Кукла

Анастасия Мальцева
Я ненавижу, ненавижу таких, как эта шлюха! Вы когда-нибудь видели девушек, от которых невозможно отвести взгляд? Видели их гладкую кожу, блестящие волосы и сучьи глаза, не замечающие вашего присутствия? Для кого они созданы? Для кого красятся и наряжаются, как куклы?
В мире существует негласная иерархия, где красивые смотрят сверху вниз на таких, как я. Внутри мы все одинаковы, но вот шкурка у них подороже. Поэтому они считают, что я им неровня. Поэтому она никогда не воспринимала меня как мужчину.
Мы могли говорить часами, но она меня не замечала. Я был просто ее собеседником, возможно, даже другом, по крайней мере, приятелем. Она звала меня погулять, рассказывала кучу историй из своей жизни, делилась мыслями и трещала без умолку. Она часто заводила разговоры о нашем общем знакомом. Так, вроде бы, между делом. Но я все видел, эта стерва сохла по нему не меньше, чем он сам хотел засадить ей. Они играли друг с другом в неприступность. До чего же глупо. Всем все было ясно, но никто не делал первый шаг. Оба ссали мне в уши, расспрашивали, невзначай перескакивали на темы «а как он?», «как она?», но делали вид, что не заинтересованы в гениталиях друг друга.
Он был такой же - красавчик. Девочки вешались на него, как мокрые носки на бельевую веревку, и этот подлец привык не делать ничего, чтобы заполучить женское внимание.
Я же был вынужден из кожи вон лезть, чтобы она меня заметила. И однажды я понял, что тянуть дальше нет никакого смысла. И признался.
Мы, как обычно, гуляли в небольшой компании, члены которой менялись в зависимости ото дня недели, настроения и расположения звезд. В общем, было несколько человек, которые тусили вместе чаще остальных, но время от времени примыкали другие или кто-то сливался за имением более интересных дел. Было поздно, и большинство страперов и ботаников спали. В нас кипела молодость, гормоны и безделье, так что мы дышали свежим воздухом и другими препаратами, которые брали через знакомых. В тот вечер мы с ней еще были трезвы как стеклышко, я решительно настроился, что открою ей свои чувства. Отозвал ее в сторонку, пока остальные решали, как убить время, опустился на низкий заборчик, ограждавший тротуар от кудлатого газона, и сказал:
- Ты мне нравишься.
Чего ходить вокруг да около? Прямо так и сказал без тонких намеков и ребячества. Она вылупилась на меня, но тут же взяла себя в руки.
- Ты шутишь, да? – натянула свою проститутскую улыбку и сунула руки в карманы нагло обтягивающих ее жопу джинсов.
Думаете, так уж прям легко открыть свои чувства? Я не ссыкло, но внутри у меня все сжималось. Внешне же я оставался спокойным.
- Нет, я серьезно.
- Да ладно прикалываться! – хохотнула стерва.
- Я не прикалываюсь.
Многие меня знали как весельчака и любителя постебаться, так что не могу не признать, что у нее был повод подозревать меня в подставе. Но по ее лицу, по ее наглой роже было видно, что ей просто хотелось, чтобы я вовсе не имел в виду того, что сказал.
- Блин, Сём, ты же шутишь, да?
Я посмотрел на нее, вздохнул и поднялся с забора.
- Если ты решила все перевести в шутку, хорошо. Пусть так и будет.
Она промолчала, и мы вернулись к остальным.
Чего я ожидал от такой, как она? На каждом углу трындят, что внутренняя красота важнее внешней. Все это брехня. Вы станете пить нектар из сосуда из говна? Я очень в этом сомневаюсь. Причем тут говно? Если бы вы меня увидели, такого вопроса бы не возникло. Да, мне не повезло со внешностью. Возможно, и внутри меня не особо-то и нектар содержится. Но идея в том, что не важно, насколько ты хорош или плох внутренне, если речь идет о чем-то большем, чем дружба. Для красивых на первом месте внешнее соответствие. Парочки типа «красавица и чудовище» чаще имеют какую-то подоплеку, будь то деньги или другая подобная фигня. Возможно, есть редкие исключения. Но, как правило, если внешне ты не дотягиваешь, то тебе не на что рассчитывать.
