Десять лет прошло с того времени, как круто изменилась жизнь Светланы Салогуб. Правда, теперь во всех творческих кругах она проходила под фамилией Волевская. Светлана Волевская — был её псевдоним, которым она подписывала свои фотографии.
— Почему Волевская? — обиделся отец. — Если уж тебе так необходимо сменить фамилию, то вернись к отцовской, а не к материной. Чем же плохо звучит — Светлана Славуцкая?
— Ну, положим, мама для меня всегда была и останется Славуцкой, так что я беру, скорее, дедову фамилию для псевдонима. Ты пойми меня, папа, я хочу начать свою жизнь с чистого листа. Я ошиблась в выборе профессии и пошла не туда, где мне интересно, где я могла бы добиться каких-то высот... Да много чего в своей жизни я сделала не так, как хотелось бы! Во многом я, выходит, ошибалась. Я всё хочу начать сначала! И пусть за мной не тянется шлейф моих старых фамилий. И хочу я, чтобы моя новая фамилия была всё же для меня родной и приятной!
Фотографией Светлана Владимировна занялась года через полтора после того, как пропал её муж Владимир Салогуб. Она не понимала и до сих пор не понимает, почему Володьку понесло именно в Югославию? Наверное, это придумал Димка. Или Костя из Ростова? Во всяком случае, они поехали туда втроём, насколько ей это известно. Но почему в Югославию? Неужели ни в какой другой стране нельзя было пристроиться на работу русским музыкантам? Понятно, что у Салогуба тогда был трудный период в жизни.
Неприятности в ПМК у него начались вскоре после их поездки в Германию. В объединение пришёл новый начальник. Новая метла по-новому метёт: начались перемещения, появились ставленники. То ли место Салогуба кому-то приглянулось, то ли он оказался неудобным человеком, но его начали выживать. Против него собрали всё, начиная с того, что его жена работала «под прикрытием мужа» и якобы манкировала своими обязанностями, пользуясь этим, и кончая тем, что у него есть приработок на стороне, приносящий доход почище строительного. Даже поездку к отцу в Германию использовали против Володьки, плетя бог весть что. Сначала из ПМК ушла Светка. Ей было противно смотреть на тех, кто ещё недавно был если не другом, то не врагом, а теперь стыдливо отводил глаза в сторону. Вскоре и Володька послал всё и всех к чёрту. Осталась вечерняя работа в ресторане. Нет, материально они, конечно, не бедствовали. Но на душе было паршиво. Какая-то странная жизнь началась не только у Салогубов, но и у многих их друзей по институту, по прошлой работе. Большинство ИТРовцев, сотрудников НИИ пересело в самолёты и поезда, начав осваивать новую профессию челноков. Не у всех хорошо получалось это, но кто-то оказался прирождённым коммерсантом, некоторым просто везло до поры, до времени. Людмила Милая, например, попала в свою стихию, совершенно не подозревая раньше, что её призвание — коммерция. Она и Светку пыталась приобщить к бизнесу, но та лишь смеялась над её стараниями. Светка утверждала, что она умеет считать деньги только на бумаге, а не в руках. И вообще, торговля — это не её стезя. Даже работа бухгалтера не привлекала. Хотя Кимуся и Оля Бурачок переквалифицировались, вовремя сориентировавшись, что спрос на бухгалтеров растёт. Каждый крутился, как мог. Дина Степанкова, демонстративно порвав свой партбилет и разойдясь с Женькой, перешла на работу в администрацию города. Там она вышла замуж за всё ещё холостого Сашу Белякова.
Не зря говорится, что добро к добру идёт, а беда — к беде. Года не прошло после неприятностей в ПМК, как снова напасть — пожар в гостинице, где был ресторан, в котором работал Салогуб. Володька с Димкой лишились и этой работы. Вот тогда и завитала в воздухе идея поездки за рубеж. Многие музыканты в ту пору уезжали. Откуда взялась Югославия? Непонятно! Только как-то однажды вечером Салогуб сказал ей глухо:
— Прости меня, Света!
