Обычный выходной день. Он ждал ее почти полчаса у Дерева и уже начал нервничать. Да, в их городе было Дерево, главная достопримечательность туристического N-ска, а, точнее, N-29-3WQ. Дерево росло под колпаком, чтобы получать воздух, практически очищенный от пыли и вредных выбросов. А также его окружали десятка два фонарей, работающих без перерыва, обеспечивая Дерево светом. Вот под одним из таких фонарей и стоял он, постоянно переводя взгляд с букета полиуретановых орхидей на вмонтированные в скафандр часы. Однако вскоре она появилась.
- Извини, что опоздала. Мои новые свинцовые сапоги слишком тяжелые – я к ним еще не привыкла, да и аккумуляторы скафандра, кажется, подсели. Ой, какая прелесть! Это мне? Спасибо! – и она ласково коснулась его дыхательной трубки своей
– Ну, куда пойдем? – спросил он, улыбаясь.
- А пойдем к озеру, оно так красиво в вечернее время.
Да, уже вечер. А он и не заметил, как погасли дневные фонари и зажглись вечерние.
-Наверное, солнце уже село, - подумалось ему.
Солнца он не видел, как и большинство его сверстников. Вот его дед видел солнце: когда почти весь озон разрушился, он был отправлен старшим инженером на строительство Щита. Щит, огромная оболочка Земли, преобразующая солнечную энергию в электрическую, а также защищающая Землю от космических излучений, нависала в километрах от поверхности планеты подобно огромной черной туче с постоянно мигающими огоньками. Где-то там и работал его отец. Его работой было приоткрывать завесу Щита, чтобы хоть немного прогреть Землю. К сожалению, делать это приходилось только над океанами, чтобы не сжечь ненароком какой-нибудь населенный пункт, что в свою очередь вызывало массу побочных явлений. Помимо солнечной радиации, в результате испарения воды постоянно шли кислотные ливни, нещадно терзающие планету уже почти полвека. Но все это суетное. А сейчас у него есть девушка, которую он, наверное, даже любит, и учеба, гарантирующая ему стабильную и прибыльную работу на Щите. Правда, на Землю он, как и отец, будет возвращаться не чаще двух раз в месяц. Но, говорят, там совершенно другая жизнь.
-Вот мы и пришли, - прервала она ход его мыслей.
Еще одной достопримечательностью N-ска было озеро с лебедями. Смотритель уже включил лунопроектор, и на серебристой глади озера заблестела дорожка света. Лебеди спокойно плавали, скорее даже скользили по поверхности. Несмотря на запрещающий знак «Птиц не кормить. Пища забивает шестерни и пружины», они все же раскрошили поролоновую булку, которая так и осталась покачиваться на поверхности ртути.
-Как красиво сегодня! - промолвила она, и он заметил еле промелькнувшую под ее шлемом улыбку.
-Знаешь, я давно хотел тебе сказать… - начал было он, но тут его прервал чей-то хриплый кашель.
К ним подползал человек, одетый в какое-то рубище, без свинцового скафандра, без дыхательной маски. Он был абсолютно лыс, кожа отдавала желтизной, лицо было стянуто целой сетью морщин.
Она вскрикнула, уронила букет, который тотчас был поглощен лужей, и прижалась к нему. Он и сам несколько испугался, но виду не подал.
-Убирайся, бродяга, - сквозь зубы процедил он.
-Не гони меня, я все равно скоро вас покину, - хрипя отозвался бродяга. – Я прошу лишь об одной услуге.
-Он, наверное, сбежал из фрикопарка, - испугано прошептала она.
Ну конечно! Это очевидно. Наверняка под рубищем у него третья рука, или хвост, или бог знает что еще.
Он бывал во фрикопарке частенько, все равно других развлечений, кроме разглядывания обезображенных радиацией людей, было исключительно мало. Животные, как и растения, практически вымерли, а уроды плодились с завидной регулярностью. Недавно даже из столицы привезли знаменитого пернатого мальчика с хоботом. И все они походили на этого бродягу – желтоватая кожа, сквозь которую просвечивали сосуды, как через мутное стекло, жуткая худоба, слезящиеся глаза, хриплый кашель.
Он заслонил собой девушку и произнес:
-Если ты не оставишь нас в покое, я позвоню в полицию, и тебя упрячут обратно в клетку, урод.
-Ты думаешь, что я из фрикопарка? – усмехнулся старик и тут же зашелся ужасным кашлем. Из уголка рта медленно стекала струйка крови. – Тогда смотри.
Бродяга распахнул свое рубище. Она зажмурилась, а он невольно прикрыл глаза рукой. Но вместо лишних конечностей или других уродств на теле старика росли… цветы. Самые настоящие живые цветы. Несколько пожухлые, но все же живые.
-Я надеюсь, вы знаете, что это?
Они оба стояли с разинутыми ртами.
-Да, они настоящие. И растут в атмосфере безо всякой защиты.
-Но они же… растут на вас, - неуверенно произнесла она, словно не веря в представшую перед ее глазами картину.
-Вы заметили? Что ж, у меня просто не было «сырья».
-Что вы имеете в виду под словом «сырье»? У вас не было почвы?
-Почвы… Если хотите, почвы… Вас ведь кормят байками, что все растения, включая ваше Дерево, растут на специально обработанной земле. Бред! Все они подпитываются так называемым сырьем. Оно же трупная вытяжка. И не смотрите на меня так. Труп – превосходный источник минеральных и органических веществ, которые в нашем мире не так-то просто добыть. Так что когда тела увозят на кремацию, не верьте, что вы получили урну с прахом именно человека.
-Тогда кто же вы? – спросила она.
-Я… я то, что осталось от некогда крупного ученого. У меня был проект – как вернуть на Землю растения, восстановить озоновый слой… Но я был осмеян, и мой план был похоронен заживо: Щит – это организм, на котором работают десятки тысяч человек. Мой проект сделает Щит бесполезным – а это новые преобразования, которые никому не нужны. Мне указали на дверь – и я ушел, прихватив с собой несколько образцов. Я продал все, что имел, но вырастил их. Теперь же я плачу жизнью. Но я знаю – мое дело нужное и правильное. Я прошу лишь одного: после моей смерти позвоните по этому телефону, - и он протянул карточку. – Вы должны будете только передать мой труп человеку, который подъедет. Есть еще надежда, что…
Старик не договорил. Его прервала смерть. С некоторой боязнью он взял карточку с номером из руки уже остывающего тела.
-Как думаешь, - промолвила она, - сколько будет стоить этот труп?
-Не знаю. Наверное, миллионы. По крайней мере, я намерен выжать из него максимум соков.
И он рассмеялся собственному остроумию.