Но на кой хрен мне нужна была ее дружба? Друга ты не хочешь, ты не дрочишь на друга и не думаешь о нем, отправляясь ко сну. Я не мог спокойно с ней находиться и не раздевать глазами. Мне хотелось к ней прикоснуться, вдохнуть ее запах, облизать с головы до ног и засадить по самые гланды. Ее огромные груди были словно созданы для моих ладоней. Я хотел бы поиграть с ее сосками, выпирающими через одежду всякий раз, когда по ее знойному телу пробегали мурашки от холода или при виде этого хлыща, который, как баба, ждал, когда она сама проявит инициативу. Они любили дурачиться, как дети: он хватал ее, щекотал, занимался всякой ерундой. И ей это нравилось. Они могли долго так идиотничать. Это было нечто вроде прелюдии, все никак не переходящей в секс.
Фактически всех девчонок из нашей компании оприходовал чуть ли не каждый парень. Но только не ее, хотя я и этот ублюдок были далеко ни единственными, кто хотел быть с нею. Таких просто так не пустишь по кругу. У них есть чувство собственного достоинства и прочая фигня. Так что ее уважали. На фоне остальных девок она выделалась не только внешне. Те все были просто дырками, большинство из них не блистало умом. Но она… В ней было все. Это такая редкость. Порой видишь красивую девчонку, а она тупая, как пробка. Та, что имеет извилины, страшна, как моя жизнь. Ну и так далее. А эта выигрывала по всем фронтам. Это восхищало. И бесило. Не может человек быть настолько идеальным. Но она была. И если ты видишь нечто столь бесценное, ты хочешь обладать этим. Если же тебе это не достается, то пускай оно лучше сломается.
Разве вам не хочется покататься на крутой тачке, которую видите в дорогущем салоне? А если на следующий день эта колымага появляется у вашего соседа, возникает желание провести ключом по капоту или проколоть шины?
Я почти осознал, что она со мной не будет. Но продолжал общаться, потому что с ней было реально интересно. Меня к ней тянуло. И я не прекратил фантазировать о ней, драконя тузика, но осадок портил всю малину. Оставались призрачные сомнения: вдруг она и правда подумала, что я шучу? Глупо было такое предполагать, но надежда хватается за любую соломинку, чтобы продолжать душить тебя несбыточными мечтами.
Эта стерва вела себя так, будто ничего не произошло. Совсем. Все так же заговаривала об этом придурке и делала вид, что он ее не интересует. Я даже спросил ее как-то, но она все отрицала.
Но однажды я пришел на хату к нашему общему знакомому. Мы у него тусовались, когда его родоки сваливали в командировку. Они пахали на одном предприятии и отсутствовали доброю половину времени. Дверь у этого кента не закрывалась, если он готов был принимать гостей. Я зашел без всякого предупреждения и поплелся на кухню, откуда доносилась громкая музыка. Он курил там с парой шалав и двумя пацанами. Я присоединился, поболтали о том, о сем и пошли в гостиную. Из соседней комнаты доносились звуки возни, но я не придал этому значения – там вечно кто-то трахался.
Этой стерве я звонил пару раз, но она не брала трубку. Я подумал, что спит, время было уже не детское. И каково же было мое удивление, когда из той самой соседней комнаты вышла она, а за ней выплыл этот ублюдок, демонстративно застегивающий ширинку.
Я чуть ли не проблевался. Мне было так противно. Так противно! Строила из себя недотрогу и дала ему на занюханном диване. Да, я знал, что он ей нравился. Но она не дала мне знать этого. Она воротила нос и врала мне в лицо, говорила, что он ей просто друг. А кем был тогда я? Я же тоже был ее другом. Почему бы ей тогда не трахнуться и со мной?
Когда все снова вышли дымить на кухню, я задержал ее за руку. Она неохотно осталась и сказала своему пахарю, что скоро придет.
Она была хрупкой девочкой, раза в два меньше меня, так что мне не стоило большого труда заткнуть ей рот и притащить к тому самому дивану. На кухне по-прежнему орала музыка, так что не стоило волноваться о том, что кто-то услышит ее мычание. Я быстро стянул с нее легинсы и трусы, она все еще была влажная после этого придурка. У меня уже все было наготове, так что я быстро расчехлился и вставил ей. Из ее лживых глаз текли крокодильи слезы, она пыталась сопротивляться, но я сказал, что разобью ей морду, если она не угомонится. Она знала, что я способен на это. Я много рассказал ей за время наших прогулок. Я прижимал свою ладонь к ее наглой роже и чувствовал ее гладкую кожу. Другую руку я засунул ей под лифчик и быстро кончил, ощущая ее полные груди и узкую дырку.
