В результате войны за независимость испанских колоний в Америке в 1810 –20-х годах XIX века испанские войска были изгнаны из Калифорнии, которая, как известно, вошла в состав Мексиканской империи, а затем – в 1824 году – независимой республики Мексики.
В 30-х годах ХIХ века трапперы и торговцы принесли на восток США весть о благодатном климате, обширных пастбищах и плодородных землях тихоокеанского побережья, а с начала 40-х годов американцы стали протаптывать дорогу в Калифорнию.
В 1841 году партия Джона Бидвелла, знаменитого водителя поселенцев, с огромными трудностями прошла путь от Миссури до бухты Сан-Франциско. «Единственное, что мы знали о пути, – писал Бидвелл, – так это то, что Калифорния лежит в западном направлении».
За следующие три года еще несколько переселенческих партий перевалили Сьерра-Неваду.
40-е годы ознаменовались активизацией экспансионистской политики США, направленной в первую очередь на захват мексиканских земель.
В 1845 году американцы захватили Техас и ультимативно предложили мексиканскому правительству «продать» им новые обширные земли, включая Калифорнию. Американский консул Ларкин в главном городе Калифорнии Монтерее, командор Скот на военном американском корабле и исследовавший Калифорнию во главе хорошо вооруженного отряда путешественник и офицер американской службы Джон Фримонт, составили действенный треугольник американской политики в Калифорнии.
В июне 1846 года американские поселенцы подняли восстание против мексиканских властей и провозгласили независимую республику, сохранившуюся в истории под именем «Республики Звезды и Медведя» (эта эмблема была изображена на ее флаге). Через месяц, как только пришла весть о начавшейся американо-мексиканской войне, Калифорния была оккупирована американцами, и ей сулило неспешное экономическое развитие в качестве скотоводческого штата с ограниченными возможностями земледелия.
Таким образом, к 1848 году США принадлежал практически весь Запад. Но, Запад был американским лишь формально. Мало кто к востоку от Миссисипи стремился к его пугающим глубинам. Запад казался слишком далеким, слишком неведомым, слишком опасным для простого обывателя. Помимо Испании, на тихоокеанском побережье американского материка имели опорные пункты другие европейские державы. Англичане владели соседним Орегоном. Русские располагались неподалеку от будущего Сан-Франциско.
Однако после американо-мексиканской войны 1846–1848 годов Калифорния юридически стала юридически американской. Правительство США, аннексируя эту территорию, и, предположить тогда не могло, что приобрело «новое Эльдорадо», золотоносную страну.
Золото было открыто за неделю до того как США оформили свои территориальные захваты мирным договором с Мексикой. Только через несколько месяцев обе стороны, побежденная и победившая, поняли истинные размеры выигрыша и потери.
Случись открытие на месяц или даже на год раньше, это мало что изменило бы в ходе событий, однако если бы оно произошло на двадцать – тридцать лет раньше, американцам было бы гораздо труднее завладеть калифорнийским золотом.
Утром 24 января 1848 вблизи лесопилки (водяной мельницы) принадлежавшей первопроходцу и предпринимателю немецко-швейцарского происхождения Джону Саттеру нашли золото.
Джон Саттер, обосновался в Калифорнии с конца 30-х годов и сосредоточил в своих руках крупные земельные владения. Его поместье «Новая Гельвеция» послужило важным опорным пунктом для американской колонизации.
Наемный управляющий компании Саттера Джеймс Маршал, осматривая работу лесопилки на Америкэн-Ривер, непроизвольно смотрел на текущую в реке воду и заметил искру, блеснувшую в утренних лучах солнца. Он наклонился и поднял небольшую крупинку заскорузлыми грязными пальцами, не ожидая того, что эта крупинка вскоре сотрясет весь мир, и что эхо этой находки будит будоражить умы вплоть до наших дней.
«Боже мой! – воскликнул Маршал. – Боже мой! Я нашел золото! Золото»!
Эти события круто изменили весь облик Запада и странны в целом. Толпы золотоискателей ринулись в Калифорнию со всего света: китайские крестьяне, верившие сказам о золотой горе за океаном, фермеры из Мексики, клерки из Лондона, портные из Европы и южноамериканские аристократы, разорившиеся у себя на родине. Тонкая струйка американских эмигрантов, доселе, едва доползавшая до этих мест, превратилась в бурную струю переселенцев и золотоискателей, которые стали называть себя «люди 49-го», поскольку основной их поток приходился именно в тот год.
