С наступлением дождливой осени и ранней весной улицы рабочего поселка, в котором жила наша семья, утопали в раскисшей грязи, превращаясь в настоящее болото. Передвигаться по ним можно было только в сапогах.
Легковые автомобили, рискнувшие завозить пассажиров в поселок, и даже иногда порожние грузовики надолго застревали в глинистом месиве поселковых дорог.
Операции по спасению застрявших в колдобинах машин всегда собирали десятки зевак со всей улицы, так как другие развлечения, привычные для сегодняшнего времени, тогда отсутствовали.
К примеру, на нашей улице телевизоров имелось только два. Это были первые советские аппараты под названием КВН с крохотным экраном в два с небольшим дециметра по диагонали. Перед экраном для увеличения изображения ставилась круглая стеклянная линза, наполненная водой.
Посмотреть передачи или фильмы часто напрашивались соседи. Иногда собиралось довольно много народа! Те, кому достались стулья сидели, сзади них стояли те, кто помоложе, а на полу перед телевизором располагались дети.
В осеннюю или весеннюю распутицу ходить по нашим улицам в резиновых сапогах еще как-то удавалось, но походы в школу, а особенно из школы темным вечером после второй смены представляли серьезное испытание.
Для похода в школу мальчики надевали калоши, девочки носили боты.
Днем еще можно как-то было выбирать дорогу, а вот осенним вечером, когда рано темнеет (никаких фонарей тогда на улице не было) приходилось передвигаться на ощупь, благоразумно подвернув штанины, чтобы не испачкать в грязи.
Однажды, таким беспросветно унылым вечером с моросящим дождиком и злорадно чавкающей под ногами грязью, я, тогда еще ученик второго класса, пробирался домой в полном мраке в ботинках с калошами. Грязь доходила мне до щиколоток. Она была такая густая и липкая, что ноги буквально засасывало, и их приходилось с изрядным усилием выдирать из размокшей глины.
Несколько раз то одна, то другая калоша слетали с ботинок, приходилось возвращаться и искать в грязи и лужах. В последний раз, несмотря на все усилия, найти одну калошу не удалось. Я закончил поиски, когда поскользнулся, упал на четвереньки и вымазался в грязи весь, с ног до головы.
Сообразив, что терять мне уже больше нечего, я благоразумно снял вторую калошу, взял её в руку и пошел прямиком через лужи.
Матушка работала во вторую смену, дома находился старший брат-десятиклассник. Из-за отсутствия взрослого мужчины в доме брат Николай выполнял функции моего персонального воспитателя.
Однако, этот процесс брат представлял себе несколько упрощенно и воспитывал меня скорее в стиле старинных русских домостроевских традиций, чем по гуманным правилам педагогической науки.
Очевидно, Николай, свято верил в благотворное воздействие подзатыльников на малолетних и пользовался этим методом вразумления, на мой (несомненно пристрастный) взгляд, без всякой разумной меры.
- Та-а-к! - зловеще протянул он, когда разглядел меня в коридоре мокрого и согбенного под килограммами налипшей на одежду глины: - Ты случайно не по канавам валялся? В пьяного играл?.. А где вторая калоша?
- Потерял...
Брат брезгливо отодвинул ногой от порога мой измазанный грязью портфель и грозно поиграл желваками на скулах, раздумывая, сразу же выписать мне затрещину или чуть попозже, нагнав вначале немного холодного ужаса. Однако, проявив на этот раз невиданное доселе хладнокровие, сдержался, вытащил из кладовки сапоги и сам стал одеваться: - Пошли искать, поросенок!
У брата был карманный фонарик "Жучок", снабженный специальным рычагом, на который нужно было периодически нажимать, как в кистевом эспандере, чтобы вырабатывалась электроэнергия для лампочки. Под жужжание этого фонарика мы тщательно обшарили все лужи на улице, затратив на поиски около часа.
То, что калоша в конце концов нашлась, казалось настоящим чудом. Я уже подумывал, что мы проведем под дождем на улице всю ночь, ковыряясь в грязи.
Николай выдернул её из дорожного месива, ожесточенно потряс, чтобы отвалились самые большие куски глины и треснул ею меня по лбу: - Вот твоя калоша, недотепа!
Зря он это сделал, потому что брызги грязи залепили мне все лицо и я заплакал.
Похоже, что детские слезы тронули сердце моего старшего брата. Он взял меня за руку и потащил домой.
Дома он снял с меня ботинки, заляпанные грязью пальто и штаны, умыл под рукомойником и посадил пить чай с сухарями и кусковым сахаром вприкуску. Сам принялся отмывать и чистить мои шмотки.
Потом, когда Николай уже развешивал мою одежду сушиться возле печки, я неожиданно заметил, что мой жесткий и суровый старший брат подозрительно шмыгает носом и трет рукавом рубашки глаза. И я вдруг понял, что он плачет. Последний раз я видел слезы на его глазах почти год назад, когда умер наш папа...