Э Х О

Анатолий Прусаков
Ум - голодный пёс,
Мир полуфактов и грёз -
Сахарная кость.

После майской демонстрации 1977 года, совсем не «обязаловки», как сейчас представляется современной молодёжи, а устоявшейся традиции той жизни, мы, четверо закадычных друзей, отправились открывать купальный сезон к Агеевскому мосту нашего знаменитого Черепетского водохранилища.
Родившиеся на берегах этого рукотворного озера - и Димка Малков, и Шурик Хван, и Вовка Старостин, и я – были хорошими пловцами.
Шурик, единственный курящий среди нас, тем не менее, поражал всех способностью находиться под водой более пяти минут, и непременно лидировал в водных салках.
Отметив начало купального сезона вермутом мы, как ящерицы, лениво и блаженно отогревались на разогревшихся к полудню бетонных плитах. Хван, с удовольствием затягиваясь «Памиром»,   делился своими планами на предстоящее лето: он собирался погостить у отца, который со своей новой семьёй проживал  на Сахалине.
Круглый отличник Володька Старостин, фанатично преданный радиотехнике, собирался в Брянск, к тётке. Он рассказывал нам, что там, в лесах, до сих пор полно оружия, а его двоюродный брат Сёмка уже кое-что нашёл и припрятал. Володька распалял своё и наше воображение возможностью всласть пошмалять из «Шмайсера».
Димка Малков, будучи сам заядлым радиохулиганом,  поинтересовался у него, как обстоят дела с новым передатчиком, над  которым тот корпел уже несколько месяцев. Володька предложил опробовать аппарат прямо сегодня, похвалившись, что наконец-то подобрал замену одной очень дефицитной радиодетали, и даже  подключился к антенне главного инженера ГРЭС - известного на весь район радиолюбителя.
Мы, разумеется, охотно согласились. И, напоследок искупнувшись, выжав трусы и вытершись майками, двинулись к нему домой.
 У Старостина была знатная радиола, с красивым названием «Rigonda». Зелёный глаз индикаторной лампы, меняя угол светящегося сектора во время передачи, создавал иллюзию говорящих губ, оживляя  радиоприёмник, и этим притягивал к себе.
Володька с гордостью показал собранный усилитель.
- А вот это, - он ткнул пальцем в похожую на сороконожку деталь с чёрной лаковой поверхностью и золотым иероглифом, - как раз то, о чём  я говорил.  Сёмка где-то откопал.
Раздался щёлчок тумблера - и мы оказались в эфире.
- Внимание всем. На связи Султан! - назвал свой позывной Старостин, - Султан на связи. Кто меня слышит - ответьте. Приём… Приём…
После непродолжительного треска и лёгкого пощёлкивания  из динамиков раздался голос, причем слова, натыкаясь на неведомую преграду, странным образом рассыпались в окончаниях:
-Я тебя слы-ы-ышу-у-у, Су-улта-а-ан…
- Эхо! - выдохнул кто-то из нас.
- Внимание всем. На связи Султан, – продолжил сеанс связи Старостин – Назовите свой позывной. Приём. Приём.
- Эхо-о-о, - с издёвкой ответил голос.
- Султан на связи. На связи Султан. Старик, кончай прикалываться. Что за чушь ты несёшь? - возмутился Старостин, который один ещё держался молодцом.
Мы же сидели, не шелохнувшись и как завороженные пялились на индикаторную лампу.
Воображение рисовало некое аморфное существо, а явно нечеловеческий голос проникал глубоко в сознание.
- Это не чушь и не шутка. Уничтожьте свой аппарат - он опасен.
- А тебе это откуда известно? - поинтересовался Старостин.
- Мне известно всё-о-о…
После недолго размышления Володька, подмигнул нам и спросил:
- А ты смог бы, например, предсказать наше будущее?
- Будущее-е,- меланхолично зашелестел голос, - это проекция настоящего во времени. Знания для его провидения существуют. Но открывать их нельзя. Да и зачем? Воздействовать на грядущее всё равно  невозможно, а жизнь потеряет свой вкус и цвет. Инстинкт самосохранения  отступит перед неизбежностью, непроизвольно будет запущен механизм самоликвидации вашей цивилизации. Смерть, как чёрная дыра, вберёт в себя всё, до последнего человеческого существа. Но я выполню вашу просьбу, при условии, что аппарат после этого будет уничтожен.
Напряжение достигло апогея. Холодок противно расходился от живота по всему моему телу.
Мы с Димоном были против каких-либо предсказаний, но бесшабашный Хван и рациональный Вовка, видимо для полной проверки возможностей собранной схемы, убедили нас согласиться.
- Эхо! - выпалил Володька в микрофон. - Мы согласны!
После продолжительной паузы, сквозь усиливающиеся помехи, голос, постепенно затихая, начал вещать.
- Спешите жить, ребята. Даже по вашим земным меркам - у вас очень мало времени. Ни один из вас не доживёт даже до двадцати пяти лет. Не надолго переживёт вас и Ваш посё-о-о-лок…Не забудьте про угово-о-ор.  Проща…
Связь резко оборвалась. Зелёный глазок индикатора погас.
Физическое напряжение, появившееся невесть откуда, постепенно сковывало ноги и руки. Состояние было такое, как перед головокружительным прыжком с перил самого высокого на нашем водохранилище железнодорожного «Красного моста».
От резкого звука я пришёл в себя.  Это Вовка с силой грохнул аппарат об пол…