- Скажешь кому-то – изуродую.
Мне не нужно было повторять дважды. Мы оба знали, что стоит ей открыть рот, я сделаю из нее квазимодо. Она старалась не смотреть на меня, натянула одежду и вышла. Я знал, что она никому не скажет, но кто может быть в этом уверен? Спустя минуту я вышел на кухню. Ее там не было. Ее нигде не было.
Она так никому и не сказала. Наверно, боялась за свое кукольное личико.
Ни на следующий день, ни неделей и ни месяцем позже она не вернулась в компанию. Опять остались только шалавы и недалекие бабы. Таких, как эта стерва, среди нас не было ни до ее появления, ни после ухода. А что этот придурок? Он получил свое, что ему еще надо? А я бы любил ее, если бы она мне это позволила. Но она не захотела пить нектар из дерьмовой чаши.
Кого я обманываю? В моей «чаше» нет «нектара». Есть злость. И да, я знаю, что сам смотрю на красивых. Таких, как она. И мне нет дела до «нектара» тех, что упакованы в страшные рожи. Но я хочу чем-то делиться, дарить и быть услышанным. И если они не принимают мою любовь, я готов отдать им свою ненависть.


Прошел не один год с тех событий, но я до сих пор вздрагиваю, вспоминая об этом. Я никому никогда не рассказывала о том, чем все закончилось, потому что надеялась, что, сохранив все в тайне, смогу притвориться, будто этого и не было. Но не получилось.
Я всегда предпочитала мужское общение женскому. Так уж случилось, что большинство девчонок, а затем и девушек, встречавшихся на моем пути, были завистливыми, неинтересными или пустыми. Мне случилось крепко дружить с несколькими из них, но оказаться преданной из-за ревности, зависти и желания в связи с этим мне насолить.
Еще в детском саду я поняла, что отличаюсь от других девочек: мальчики обращали на меня больше внимания, воспитатели хвалили и ставили Снегурочкой на новогоднем спектакле. Я радовалась, не подозревая, что кому-то может не нравиться мое везение. Зазнайкой при всем при этом я не была просто потому, что не видела в происходящем ничего сверхъестественного. Вы же не будете смотреть сверху вниз на инвалида в коляске из-за того, что бог дал вам ноги, а ему нет. По крайне мере, мне такое и в голову не приходило.
В школе я училась вполне неплохо и каждый год получала грамоты, побеждала на олимпиадах, выигрывала художественные конкурсы, но вперед особо не лезла. Просто делала свое дело, и это отмечали. Были и те, кому это не нравилось. Однажды несколько таких девчонок заперли меня в женской раздевалке, чтобы я, по их словам, знала свое место. Меня нашел ночной сторож, когда родители уже вызвали милицию и боялись, что случилось самое страшное.
Я не любила пустые разговоры о шмотках и сплетни. Играла в футбол и ножечки, лазала по деревьям и в итоге поняла, что общаться с парнями мне нравится куда больше. Не то чтобы я приняла это решение осознанно, просто как-то так само собой получилось, что от девочек я отстранилась и все больше заводила себе друзей среди ребят.
Они не завидовали и не запирали меня в раздевалках, не болтали о шмотках, и их сплетни были как-то интереснее, что ли. Но я все равно имела немало знакомых среди девчонок и время от времени общалась с несколькими бывшими одноклассницами, когда поступила в институт.
Однажды, возвращаясь с учебы, я натолкнулась на одну из них, Марину. Я была на втором курсе, а она недавно отчислилась. Мы разговорились, и она пригласила меня присоединиться к ней вечером. Я согласилась.
Она познакомила меня со своей компанией. Возможно, это был бы единственный раз, когда я с ними проводила время, если бы не этот парень. Даня. Среди новых знакомых были и другие симпатичные ребята, но в нем было что-то такое, что он сразу привлек мое внимание. Уйма энергии, он шутил и был душой компании. Я, можно сказать, влюбилась.