Всё реже и реже называл он её привычным «Старуха». Всё чаще она видела, как мучает его что-то, с чем никак не может справиться её Володька.
— Ты что? В чём ты виноват? — спросила его Светлана.
— В том, что не сумел выполнить своего обещания. Ты помнишь, я говорил, что сделаю всё, чтоб тебе и Витьке жилось со мной хорошо? Я помню! Да что-то не очень у меня это получается!
— Володя, перестань! Мы живём не хуже людей. Как уж умеем! Как нас научили. Что поделаешь, если отличники той прежней жизни стали отстающими в нынешней? И не мучайся ты, пожалуйста, из-за этого! Главное, что мы вместе! Что мы здоровы! А потом, ты помнишь, я тебе рассказывала историю про то, как мне, малышке, одна кореянка пообещала, что я буду жить богато? Я в это верю! А рядом со мной и ты будешь богатым, не пропадёшь! — пошутила Светка и добавила серьёзно: — Не дрейфь, Салогуб! Прорвёмся!
Володька ничего ей тогда не ответил. А через неделю объявил, что оставляет им с Викентием всё: квартиру, сбережения. Сам уезжает на заработки с Димкой и Костей в Югославию. Ещё говорил, что хочет найти там какого-то музыканта. Но Светку так поразило Володькино решение, предательское, по её мнению, что она совершенно не обратила внимания на его фамилию. На чёрта он ей сдался?! Какой там югославский музыкант, когда тут своего хватает! Сейчас-то Светлана думает, что у Салогуба действительно было почти безвыходное положение. Он на самом деле считал, что сумеет заработать деньги музыкой за границей. И не его вина в том, что в Югославию пришла война. А кто у нас виноват, что гибнут русские парни в Чечне, как когда-то в Афгане?
* * *
Кто мог предположить, что деньги, заработанные Володей в добрые времена, настолько обесценятся, что ей, Светке, потерявшей работу, придётся хвататься за что угодно, лишь бы не голодал сын. О себе не думала. Даже решилась на то, чтобы поехать с Людмилой в Польшу. Уговаривала себя тем, что там её никто не знает, во-первых, и, во-вторых, у неё будет возможность познакомиться поближе с родиной своих предков. У Люды всё решалось легко и просто. Витьку с Пашкой некуда девать? Ничего подобного! Сущевскую оставить на хозяйстве с ними. Они мальчишки уже вполне самостоятельные. Их только контролировать нужно и всё. Под Людкиным руководством Светлана покупала товар на продажу в Польше. Какого только барахла ни пришлось купить! Но Людмила уверяла, что замки, велосипедные камеры, фонарики и прочая дребедень, стоящая в России дёшево, ценится у поляков. Она устраивала настоящий коммерческий ликбез для Светки.
Навьюченные сумками, летели они до Москвы, потом ехали на поезде. Знакомые Людкины челноки не расставались с маленькими машинками, на которых только и считали что-то, сидя в самолётном кресле, лежа на полке вагона. Светка не понимала, что они все подсчитывают? Людка уверила, что к ней это придёт позже, когда она войдёт во вкус бизнеса. Светлана с сомнением посмотрела на подругу, но ничего не сказала по этому поводу.
Соседками по купе у них с Людмилой была молодая руководитель их «туристической» группы — от «Спутника» ехали! — Наталья, разбитная пышноволосая девица с несколько вульгарным макияжем, и Лидия Николаевна, женщина предпенсионного возраста, заведующая аптекой. Муж у Лидии Николаевны был военный, подполковник. Кажется, он тоже готовился к пенсии. Светлана удивилась. Она всю жизнь считала, что уж военные-то, как никто в нашей стране, обеспечены государством. Тем более подполковник. Но Лидия Николаевна рассмеялась: «О чём вы говорите, Светочка?! Слава Богу, хоть перед пенсией удалось получить квартиру в Красноярске! Куда нас только военная служба не бросала за все прожитые годы! И всё на казарменном положении. Теперь вот появилась, наконец, квартира, в ней нужно делать ремонт, а денег нет!»
