Я начала писать что то немного сумасшедшее и остановилась) Тут естественно всё не доработано(мягко сказать), грубо говоря первый взмах пером, но мне интересно, каково это читать в таком стиле и таком жанре, если не сложно и прочитаете целиком, просто напишите своё мнение, мне очень любопытно)
***
Запах осенней сырости, желтая листва, барахтающаяся над поверхностью асфальта, гонимая ветром взад, и вперед, шуршит не покладая сил. Холод, дующий ото всюду, и особенно мерзко продувающий в узких переулках. Бездомные, укутавшиеся в тряпки, собаки скулящие от беспокойного сна. Парящие канализационные люки, желтый свет от фонаря, крысы бегущие из труб. Глухие, неровные шаги.
Бредет этой улицей мужчина средних лет. Он одет в бледный, болотно-синего цвета плащ, обут в коричневые, потертые сапоги, серые перчатки, а на голове у него мышино-черного цвета шляпа, очень напоминающая шляпу чародея-мага-волшебника. Он идет, спотыкаясь о собственные ноги и неровности тротуара. Споткнувшись вновь, он понимает, что в этот раз не оступился от неуклюжести и невнимательности, а кто-то подставил ему ногу. Кувыркнувшись через голову, встав и отряхнувшись, маг, немного постояв и успокоившись от гнева, резко повернулся. Он увидел седого старика, с длинными лохматыми волосами и такой же неопрятной бородой. На голове его, торжественно сидела грязная оранжевая кепка, так надвинутая на лоб, что лица его видно не было. В зубах бездомный держал дымящуюся трубку и оперившись на стену, бомж жадно тянул ее. Свои длинные ноги, он вытянул вперед, на них были одеты красные вязаные носки, высотой доходили почти до колена, ах как эти ноги воняли. Чародей, идя, по этой улице думал, что запах исходит из канализации, но теперь было ясно, что пахнет так нетерпимо, бомж. Собравшись с мыслями и подмигнув своим ногам, чародей, стукнул левой пяткой об асфальт и вмиг подлетел к бездомному, будто на подошве его сапог, были маленькие колесики. Озадачено посмотрел, думая, что можно сказать этому несчастному. И в этот момент грязный бородач, поднял голову и сверкнул, серыми, горящими как раскаленные пуговицы глазами, прямо в такие же, горящие, но оранжевые глаза, волшебника.
- Да ну ладно, и что ты тут делаешь, шарлатан? - прокричал хриплым голосом бездомный. - Какого черта тебе надо в нашем мире? Небось опять, лягушки закончились?
- Ну здравствуй, Слесарь, дорогой. Я смотрю, ты все, пируешь? Косточки, да корочки из мусорок подбираешь? А в эту жестяную коробку, ты видимо, подать складываешь? Ну ясно, ясно, здорово тебе живется, не позавидуешь.
- Ох, Тонор, куда лучше, жить здесь - так, чем в темных, тягостных пещерах, выполняя поручения этого козла. Поручения ЕГО. Его Высочества!
- Так в мире все устроено, ты знаешь. Без этого, все было бы напрасно.
- От части, может быть и так. Но кто же это проверял?
- Ведь мы природа, дорогой!
Все эти люди думают, что все случайно. Что рыба дохнет просто так, что птица падает дурная, леса горят сами собой. А знаешь, как они объясняют бесконечные убийства и расправу? Говорят, что война идет - во имя рая, ты представляешь? Война, во имя рая? Ты видел когда-нибудь в раю, войну? Или мог представить, что после грязной, мерзкой и несправедливой войны, вдруг на груде костей и крови образовался сам собой рай? А знаешь, как они оправдывают свое собственное поведение? Что так задумано природой, они придуманы богами, а значит это было в них сначала. Заложено, всевышним. Глупые ума, они и есть природа, они и есть бога, они шагают по земле, они поступки в жизни выбирают, они едят, они воруют и в мире губят, все они. Как не догадываются, что следствие, это их шаги.
-Всё верно, люди несколько глупы, они поддались стадному инстинкту, но дело в том, что это право не давало, решать за них судьбу души.
- Что это? Ты слышишь? - сказал бездомный.
У обоих из носа выползли маленькие, едва заметные, зеленые гусеницы и упали на землю. Они плавно спускались, на маленьких белых простынях, как на парашюте, тронувшись земли, из их "хвостов" вылезли тоненькие антенны и соединились друг с другом, в непрерывную нить. Эта нить сразу же заискрилась и начала издавать звук, как канал телевизора, на котором слышны только помехи.
- Ох, как здорово, как я по ним скучал. Наши малютки, Изабелла и Контилуха. - сказал маг, заблестев еще ярче, теплыми, огненными глазами.
- Да, я с тех пор, как сюда переехал, не видел ее. Я так скучал.
- Ну вот, теперь все ясно, почему они не показывались. Они же блезняжки, и тосковали друг без друга, поэтому не выходили.