Меня тянуло к нему, поэтому каждый вечер я находила время для прогулки в надежде встретиться с ним. Мне показалось, что я тоже ему понравилась, но никогда не знаешь, может, ты себе все просто придумал. Поэтому я могла только надеяться и наслаждаться его обществом. Или пытаться отвлечься, если его не было рядом.
Мне было интересно с ним общаться. Он оказался не только веселым, но и умным. У нас нашлось много общего и куча интересных тем для разговоров. Были приятны его случайные и шутливый прикосновения, когда мы дурачились, прикидываясь, что играем в салочки, или когда он внезапно начинал щекотать меня. Если он не выходил на прогулку, я утешалась обществом других членов компании. По большому счету, я стала общаться исключительно с мужской ее частью. Даже с бывшей одноклассницей мы пересекались довольно редко, несмотря на то, что это она меня со всеми познакомила. Нас с ней почти ничего не связывало, кроме старых школьных воспоминаний и новой общей компании.
Я с неохотой берусь осуждать людей, но есть вещи, которые меня отталкивают и вызывают неприязнь. И мне было не очень радостно узнать подробности личной жизни Марины. Она, как и все остальные девочки компании, была «общей». Проще говоря, она имела интимную связь почти что со всеми ребятами из компании. Я была рада узнать, что Даня ее не трогал. Он вообще выделялся из всех, будто стоял в стороне, и все взгляды были направлены на него. Остальные же больше копошились и суетились, чувствуя себя именно частью компании, а не отдельными личностями.
Таковы были мои наблюдения и первые впечатления, но со временем, когда Даня стал появляться все реже и реже, я изменила свой взгляд на некоторых ребят. Любовный стресс, как я это называла, не давал мне спокойно жить. Я возвращалась домой так поздно, как только могла. Мне просто невыносимо было одиночество. Поэтому я до последнего гуляла и болтала ночи напролет, несмотря на то, что утром меня ждал ранний подъем и учеба.
Выделилось несколько ребят, с которыми я, можно сказать, подружилась: Паша, Ярик и… Семен. И если у меня не было возможности быть рядом с Даней, я проводила время с ними. Чаще всего один из них оставался со мной до самого рассвета, и мы говорили обо всем на свете: от любимой ёлочной игрушки, разбившейся по неосторожности много лет назад, до вопросов о смысле жизни и ее бессмысленности. Я сблизилась с каждым из них и чувствовала, что Паша и Ярик испытывают ко мне не только дружескую симпатию. Это было приятным дополнением, но ни о чем «таком» им и думать не следовало, они были для меня просто друзьями.
Семен… Семен был старше меня лет на пять и повидал в жизни многое. Поначалу я его даже побаивалась и не думала, что смогу с ним общаться один на один. Но со временем поняла, что мне с ним легко, что нам есть о чем поговорить, так что с удовольствием гуляла в его компании до первых лучей солнца.
Но при всем при этом мысли о Дане не оставляли. Я старалась не показывать виду, что заинтересована в нем. В моем детстве произошел неприятный случай, после которого я зареклась ставить кого-то в известность о своих влюбленностях.
Была у меня подруга классе в пятом, мы задержались с ней после школы и вместо того, чтобы идти по домам, пошли гулять в парке и есть мороженое. Слово за слово и я раскрыла ей «страшную тайну» о том, что мне нравится Петька из параллельного класса. Безусловно, она клятвенно обещала никому об этом не рассказывать.
 На следующий день о моих чувствах к Петьке знала вся школа. Петьке же я не нравилась. Не знаю, почему, но я довольно часто обращала внимание именно на тех ребят, которым до меня не было никакого дела.
Надо мной стали издеваться. Издевались мальчишки, которым я нравилась, потому что они почувствовали себя ущемленными, узнав о моей симпатии к Петьке. Издевались девчонки, потому что наконец-то у них выпал шанс увидеть во мне неудачницу, а не «вечную Снегурочку».
В общем, это был не самый приятный опыт, поэтому после него даже при большом желании поделиться с кем-то своими чувствами, я держалась до конца и делала вид, что мне вовсе не нравится тот, по кому я в тайне схожу с ума.