Забегавшим к ним в купе приятельницам по бизнесу тоже необходимо было покупать квартиры, мебель, готовить приданное дочери, отправлять на учёбу в Москву сына. Скоро Светке стало казаться, что она с Витькой живёт лучше всех. И зачем едет в Польшу, непонятно! Ей пока ничего этого не нужно было. В квартире у них хоть и не евроремонт, но чисто и потолок, спасибо Салогубу, на голову не валится. Сыну до института далеко. И вообще, им с ним много не надо!
Светлана лежала на верхней полке, смотрела в окно и вспоминала, как они с Володей ездили в Германию. Вроде, недавно всё это было, но сколько воды утекло, как жизнь изменилась! Изменились и люди. О себе она, правда, не могла этого сказать.
Подъехали к Бресту. Начался таможенный досмотр. Вызвали руководителя группы. Наташка скоро вернулась с бумагами, велела Людке заполнить их вместо неё. Люда, видимо, уже не раз этим занималась, потому что взялась со знанием дела.
— Приготовили вещи на досмотр! — скомандовала Наталья. Потом спросила: — Женщины! Ни у кого нет металлической расчёски с хвостиком?
— Какой расчёски? Зачем? — не поняла Светка.
— Ну, как в парикмахерской, которой волосы после начёса поднимают! Таможеннице нужно! — ответила руководитель группы. Но поняв, что от своих толку не будет, и махнув на них рукой, взволнованно побежала в другие купе спрашивать про расчёску с хвостиком.
Лидия Николаевна ужасно расстроилась, что у неё нет этой злополучной металлической расчёски, а Светка так и не поняла, зачем таможеннице она именно сейчас?
— Взятка, глупенькая! — на секунду оторвалась от бумаг Людка, чтобы пояснить ей. — Настроение у таможенницы будет хорошее, она, глядишь, по сумкам лазать не станет.
— Но мы же ничего запрещённого не везём!
— Мы не везём, правильно! Не отвлекайтесь, Людочка! — взяла на себя бремя ликбеза для Светки Лидия Николаевна, — а в соседнем купе две лишние бутылки водки едут и два блока сигарет, а через купе мини-станок везут, а это запрещено! Понимаете?
— Понимаю! — кивнула Светлана головой.
На самом деле ей было абсолютно непонятно, как можно из-за какой-то расчёски с хвостиком закрыть глаза на серьёзные нарушения правил, если тебе доверено их контролировать?
Вытащили сумки, каждая свои. Вошла таможенница средних лет с огромным начёсом на голове, так что сразу стала понятна забота Наташки. Она окинула цепким взглядом купе, лица присутствующих.
— Железной расчёски с хвостиком ни у кого нет, девчата? — спросила таможенница.
— Нет! — Лидия Николаевна улыбнулась, всем своим видом выражая огромное сожаление по этому поводу. — У меня есть лак сильной фиксации! Возьмите!
Таможенница с секунду поколебалась и взяла, как должное, даже не поблагодарив. Сумки смотреть в их купе она не стала. И на том спасибо! А то перевернула бы всё, потом укладывай заново!
— Овчарка! — шёпотом выругалась Лидия Николаевна.
— Я вам в Варшаве отдам, Лидь Николавна! Я тоже везу лак, — сказала Людка, заканчивая заполнять таможенные документы на группу.
— Да ладно! — отмахнулась заваптекой.
— Нет, нет! Вы уже вторую поездку страдаете на общее благо. Совесть надо иметь!
…Поезд замедлял ход где-то в чистом поле — лишь заасфальтированная на высокой насыпи площадка вместо вокзала.
— Это Варшава? — удивилась Светлана. Ей помнился вокзал польской столицы иным.
