Родителей Лизы срочно вызвали в школу. На вопросы папы и мамы о причине такой несуразности девочка не отвечала. Она ковыряла вилкой остывший ужин и молчала.
Часы показывали семь вечера – время заслуженного отдыха и легкого сериала, но вместо этого Лариса Петровна и Николай Алексеевич были вынуждены идти на встречу с классной руководительницей всегда прилежной и беспроблемной дочери.
Светлана Владимировна нервно ерзала на стуле в ожидании родителей ученицы, которая до сих пор не вызывала никаких хлопот. Всегда выполняла домашние задания, ответственно дежурила и не вступала в конфликты с одноклассниками.
Классная комната седьмого «В» находилась на третьем этаже. Супруги, забыв об отдышке, преодолели крутые ступени и, немного помедлив, постучали.
- Можно? – как школьница, спросила Лариса Петровна, осторожно заглядывая в щелочку.
- Нужно, - вздохнула Светлана Владимировна и приподнялась. Затем тут же села и указала посетителям на первую парту перед своим массивным учительским столом, укрытым прозрачным акрилом.
Неуютная парта напоминала о давно оставленных за плечами ученических буднях и вводила в ступор, натягивая неуклюжие роли школьников. Разменявшие пятый десяток Лариса и Николай сиротливо разместились перед возвышающейся над ними учительницей и по забытой привычке сложили руки на парте.
- Вы уже поняли, что дело серьезное, и, признаюсь честно, с таким я еще не сталкивалась.
Лариса Петровна удрученно отметила, что в первую очередь испугалась получить нагоняй, как маленький шкодник, и уж только после этого почувствовала беспокойство за Лизу.
- Как вы знаете, ваша дочь посещает дополнительные занятия по психологии, которые проводит наш штатный психолог, очень опытный и не раз помогавший ученикам нашей школы в трудных жизненных ситуациях, - Светлана Владимировна сделала акцент на последней части тирады и добавила: - семейный, благопристойнейший человек с высокими моральными устоями.
- Да, очень приятный мужчина, - согласилась Лариса Петровна, стараясь звучать ровно и уверенно, но нервно закивала головой, как деревянный болванчик.
- Тем более, - приосанилась Светлана Владимировна, опершись на нервозность матери девочки, - вы сами понимаете, что Максим Харитонович достойнейший человек, не способный причинить вред ребенку.
- Да, приятный мужчина, - на автомате повторила мама Лизы, но тут же осеклась и умолкла.
- Так что же случилось? – сурово спросил Николай Алексеевич.
- А вот, что случилось, - Светлана Владимировна небрежно бросила тоненькую тетрадку прямо под нос обеспокоенным родителям и пояснила: - В конце каждого занятия дети пишут сочинение на тему проведенной дискуссии. Последний урок был о психологии веры, значении религии, Бога. Лиза ваша написала свое, - женщина стиснула зубы и язвительно выдавила: - Сочинение.
Лариса Петровна нервно сглотнула, Николай Алексеевич напрягся. Семья их была богобоязненная, верующая. Все крещеные, на прикроватных тумбочках иконки. Что такого могла написать их дочь, что их вызвали в школу?
- Открывайте, чего же вы ждете? – надменно произнесла преподавательница.
Мать осторожно прикоснулась к тетради и открыла первую страницу.
«Почему так важно доверие», - было аккуратно выведено на верхней строчке.
- Листайте, - приказала Светлана Владимировна.
Лариса послушно последовала указанию классной руководительницы, но та не выдержала, перегнулась через свой огромный стол и, выхватив тетрадь из рук женщины, сама открыла нужное место.
- Читайте, - впечатала тетрадь в изрисованную парту.
«Почему я не люблю Бога».
Внутри родителей все содрогнулось. Николай Петрович поднял на Светлану Владимировну удивленные глаза, и она повторила свой наказ:
- Читайте-читайте.
И они читали, не веря, что подобные строки вышли из-под пера их собственной дочери. Буквы плыли перед глазами, смысл терялся за устрашающей бессмыслицей, жестокие завитки неровного почерка выцарапывали болезненные судороги в пульсирующих от напряжения висках.
Все говорят, что Бог добр и милосерден, что он любит своих детей. То есть нас, людей. Всех одинаково. Значит должен любить и меня. Раньше я тоже любила Бога и просила его о помощи, как меня учили папа с мамой. Я носила крестик, потому что думала, что он меня защищает и ограждает от опасностей. Теперь он просто болтается на шее, потому что он мне не помог.
Я просила Бога, чтобы я понравилась мальчику. Я знаю, что о таком не просят, нужно думать о родных и мире во всем мире. Но мне очень нравился мальчик, и я тоже хотела нравиться ему.
Я очень усердно молилась. Как-то даже целый час, и после этого у нас был урок психологии по теме любви. Мне показалось, что это ответ на мои молитвы, что я смогу поговорить с учителем о своей проблеме, и что он мне подскажет, как быть и что делать. Я осталась после занятия, когда все ушли. Сказала, что меня волнует, и он позвал меня в свой кабинет на верхний этаж.
Он сказал, что в таком возрасте, как старшеклассник, который мне нравился, мальчиков интересуют взрослые девочки, которые могут дать им не только подержаться за ручку. Он спросил меня, девственница ли я, и я сказала, что да. Тогда он стал говорить со мной о сексе, о том, что я об этом знаю и как отношусь. Он сказал, что может помочь мне, научить всему, и предложил попробовать.