Так было и на этот раз. Я скрывала свои чувства к Дане. Но они просто распирали изнутри, поэтому время от времени я заводила разговоры о нем. Не чаще, чем об остальных членах компании все же, так что надеялась, что никоим образом не выдаю себя. Обычно я говорила о Дане с Семеном, потому что они были довольно близкими друзьями. Ярик и Паша с ним не особо общались, так что с ними мы довольно редко его обсуждали.
Как-то после очередного разговора о Дане Семен выдал свое предположение о том, что у меня к тому какой-то не дружеский интерес. Я отмахнулась и постаралась сохранять спокойствие, хотя меня охватила жуткая паника. В памяти и чувствах всплыли события тех давних лет и жестоких издевательств, так что я готова была молить все силы небесные, только чтобы никто не узнал о моих чувствах к Дане.
Паша и Ярик были довольно симпатичными молодыми людьми, и их знаки внимания не могли не нравиться. Так же как и то, что они не выходили за рамки дружеского общения. Мне всегда казались неловкими ситуации, когда тебе признаются в симпатии те, кому ты не можешь ответить взаимностью. Очень сложно подобрать слова, чтобы не обидеть человека, но и в то же время четко обрисовать свою позицию и не дать надежду. Так что, на мою удачу, ни один из них так и не предпринял решительных действий.
Но меня удивил Семен. У нас было много разговоров на разные личные темы, в том числе и о сексе. Он рассказывал мне о своих похождениях, довольно грубых и фривольных. Мне особо «похвастаться» было нечем, но я не чувствовала неловкости в этом вопросе. Все было на уровне двух товарищей, обсуждающих очередную «победу». Когда вы с кем-то говорите о том, что он оприходовал проститутку, вряд ли это может натолкнуть на мысль, что он видит в вас женщину, к которой у него есть интерес. Обычно в таких ситуациях ведут себя иначе. Поэтому я и не подозревала, что однажды Семен сделает мне признание. Он отозвал меня в сторонку и сказал, что я ему нравлюсь. Я была ошеломлена этим, но тут же решила, что он просто захотел надо мной подшутить. Он всегда прикалывался. Так что я подумала, что это всего-навсего его очередной прикол. Но в итоге он сказал, что раз я хочу сделать вид, что это шутка, то можно закрыть эту тему. В тот момент мне было очень неуютно. Я так и не поняла до конца, серьезно он все это или нет. Он всегда в итоге признавался, если просто издевался. В этот раз он больше ничего не сказал. Так что и я сама не стала поднимать эту тему. Все стало, как раньше. По крайней мере, мне так казалось.
Компания, на самом деле, была из тех, которые обычно называют плохими. Мы частенько выпивали и курили травку. Но тогда для меня это не казалось чем-то очень уж неправильным. Мне было весело. И не возникало желания попробовать что-то «посерьезнее», я просто развлекалась.
В очередной раз, когда мы немного покурили, и я расслабилась, но была вполне в нормальном состоянии, Даня предложил отделиться от компании и прогуляться. Я была безмерно рада и согласилась. Тогда он мне предложил встречаться. И поцеловал меня.
Я готова была прогуливать институт, лишь бы побольше времени проводить с ним. Он работал вахтовым методом, поэтому иногда срывал меня с пар, когда высыпался в свой выходной, и мы шли гулять, обниматься и целоваться. Я была безмерно счастлива и не думала ни о чем. Так прошло меньше недели, когда у нас случилась первая интимная близость. Мы были в гостях у одного из членов компании, родители которого подолгу отсутствовали. Даня увел меня в пустую комнату, где нам никто не мог помешать, и был очень нежен.
Потом мы немного полежали в обнимку, он меня гладил по голове и говорил очень ласковые и приятные вещи. И тогда я думала, что мне несказанно повезло. Что я самая счастливая на свете.
Потом он предложил покурить, и мы вышли из комнаты. Тут я увидела Семена. Я не была уверена, что он знает о наших с Даней отношениях, потому что все это время мы с ним не виделась. И слухи еще не успели расползтись - последние дни мы не гуляли с остальными, а были вдвоем. Семен казался напряженным, поэтому я решила, что у Дани тоже не было возможности сказать ему о нас. В любом случае, его это мало касалось, но тот момент с его признанием глодал меня, и я чувствовала, что должна все объяснить ему. Позже, без свидетелей, чтобы не было неловкости.