— Отсюда ближе до нашего рынка, чем с центрального вокзала. Специально для нас остановку сделали. Поезд стоит всего минуту. Шевелись!
Как успел выгрузиться за одну минуту целый вагон, непонятно! Добро бы выходили пассажиры налегке, а то ведь на каждого по две, а то и четыре сумки! У Светки — одна своя, одна Людкина. У самой Людмилы — две. У Лидии Николаевны — три, её муж в Красноярске загружал. Однако ни один коммерсант, ни одна сумка не поехала в вагоне дальше, до Варшавы- Центральной. Когда поезд отошёл и стало понятно, куда нужно идти, Света ахнула — предстояло спуститься вниз с высоченной и крутой насыпи. Налегке — куда ни шло, но с вещами! Хоть кубарем катись вместе с сумками! А Наташка уже снизу машет рукой, машины заняла, иначе расхватают, придётся пешком тащиться до рынка. Светка, всю жизнь считавшая себя сильной и крепкой, поняла, насколько она слаба. Зато Людка управилась за троих, пока подруга пыхтела с одной сумкой!
Лидию Николаевну высадили с двумя сумками у рынка, договорившись, что она займёт на всех места, а сами с остальным багажом проехали чуть дальше, к знакомой квартирной хозяйке. Дверь открыла высокая, сурового вида женщина.
— Здравствуйте, Барбара! — как старую знакомую приветствовали её Люда и Наташа.
Света тоже вежливо поздоровалась. Квартира типа «сталинки» — большие комнаты с высокими потолками. Прошли в отведённую им комнату. В ней две кровати.
— Мы с тобой и на полу поспим, правда? — сказала Люда Светлане. — Наше дело молодое! Зато у Барбары душ есть! Не всем так везёт. А в жару после рынка — это великое дело! Ну, бросаем часть вещей — и на работу!
Светка делала всё так, как велела подруга. На рынке стали у стены какого-то здания, хоть спину есть обо что опереть, разложили свой товар прямо на земле, подстелив клеёнку. Некоторые умные люди были со складными стульчиками. Светлане и Людмиле пришлось стоять, потому что Людка свой стул предложила Лидии Николаевне, как старшей по возрасту. После долгих отнекиваний и препирательств сошлись на том, что сидеть будут втроём, по очереди. Лидия Николаевна сходу начала торговлю, громко выкрикивая: «Лак сильной фиксации, карпетки, замки! Лак сильной фиксации!» Светка стеснялась. Она стеснялась стоять рядом с Лидией Николаевной, потому что ей казалось, что из-за её криков обращают внимание и на неё. Она готова была провалиться сквозь землю, когда кто-то подходил к ней и рассматривал её товар. Зато Людмила чувствовала себя, как рыба в воде. Она не кричала, но всем радушно улыбалась, иногда кокетничала с каким-нибудь паном. Часа через два Светлана решила представить, что она — участник художественной самодеятельности и ей нужно войти в роль рыночной торговки. Не обязательно вульгарной. Можно быть и вполне приличной, скромной. Она подняла голову, улыбнулась. И, удивительное дело, к ней пошёл покупатель!
После полудня, когда солнце жарило с неимоверной силой и была наторгована приличная сумма, опытная Людмила предложила пройтись вокруг рынка, чтобы купить воды и поменять польскую валюту на доллары. Кассир банка пересчитала поданную Светланой пачку денег и вернула одну бумажку в сто тысяч злотых: «Пани! Фальшивка!» Кровь бросилась Светке в лицо, как будто её поймали на воровстве. Она залопотала извинения и, чуть не забыв свои доллары, опрометью выскочила из помещения на улицу. Людка догнала подругу уже в нескольких метрах от обменного пункта.
— Ты чего? Не расстраивайся! Сейчас сбагрим мы эту фальшивку! Вот ведь сволочи, эти поляки! Глаз да глаз за ними нужен!
— Ой, Люда! Стыд-то, стыд какой! — Светлана не могла успокоиться.