- Прям как мы с тобой, Тонор. - густые брови бездомного, зашевелились, будто их кто-то расчесывал.
- Ну да, Слесарь, ведь ты ушел, еще мальчишкой, тебе всего-то было 200 лет. И у обоих из бровей потекли слезы. Точнее хлынули божьи коровки, на сёрфе, по волнам из слез.
- О черт, смотри. - сказал, бедняк.
Обернувшись Тонор увидел, медленно катящийся красный четырех колесный велосипед. На его руле был как подобает звоночек, а по обе стороны ручек, весели красные лохмотья, не то похожие на рваные тряпки, окунутые в густую краску, не то кишки, какого то животного. Краска или кровь, еще непонятно, стекала с них и капала на асфальт, оставляя за собой дорожку из кровавых следов. Велосипед медленно приближался к ним. Гусеницы Изабелла и Контилуха, активно реагировали помехами, на этот объект, начали возникать непонятные вспышки, прямо над креслом маленького велосипеда. Вспышки стали чаще повторятся, и было видно, как они заставляют, появится, ТО, что сидело поверх велосипеда и крутило, скрипучие педали. Сначала появилась крупная красно-оранжевая бабочка-галстук, чуть выше заблестели, треснувшие стекла, круглых очков, после появились прозрачные пуговки, под ними появилась белая рубашка, туго надетая, на чье то мелкое тело, неожиданно у этого тела выросли детские белые ножки, одетые в старые, гнилые носки и вот они то крутили педали. Замершие Тонор и Слесарь наблюдали, за этой картиной. Бах! Прогремел взрыв, потух фонарь, луна, и звезды с меркли. Вся улица погрузилась в тьму и были слышны лишь тихие постанывая и всхлипы, звук колес, с поскрипыванием педалей, который целенаправленно катился к их ногам…
Братья стояли не шелохнувшись, ничто не могло заставить их двигаться, они будто застыли, панически устремив свои глаза, на тот объект, что вызывал у них ужас и страх, они узнали его и это повергло их в шок. А тем временем эта жуткая вагонетка проехала мимо и скрылась, раздался протяжный «щёлк» кто-то переместил бесперебойник дня и ночи.
- Теперь всё пойдёт наперекосяк. Это ты принёс в без того сложный мир, новые проблемы. Ты понимаешь, что случилось? Ночь не завершилась, а начался день. Часовые ведомства, должны уравновесить этот сбой и ты знаешь каким образом.
- Да, я понимаю, это не есть хорошо.
- Не есть хорошо? Тонор, это ужасно. Ты позабыл, что здесь живут живые? Это тебе не загробный мир, в котором меняются только правители, а всё остальное устоялось тысячи столетий назад? Здесь умирают, здесь страдают.
Здесь дети теряют родителей и родители теряют детей. Ну да, я же забыл, тебе неведомо такое, не выходил подряд ты 7 столетий, из
«Чёрного пространства».
- Извини, извини, ты знаешь, я против жизни человека, я не забочусь о них, так как ты, они невежи, они не ценят жизни, мира своего, для них придумали программу, но следовать они ей не хотят. Что мог я думать на их счёт? Пусть теперь страдают.
- И это всё, что можешь ты сказать? За столько лет в тебе нет изменений? Мне кажется, ты тоже раньше был живым, не помнишь этого?
- Я хотел забыть об этом, но ты усердно любишь вспомнить этот прошедший час. Я не хочу иметь ничего общего с этим миром с этими людьми, они гнилые, они вульгарны, порочны и не на что не способны ради любви.
- А ты? Ты любишь «веточку» чего угодно? Хоть себя? Ты помнишь, что такое чувства? Не можешь забыть ту девушку, что свела тебя с ума и бросила, ушла?
- Нет, я ничего об этом не знаю, не помню и вспоминать не хочу. Я был молод и наивен, был идеалист, верил в добрые души, нежные сердца, хотел иметь семью, разделить срок своей жизни с ней, но она отвергла так грубо меня, предпочла, какого то урода, и испарилась написав два слова: «Извини, пока». Я никогда ей не прощу, она даже не объяснилась со мной, не попрощалась.
- Но она это сделала не со зла, ты знаешь, она облегчила тебе разлуку, и хотела, чтобы ты побыстрее забыл, да и к чему эти объяснения, они ничего не меняют, только застревают в башке и мешают жить в тишине, ты знаешь, но упрямишься, до сих пор упрямишься.
- Нет, мне уже всё не важно. И почему она ушла и что с ней стало. В любом случае её давно не стало. Надеюсь он её хотя бы любил, и половину из того, что я хотел, ей предложил.
- Ну ладно, это в прошлом, пусть в следующую жизнь ей будет проще, и она найдёт тебя.
- Ох нет, не надо, этого не надо.
- Ну ладно, сейчас это не важно, нам нужно исправлять содеянное мистером Промякшим.
- Так это он? И мне не показалось?
- Мы видели его и нам не показалось.
Слова Слесоря, были верны и два брата, поняли, что увидели именно его.