Но он задержал меня за руку, когда все шли курить на кухню, где орала громкая музыка, несмотря на поздний час. Я сказала Дане, что скоро приду и осталась с Семеном, чтобы поговорить о том, что он только что увидел.
Но я не успела и рта раскрыть. Он зажал мне его и затащил в ту самую комнату, где мы с Даней только что занимались любовью. И изнасиловал.
Он был моим другом.
Я думала, что он был моим другом.
Я делилась с ним своими секретами и переживаниями, я смеялась над его шутками и выслушивала жалобы на жизнь и знакомых.
А он меня изнасиловал.
Отобрал что-то очень важное и оставил пустоту, боль и страх.
Я ушла, надеясь, что никто меня не увидит, не окликнет и не остановит.
Я безумно боялась, что кто-то узнает, потому что мне было очень стыдно.
Это чувство стыда было таким огромным, что мне требовалось просто исчезнуть. Оно было больше обиды, боли и страха. Мне не хотелось жить, мне ничего не хотелось, даже умереть.
Вернувшись домой, я заперлась в ванной и просидела там до самого утра, пока родителям не нужно было ехать на работу. Я пыталась смыть с себя эту грязь. Этот позор. Но я так и не смогла почувствовать себя чистой. Как ни старалась.
Я провела в оцепенении больше недели, ни с кем не общалась, не говорила и отключила телефон. Я просто застыла и не могла пошевелиться. Казалось, одно движения – и я рассыплюсь. Поэтому я замерла в безмолвном ожидании, и казалось, время остановилось.
Я просто не могла поверить в произошедшее. Не могла. Разве такое бывает? Ты доверяешь человеку, даришь ему частичку себя, свою дружбу, а он растаптывает тебя, уничтожает.
Родители ни о чем не догадывались. И я была этому рада. Больше всего боялась, что узнают именно они. Но мы жили в одной квартире своими отдельными жизнями, поэтому они даже не замечали, что со мной что-то не так. Нет, они меня любили и волновались за меня. Но я всегда была взрослее своих лет, поэтому со временем они потеряли бдительность и решили, что со мной не может случиться ничего плохого. Уходили на работу и верили, что следом за ними я иду в институт. Всегда ложились рано, даже если меня еще не было дома, потому что были уверены, что я приду домой не позже положенного срока.
Я была наедине со своим ужасом. Никто не мог мне помочь. Никто не мог меня от него спрятать.
Я не знаю, как взяла себя в руки. Просто однажды проснулась с чувством, что если не выйду из дома, то просто задохнусь. Но в тот раз я все же не смогла побороть свой страх. Так и замерла у двери.
Я безумно боялась встретиться с Семенем. Или с кем-нибудь из компании. Но с ним больше всего.
Даню я тоже видеть не хотела. Я не могла быть с ним в том ощущении испорченности. Я была как сломанная игрушка, с которой никто не захочет играть. Которую нужно просто выкинуть.
Я не знаю, звонил он мне, пытался ли связаться. Но думаю, что нет. Он знал, где я жила, поэтому при большом желании мог бы справиться с задачей нажать на кнопку дверного звонка. Но он этого не сделал. И я была этому рада. Хотя о радости и речи быть не могло. Просто его отсутствие было лучше присутствия.
После моей первой попытки выйти из дома я стала искать помощи в незримом помощнике - интернете, хотя даже поисковый запрос пугал меня. Мне казалось, что кто-то увидит то, что я искала. Поэтому всякий раз удаляла историю, несмотря на то, что ноутбуком пользовалась только я. Тогда я впервые заплакала, после того, как слезы не помогли мне в ту страшную ночь. Я увидела, что не одна. Это и пугало и помогало. Миллионы девочек и женщин, столкнувшихся с этим страшным несчастьем. Мы все были в одной лодке, но я все равно чувствовала себя за бортом.
Я плакала и не могла успокоиться. Не знаю, сколько это продлилось. Два дня, десять. Не знаю. Родители поверили в то, что я якобы рассталась с парнем. Сказали, что готовы помочь, если нужно. Но я просто попросила меня не трогать. И они отошли в сторону без лишних расспросов.