— Да какой стыд? Стыдно, что ты ещё плохо разбираешься в их деньгах? Ты думаешь, кассирша дурочка, не понимает, что это тебя надули, а не ты её? Пошли на рынок, сейчас купим у кого-нибудь, кто дурней тебя, какую-нибудь полезную вещь!
— Ты полагаешь, есть ещё дурней меня? — Светка искренне сомневалась в этом.
Покупать за фальшивую валюту она отказалась категорически. Сказала, что лучше пусть сама пострадает финансово, чем будет наказывать кого-то. Людка покачала головой:
— Блаженной ты была, Славуцкая, блаженной и останешься. Ну, что с тобой делать? Придётся брать грех на душу мне во благо подруги!
Как ни уговаривала Светлана не делать этого, Людмила поступила по-своему. На деньги, среди которых была и фальшивая купюра, она купила для Витьки и Павлика по махровой футболке украинской швейной фабрики. Подходя к своему месту на рынке, они увидели, как уважаемая в Красноярске заведующая аптекой, жена подполковника российской армии, женщина предпенсионного возраста сидела на солнцепёке со своим товаром, надев на голову детскую панамку с этикеткой и обмахиваясь складным бумажным веером, предназначенным на продажу, устало повторяла:
— Карпетки, замки! Лак сильной фиксации! Пани! Купите лак сильной фиксации. Лак сильной фиксации!
Светка, вспомнив кинокартины про белоэмигрантов, остановилась, схватив Людмилу за руку, засмеялась:
— Ой, не могу! Лидии Николаевне впору запеть: «Да! Я институтка! Жена офицера!», — она слегка перефразировала бывшую на слуху в это время песню из недавно показанного фильма. — Вот дожили! Докатились! Какую жалкую картину представляем все мы, русские нувориши!
Ей хотелось хохотать над собой, над всеми ними, но она удержалась, побоявшись, что смех этот может запросто перейти в истерику.
На следующее утро Светлана, выходя из ванной комнаты, нечаянно столкнулась с хозяйским сыном. Парню было лет двадцать пять, двадцать семь. Он, как и мать, был очень высокого роста, и, наверняка, выглядел старше своего возраста. А вечером, когда русские коммерсантки пригласили хозяйку выпить с ними чашку чая на её кухне, пани Барбара спросила:
— Света! Сколько тебе лет? Мой сын сегодня сказал: «Мама! Ну, пусть эти русские ездят, торгуют, таскают тяжести! Но детей-то зачем с собой брать?»
— Ну, что вы, пани Барбара! У меня самой сын уже почти жених! — зарделась Светка. — Мне тридцать пять!
— Маленькая собачка до старости щенок! — усмехнулась Наташка, уязвлённая тем, что не на неё обратил внимание этот высокий, симпатичный молодой поляк.
— Это точно, Наташа! — усмехнувшись, безо всякой обиды согласилась с ней Света. — Боюсь, что этот щенок во мне останется во всём и до конца жизни!
***
Назад ехали почти налегке. Потому что почти все вырученные деньги обратили в доллары, а на те, что сознательно оставили, купили польскую косметику, пользующуюся спросом в России. Она занимала немного места, и багажа было мало.
Снова таможенный досмотр. На этот раз проверяет мужчина. «Интересно, что этому нужно будет в виде взятки?» — подумала Светка.
Прибежала Наташа, бросила на стол документы, чтобы Люда заполняла. Посмотрелась в зеркало, поправила свои волосы.
— Лидь Николавна! Дайте спирту хлебнуть! — попросила она. — Пошла давать взятку!
Хряпнула четверть стаканчика разбавленного спирта и убежала.
— Что она на взятку-то ему понесла? — поинтересовалась Света, свесив голову с верхней полки.
— Славуцкая! Не понимаешь? — подкатила Людка глаза и вразумительно покрутила указательным пальцем у виска. — Во-о-о!