***
В то лето пути наши разошлись. Больше  вместе мы уже никогда не собирались. 
Осенью Шурик Хван, вернувшись от отца, сошёлся с нехорошей компанией и вскоре загремел по «малолетке», а года через два, уже во время новой «ходки», его закололи ЗЕКи где-то на этапе под Рязанью.
Димка по окончании школы отправился служить на Дальний Восток. Когда я находился ещё во Владимирской танковой учебке, он уже был «дедушкой» и готовился к дембелю. Но сложил свою белобрысую голову во время широкомасштабных общевойсковых учений. Мать его - тётя Нина, получив единственного сына "грузом 200", тронулась рассудком и была отправлена в областную психиатрическую больницу… Оттуда уже не вернулась.
Голубоглазый щёголь Вовка Старостин поступил в военное училище, дослужился до «старлея». Воевал в Афганистане и погиб под Кандагаром при выполнении секретного задания.
Я, поработав в разных местах, в том числе и на Кольском полуострове, был откомандирован за границу. Жизнь  закрутила меня так, что о предсказании, честно говоря, я забыл начисто. Но за месяц до 27 октября (моего двадцать пятого дня рождения) я почувствовал, что со мной творится что-то неладное. Томило странное предчувствие, нервные спазмы буквально сковывали тело.
«Со мной что-то случится, - говорил я близким. - Успеют или нет, если что, довезти до больницы?»
Пришлось вызывать на дом врача… После укола боли и чёрные мысли отступили, но предчувствие всё же не обмануло...
То утро навсегда останется в моей памяти.

***
Выдав в раскомандировке наряд на работу, я отправился на нижний горизонт карьера проконтролировать отгрузку сгоревшего электродвигателя с передвижной насосной установки. Экскаваторщик на универсальном МТЗ 50 никак не мог самостоятельно зачерпнуть агрегат в ковш. Электромотор необходимо было придержать, но из-за неопытности экскаваторщика или из-за отказа гидравлики, моя голова внезапно оказалась зажатой между барно электродвигателя и цилиндром. Стальные челюсти «мотозавра» оторвали меня от земли и приподняли метра на полтора. Травма, полученная мною из-за нелепого стечения обстоятельств, была несовместима с жизнью, как констатировал позже военный хирург из госпиталя, куда меня чудом успели довезти живым. 

Сознание обмылком ускользало
Из выжатой, как губка головы.
Всё было в ожидании финала:
Каталка, кислород и рок молвы...

Пенициллин в бесчувственное тело
Вводили с перерывом в два часа.
В багровых шрамах дьявольски синело
Лицо... Нет, не было лица...

После того рокового сеанса радиосвязи прошло достаточно много времени. Я возвращался в шахтёрский посёлок, на родину. Некогда гладкая асфальтовая дорога теперь напоминала полигон после массированной бомбардировки. Рулевое колесо, как живое, выскальзывало из рук. Приходилось, буквально, ползти по бровкам ухабов. Некогда коренастые и свежие, как лесные боровики, двухэтажки по обе стороны дороги были основательно разрушены. Пустые оконные и дверные проёмы удручающе взирали на происходящее вокруг.
Знаменитая «Потёмкинская», как называли её местные, лестница, соединяющая два поселка, разделенных речкой, превратилась в насыпь, тут и там поросшую репейником и крапивой. От Дома пионеров на холме остался лишь фундамент, а в запущенном парке вокруг него еще торчали разрушенные пьедесталы, на которых некогда возвышались отлитые в человеческий рост выбеленные скульптуры. Посёлок умирал. Эхо не обмануло.

***
Я пришёл на место, где мы купались в тот памятный майский день с друзьями. Прикрыв глаза, лёжа на тёплых, как и тогда, бетонных плитах, вспоминал ребят, и мне во всплесках зеленоватых волн водохранилища слышались молодые, звенящие голоса друзей.
Сердце щемило от боли утрат и безвозвратности прошлого.
Я закричал:
- Эхо-о-о!!! Кто ты-ы-ы?
- Ты-ы-ы… - отвечало мне Эхо…