Когда слезы высохли, я обнаружила в себе новое чувство. Первое чувство похожее на призрак жизни - ненависть. Она затмила страх, затмила стыд и обиду. Я начала ненавидеть. И только тогда я смогла выйти на улицу. Только благодаря этому чувству, которое многие пытаются подавить и от которого бегут как от огня, я смогла понять, что это не конец. Я вернулась к учебе и решила, что всем назло останусь жить. Что я выживу.
И я выжила.
Всем назло.
Ему назло.
Больше года мне потребовалось на то, чтобы найти лучшую мотивацию. Я вспомнила увлечения, занялась рисованием, выплескивала на холст то, что разъедало меня изнутри. Я перебирала массу вариантов того, как смогу исправить свою жизнь, как смогу избежать повторения тех страшных событий, как смогу стать кем-то другим - не девушкой, которую изнасиловали.
Но это был дохлый номер. Это была я. Всегда только я. Всегда только с тем багажом, который пополнило мое прошлое.
Я снова сдалась и довольно долго не проявляла интереса к жизни. Ничего не хотелось. Ни в чем не было смысла.
И тогда я увидела его. Семен стоял возле магазина и курил. Я будто вернулась в ту ночь, на тот старый диван, под его тяжелое потное тело. Я не могла издать и звука, потому что мой рот закрыла его невидимая огромная рука. Меня затрясло так, что я чуть ли не потеряла сознание. Я сама не заметила, что бегу. Бегу прочь. Я бежала так быстро, как только могла.
Я заперлась дома и закричала. К счастью, родителей не было. И «выкричала» весь этот ужас, копившийся во мне с того жуткого момента.
И тогда я решила, что никакое ничтожество, попытавшееся разрушить мою жизнь, не сможет этого сделать.
Я снова взялась за кисть. И нарисовала эту картину. Картину, на которой была маленькая девочка, раздавленная огромным ботинком. Я долго смотрела на нее. Смотрела на глаза девочки, полные страха. Смотрела на грязный ботинок, прошедший ни один километр, чтобы в итоге наступить на нее.
Я сожгла эту картину.
И освободилась. Я приняла свое страшное прошлое и то, что я ничего не смогу с этим сделать. Что просто буду жить дальше. Без оглядки.
Не сразу, но я стала приходить в себя. Эмоции по поводу одних и тех же мыслей об изнасиловании, менявшиеся на протяжении долгого времени, наконец потеряли былую яркость. Это была я, это было мое тело, моя душа. Этот человек, называвший себя моим другом, посмел взять это без спроса, как вещь, которой можно попользоваться и выкинуть. Но это была я. Не вещь. Живой человек. Человек, доверявший ему. Сначала это было непонимание, неверие в то, что такое возможно. Это же я? Я, да? Нет. Не я. Этого не могло произойти со мной. Никак не могло. Потом было возмущение. Как он посмел?! Это я! Мое тело! Мое!!! Но в итоге я поняла, что, да, это я, это мое тело, и тот человек не имел права этого делать, но это случилось, это не изменишь. Я переверну страницу и попытаюсь спать спокойно.
Однажды я встретила Пашу. Я старалась не наталкиваться на старых знакомых из компании, поворачивала за угол до того, как они меня замечали. Но на этот раз он сам окликнул меня со спины и стал расспрашивать, куда я пропала, что случилось. Я сказала, что решила плотно заняться учебой, и прочую ерунду. Постаралась побыстрее уйти, но не вызвать никаких подозрений. Мне было тяжело видеть его, потому что любой из той компании напоминал о случившемся. Любой ассоциировался с грязью, предательством и стыдом. Пускай это сделал только один из них, но, получив нож в спину от одного человека, вы можете поверить в то, что абсолютно все люди – безусловное зло.
С каждым человеком происходят события, оставляющие отпечаток на всю его жизнь. Они могут быть страшными и печальными. Они могут долго держать вас или уйти на задний план. Но даже если вы этого не замечаете, они всегда будут частью вашей истории. Частью того, кем вы являетесь сейчас.
Так что это все еще со мной. Я так и не научилась доверять людям и уже не знаю, хочу ли этого. Но я осталась жить, и, возможно, моя жизнь уже больше не похожа на простое выживание. Я переехала из родного района, чтобы больше никогда не увидеть человека, надругавшегося надо мною. И, быть может, когда-нибудь, услышав имя «Семен», я смогу не почувствовать его поганую руку, зажимающую мне рот.