Наталья вернулась с «собеседования» довольно скоро. Вся красная, со слегка растрёпанными волосами, она схватила бумаги, заполненные Людмилой, проговорила: «Порядок! Можем ехать дальше без досмотра!» и убежала.
Светка, по-прежнему лёжа наверху, всё поняла. Ей хотелось рыдать, будто договор с таможенником подписывала она сама, а не молоденькая руководитель группы Наташка. «Ну, нет! Больше я коммерцией не занимаюсь!» — дала она себе зарок в тот день. И, как Людка ни уговаривала её съездить ещё раз, поясняя всю выгоду этого мероприятия, суля познавательное путешествие в Китай, если Польша не понравилась, больше Светлана Салогуб-Славуцкая с этой целью за рубеж не ездила.
* * *
Шло время. Сын рос. Деньги, оставленные Володей, таяли на глазах. Надо было устраиваться куда-то работать, но в стране началась безработица. Людмила купила себе место на рынке и звала Светку в помощницы. Светлана не представляла себя, торгующей на местном рынке. Одно слово, чистоплюйка!
Совершенно случайно ей удалось устроиться в крупный фотосалон в центре города. Старый фотограф-еврей взял её лаборантом. Но работу приходилось выполнять самую разную. Она была и приёмщицей заказов, и кассиром, и бухгалтером. За это Натан Григорьевич взялся обучать Светлану искусству фотографии. Оказывается, в своё время он был фотокорреспондентом газеты «Советская Россия». Потом у него умерла жена, начались какие-то неприятности в газете, и он уехал «доживать» в Красноярск к своей старенькой маме. Здесь поначалу работал простым фотографом. Скоро стал заведовать салоном, в результате приватизировал его. Уловив в Светке творческую душу, честность и трудолюбие, одинокий старик, не скупясь, делился с ней своими знаниями. Он учил её, как обеспечить необходимую глубину резкости. Объяснял разницу между портретом, портретом детским и пейзажем. Разбирал на примерах, чем отличается решение архитектурного мотива в вертикальной форме от горизонтальной композиции. Иногда в выходной день они брали с собой Витьку, ехали в Студенческий городок в берёзовую или сосновую рощи. Зимой особенно интересно было на лыжном трамплине. Там Натан Григорьевич пояснял им, что для того, чтобы на снимке был виден порыв ветра, динамичность спортивного момента, нужно применять композицию по диагонали. Опытный фотограф тренировал Свету в выборе освещения. Он давал им с Викентием задание: в воскресенье снять фасад нового органного зала. Потом, в понедельник, на примере этого архитектурного объекта подробно объяснял, каким образом сделать на фотографии одно и то же здание рельефным, используя косое освещение, и плоским — прямое. Он показывал им зарубежные фотоальбомы, рассказывал о новой фототехнике.
Только работа и дружба с этим интересным, добрым и умным человеком поддержала Светлану, спасла её от душевной депрессии в то время, когда она узнала о гибели мужа. Пришло письмо из Югославии от Кости, в котором он сообщал, что в кафе, где вечером работали Димка, Володька и солистка из Ростова, попал снаряд. Все трое погибли. У него, Кости, в этот день был выходной. Ему повезло!
В квартире Салогубов собралась бывшая пятьсот двенадцатая, пришли почти все, с кем когда-то встречали свой первый студенческий Новый год и те, кто был на их скромной свадьбе. Не было Серёги Матвеева и Лили Мерзон, поженившихся не так давно. Но их «поняли» и простили. Приехали Бородины из Лесосибирска. Саша, голос которого по-прежнему напоминал трубу, взял Володькину гитару и спел одну из любимых им песен Высоцкого:
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают —
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.
У братских могил нет заплаканных вдов —
Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов...
Но разве от этого легче?!
Помянули Володьку, выпив не чокаясь. Светка оставила свою рюмку нетронутой. Она не верила в то, что Салогуба нет в живых. Так же, как не верила до конца жизни её бабушка, мама отца, в гибель своего мужа. Когда все сели, выпив, Светка посмотрела на Володькину фотографию и проговорила, будто сама с собой:
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать тебя только сейчас,
Когда ты не вернулся...