Я не знаю, почему я согласилась. Я не хотела, но он взрослый и умный, учитель. Поэтому я делала все, что он мне говорил.
Он позвал меня остаться и после следующего занятия. Я хотела соврать, что мне надо домой, но опять пошла к нему, потому что он мой учитель. И он опять делал это.
Я не хотела ходить на его занятия, но я ходила.
Я просила Бога спасти меня, помочь, дать понять, что мне делать. Но он меня не услышал, и я так и остаюсь после занятий и делаю то, что мне говорит учитель.
Поэтому я больше не люблю Бога.
Родители молчали.
- Ну и что вы на это скажете? – Светлана Владимировна скрестила руки на груди и вздернула подбородок.
Они молчали.
- Мне принес это Максим Харитонович, так что даже не думайте, что в этой нижайшей клевете есть хоть доля правды.
Они молчали.
- Как только она могла додуматься до такого?! – учительница вскочила и заходила по классной комнате. – Это ж надо вот так вот охаять уважаемого человека! Так жестоко унизить и плюнуть в душу! Как в голову прийти такое может? А ведь казалась такой скромной и рассудительной. В тихом омуте, как говорится... Да еще какие черти! Уму непостижимо!
Николай Алексеевич неловко протер вспотевшей рукой побледневшее лицо и застыл с открытым ртом, пытаясь выровнять дыхание.
- Тут, без сомнения, нужно извиниться. Максим Харитонович безумно переживает, оно и понятно. Кто бы смог спокойно отнестись к этому? Я пыталась поговорить с Лизой, но она молчит как рыба. Стыдно, наверно. Ну хоть тогда остается какая-то надежда. В вашей семье ничего не случилось? С чего это она вдруг такое себе надумала?
Лариса Петровна отрицательно затрясла головой, неотрывно сверля взглядом ужасное сочинение дочери.
- Это хорошо хоть она ему лично накалякала свою писанину. А вы представляете, какой скандал мог случиться, подсунь она это кому-нибудь другому! В общем, наверное, никто не захочет огласки, поэтому поговорите хорошенько со своей девочкой и внушите ей, что подобные вещи делать нельзя. Пусть наберется мужества и извинится. При иных условиях ее обучение в нашей школе неприемлемо.
- Да, конечно, - наконец-то смог вымолвить отец Лизы. – Пойдем, Лара, - и неловко потянул жену за рукав так и не снятой куртки.
Она подняла на него непонимающие глаза, опомнилась и тоже засобиралась.
До дома они шли молча, каждый в своих тревоге и растерянности, поглотивших обоих.
Лиза все так же сидела за недоеденным ужином и не смотрела на родителей.
- Зачем ты это сделала? – заиграл желваками отец.
Из глаз девочки потекли слезы.
- Лиза, - села рядом мама, - зачем ты это написала?
Лиза плакала и не говорила ни слова.
- Ведь… это же… как же так, Лиза? – женщина нерешительно протянула руку к плечу дочери, но вернула обратно на стол, так к ней и не прикоснувшись.
- Завтра же извинишься, - отрезал глава семьи.
- Но, мама, - Лиза задрожала и подняла мокрые глаза на растерянную мать. – Это правда, - произнесла она одними губами и спряталась в худеньких ладошках.
Лариса Петровна в ужасе глянула на мужа. Тот не видел лица дочери, не был свидетелем ее признания.
- Что мамкаешь? Натворила дел, а теперь - «мама». Позорище-то какое!
- Коля… - охнула женщина и встала.
Он хотел было что-то рявкнуть, но Лариса помотала головой и вывела мужа из кухни.
- Она говорит, что это правда.
- Когда говорит? Что ты несешь? Я же рядом стоял.
- Говорит, Коля.
Мать опустилась на диван, пытаясь найти равновесие.
- Он сам же показал это, - после минутной паузы сказал Николай Алексеевич.
Лариса Петровна закивала.
- Сам. Понимаешь?
Она снова кивнула.
- Кто будет показывать такое, если это правда, а? Ну сама подумай.
- Да… да, Коля.
- К тому же, что за нелепость, писать это ему? Ей богу. Хотела бы нажаловаться, пришла бы к нам, а не творила такое.
Они вернулись на кухню. Лиза все еще закрывала лицо руками.
- Спрашиваю первый и последний раз: ты придумала все это? – отчеканил строгий папа.
Дочь не ответила ничего.
- Мне все ясно. Завтра же извинишься.
И она извинилась. Она стояла перед этим умным мужчиной, заслуженным психологом, своим учителем, который преподал ей несколько уроков не по специальности.
- Извините, - выдавила Лиза, не поднимая глаз.
Лариса Петровна и Николай Алексеевич отпросились с работы, чтобы присутствовать при этом и в свою очередь принести глубочайшие извинения уважаемому оклевещенному их дочерью человеку.
Тот с понимающим видом кивал и жал им руки на прощание. Клятвенно обещал поработать с девочкой и разобраться в причинах ее странного поведения.
После очередного факультативного занятия по психологии Максим Харитонович попросил Лизу остаться и, как обычно, отвел ее в свой кабинет на верхнем этаже.
Он закрыл дверь на ключ, как то бывало неоднократно, повернулся к своей нерадивой подопечной и, снимая тесный пиджак, с ухмылкой произнес:
- Можешь не любить теперь и родителей, они тебя тоже не услышали.
«Я хотела, чтобы меня услышали Вы», - так и не сорвалось с губ девочки, и она послушно выполняла все, что говорил ей учитель.