившись до генерала, вернулся. И семья, вновь объединившись, зажила счастливой беспокойной жизнью. Каждый месяц в один из воскресных дней, по ни кем не заведенной традиции, детдомовцы оккупировали цирк. Они прыгали, бегали, летали под куполом. Правда артисты выходили не из всех, многие стали ученными, врачами, учителями, и даже писателями, но все прекрасно делали сальто.
N c женой жили дольше века и не старились. Беда пришла с той стороны откуда не ждали. Меченная дьяволом шельма, оказавшаяся у власти, и не думала о благе народа, ввела рыночные механизмы в экономике, начиная с черных дыр малого бизнеса под видом кооперативов, поглощавших активы крупных предприятий. Саранчой торгаши опустошали полки магазинов, а в это время склады в крупных городах ломились от продуктов и одежды. Народ вынуждали отказаться от справедливости голодом.
Женю вихрем носило на митинги, пока однажды на шествии не получила удар в грудь ногой от подонка с выжженной свастикой на плече. В последнем сальто она упала неудачно на правый бок, и сломала шейку бедра. В больнице, известие о том, что на три месяца будет прикована к постели, взорвало мозг.
Тринадцать дней N ходил в реанимацию. Поднял на ноги весь город, всех знакомых, первых и последних лиц города, доставая нужные лекарства, которых не было в больнице. На одиннадцатый день после инсульта Женя уже могла самостоятельно сидеть и пить теплое молоко, держа кружку руками. Главный врач дежурил две смены подряд, и на двенадцатый день N повел его в маленькое кафе.
- Если она протянет еще три дня, будет жить, - обнадежил устало доктор.
Ночью случилось непредвиденное и нелогичное. В реанимацию привезли прострелянного бандита, люди в черных масках с автоматами согнали медперсонал в соседнюю палату. Евгении не повезло, ее врач и медсестра испарились, сама себе сделать укол и поменять капельницу не смогла.
На следующий день утром N позвонил узнать о состоянии жены. Тихий и виноватый голос медсестры сообщил, что Жени не стало.
Держа трубку в руке, N затрясся всем телом от глухих рыданий. Сердце сдавила невероятная боль, очарование выскользнуло из ее тисков и улетело. N рухнул на пол замертво.
25.08.2015