Она не закончила, тихонько заплакав. Свою рюмку водки Светлана выпила, когда поминали Димку.
Узнав о гибели зятя, в Красноярск приехали Светкины родители. Отец посмотрел на внука, на дочь, которая, выхудав донельзя, стала похожа на подростка. Оставил с ними Лёлю, а сам поехал в Москву, велев Светке готовиться к переезду. Родители решили, что не стоит оставлять Светлану и Викентия одних в Красноярске, где всё напоминает о Салогубе. Сами они уже давно собирались покинуть Алдан. Никак не могли решить, на каком городе остановить свой выбор. Отец хотел ехать в Украину. Но, надумав увезти из Сибири дочь с внуком, поразмыслив, отдали предпочтение России. У них были друзья по работе во Вьетнаме, настоятельно приглашавшие их перебраться к ним в Зеленоград. Замечательный городок! Современный, ухоженный, зелёный. Их дом, к примеру, стоит практически в сосновом бору. Открывай окно и дыши хвоей! Никакие санатории и пансионаты не нужны! Отец ринулся на разведку. Он был человеком решительным. Если уж что надумает сделать, ничем его не остановишь. Вернулся из Зеленограда Владимир Славуцкий в хорошем настроении, с готовым решением. Дом в Алдане продаётся. В Зеленограде покупается трёхкомнатная небольшая, но уютная квартира для них и внука и однокомнатная для дочери. Если поспешить, то есть вариант одной лестничной площадки, то бишь, через стенку.
Тяжело было расставаться Светлане с полюбившимся, ставшим родным городом, где прошли самые счастливые после Алдана дни её жизни. Жаль было уезжать из квартиры, куда Салогуб позвал её как-то, шутя, в квартирантки, а привёл женой, откуда он ушёл в последний раз почти два года назад. Но она, как отец, однажды приняв решение, не сворачивала с пути, не считаясь ни с чем.
Всех, кого знала, обежала Светлана перед отъездом, прощаясь. Никого не забыла. Со слезами на глазах расставалась она с Натаном Григорьевичем, одиноким старым фотографом, научившим её многому не только в новой профессии, но и в жизни. Он обещал не умирать, пока она не достигнет самого высокого мастерства в фотографии и не пригласит его на свою персональную выставку. Будучи умным и деловым человеком, он написал пару рекомендательных писем своим бывшим коллегам, оставшимся друзьями для него в трудную минуту. Сказал, что Светлана всегда сможет воспользоваться их поддержкой. Время нынче непростое. Хотя, какое время в жизни бывает простым?..
Перебирая книги, чтобы взять с собой самые любимые и дорогие её сердцу, Света достала двухтомник Голсуорси. Вспомнила, что покупала его перед тем, как устроиться на работу в НИИ. «Сага о Форсайтах»! Давненько она не перечитывала этот роман. Запылились книжечки, бедняжки! Светка стала стирать с них пыль. Из одной книги что-то выпало на ковёр. Светлана наклонилась и подняла большую засушенную розу жёлтого цвета. Её она хотела сохранить до их с Володей Золотой свадьбы. Так и осталось тайной, откуда взялся этот цветок у порога квартиры Салогуба наутро после того, как они поженились. Кто и зачем положил её на коврик десять лет тому назад?..
Обо всём этом вспоминала Светлана Владимировна Волевская, сидя в кресле самолёта, совершающего рейс Москва – Красноярск. Времени в полёте пять часов. О чём только не передумаешь за эти часы! Сегодня сухой жёлтой розе, лежащей в томике саги, исполнилось двадцать лет. И звучит в сердце любимая песня девчонок из пятьсот двенадцатой третьего общежития КПИ: «Не отрекаются, любя! Ведь жизнь кончается не завтра…»