Крем-брюле. До сегодняшнего дня одно (точнее, конечно, два, но это не главное) это слово вызывало у меня приступ паники и легкую тошноту. А сегодня - удивительное дело! - захотелось попробовать.
Паника и всё прочее - из детсадовского детства. Все каши звались обыкновенно, по-человечески, а остывшая манка - отчего-то крем-брюле. Приступ номер раз случался уже в момент торжественного провозглашения воспитательницей подаваемого блюда. *Крэм-брулле* -- дрожало на её пухлых губах, нехотя от них отрывалось, отскакивало от непроглядной темени за окнами и раскатывалось по комнате, залитой белым люминиесцентным светом. Может, молодая наша воспитательница была фантазеркой и мечтательницей, может, начиталась каких-нибудь неизвестных мне романов - грех вполне простительный, я сама на земле стою нетвердо, - но именно эта её фантазия была ужасна. Приступ номер два поджидал меня собственно в момент дегустации и вызывал вполне предсказуемые последствия.
Нянечке, которой приходилось их ликвидировать, довольно быстро это надоело, и между нами, девочками, было заключено негласное соглашение. Я, выждав приличествующее случаю время (о-о, да, садик - это академия социальных отношений, всё остальное - так, доп. образование), отправлялась к нянечке со своим нетронутым блюдом, которое даже мысленно называть было тошно, и та, всякий раз ворча: "Ну девка, крэм-бруле ей не естся...", выкидывала его, к моему огромному облегчению, от греха. Ворча, как я себе всегда говорила, по-доброму. Таким образом, мир снова обретал утраченную было гармонию.
Почти идиллия, и где-то рядом витают данные пока только в ощущениях мысли о том, как мудро умели избегать конфликтов три женщины, старая, молодая и маленькая, как им удавалось понимать и отчасти даже принимать друг друга... Но комиссия,внезапно нагрянувшая в детский сад, не дает этого сформулировать как полагается.
Как именно они узнали, что происходит с моей порцией, отчего выстроились в ряд рядом с нянечкиными раковиной, краном и тряпками, для чего позвали в свидетели меня - кто ж теперь разберёт. Мир снова покачнулся и дал трещину. Нянечка, всегда добродушная, седая, немного растрёпанная и жалкая сейчас до той невозможной степени, что делает обиду немыслимой, с красным перекошенным лицом кричала, тыча тарелкой в мою сторону: "Да я один раз, один раз только, и то потому, что вот она со слезьми, со слезьми прям..." "Со слезами", - машинально поправила я её. "Надо говорить - со слезами". "Во, видали? Вот и работай с ними... У-у!", - снова было начала она размахивать руками, но перестала.
Первый опыт открытой лжи всесильного взрослого - как предательство. Хотя никто никому ни в чём не клялся. Но ощущение, что в мире, в жизни всё задумано иначе, оставалось всё-таки очень сильным, пусть по всему и выходило, что человек человеку брат только до первой комиссии. Может, тогда и началась моя нелюбовь к официозу в любых проявлениях, к тому, как каменеют лица, как меняются голоса... И страшная неприязнь к слову крем-брюле.
И вот сегодня - на тебе, creme brullee maison a la vanille, за тридевять земель от детского сада, здрассьте, давно не виделись. А в том месте, где раньше всё рвалось и переворачивалось, тишина и покой. Нету страха. Выздоравливаю :))) скоро, наверное, совсем поправлюсь.