Тысячи самонадеянных, но не опытных старателей бросали свои дома и семьи пускались в долгий путь до Калифорнии, надеясь разбогатеть и прославиться. Благодаря золоту сонная деревня Джона Саттера у берегов залива за день превратилась в шумный центр, где торговцы, спекулянты мошенники, мечтали мгновенно стать миллионерами. Из-за золота испаноговорящие семьи, жившие в Калифорнии, без малого внезапно оказались среди чужестранцев, сгонявших их с земли. Из-за золота разгромили, поработили, а потом истребили калифорнийских индейцев. Золотая лихорадка изменила Америку. Это было начало национального безумия, болезненной человеческой алчности. Полстолетия потребовалось США, чтобы захватить просторы Запада. Теперь жажда золота подтолкнула нацию начать их освоение. Золотая лихорадка изменила Калифорнию и весь Запад, изменила американское самосознание, потому что впервые США в понимание американцев воплотили мечту Томаса Джефферсона, заняв континент от Атлантики до Тихого океана.
Саттер считал, что если бы вокруг находки Маршала не поднялся шум, то все сложилось бы по-другому для него лично и нации в целом. Но слушок пополз и одним из первых, кто его услышал и распространил, был мормонский старейшина Сэм Бреннан, который пришел в Калифорнию, чтобы там по поручению Бригама Янга основать колонию секты. Слух о найденном золоте привел Бреннана к лесопилке Саттера, и он понял что здесь можно разбогатеть, не копаясь в земле как того требовали традиции мормонов. Бреннан открыл рядом с лесопилкой лавку и завез туда горнорудный инвентарь. Бреннан набрал из разных источников золотой пыли, насыпал в банку, сел на катер в Сан-Франциско, прибыл туда и стал гулять там по Монтгомери-стрит, потрясая банкой над головой, повторяя: «Золото! Золото с Америкэн-Ривер». Трюк сработал идеально, народ высыпал из салунов и запустил банку по кругу. Каждый вертел ее в руках и невольно впадал в транс.
Как только слух об открытии золота достиг близлежащих поселений, Калифорния была потрясена приступом «золотой лихорадки». Течение жизни переменилось. «У меня был сильный приступ золотой лихорадки, – писал Хьюберт Бэнкрофт, – безумие охватило меня. В моем воспаленном воображении возникли горы золота, замки из мрамора, тысячи рабов и мириады юных девственниц моливших о моей любви».
К середине июня 1848 года три четверти мужчин из Сан-Франциско уехали добывать золото. Англичанин Тирвейт Брукс, оказавшийся случайно захваченным первой волной золотоискателей, записал в дневнике 18 июня 1848 года: «В четверг посетил нас Г.Ларкен, посланный с казенным поручением из Вашингтона. От него узнали мы, что в Сан-Франциско более двух третей домов опустело, и что большая часть экипажа дезертировала с кораблей, стоявших в бухте... Г. Ларкен обогнал на дороге капитана, отправлявшегося сюда со всем своим экипажем, и на выговор Ларкена за этот странный и непростительный поступок капитан ответил: «Я вас уверяю, что цепи и якоря очень крепки, корабль не уйдет до нашего возвращения».
Из Мексики, где испанцы копали золото уже триста лет, на север двинулось столько людей, что, по словам современника «казалось, будто бы переезжает весь штата Сонора».
Тысячи эмигрантов двинулись из портов Южной Америки. Слух полетел через океан, гавайцы, китайцы, бросились в США. Для тех, кто прибыл первыми, золото сияло везде: «среди валунов, на песчаных отмелях в старицах и заводях, нагнись и бери….». Люди делали состояние прямо на глазах, ковыряя ложками и ножами дно реки. Те, кто от природы был ленив, но имел хотя бы немного денег, нанимал индейцев копать за них. Так семеро приятелей трудами семидесяти индейцев добыли 273 фунта золота всего за два месяца. Старатели шутили, что название «Калифорния» произошло от индейских слов «кали», то есть золото, и «форния», что означает «хочешь немножко».
Об ошеломительном успехе лета 1848 узнавали из писем и правительственных отчетов. Читая их люди, бросали свои занятия и направлялись в Калифорнию. Все думали, что сказочные богатства Калифорнии наживаются быстро и легко, и это заставляло весь мир думать, что в Америке деньги валяются на дороге, надо лишь не полениться поднять их.
«Ремесленники бросили свои инструменты, фермеры оставили урожай гнить на полях, а скот подыхать с голоду, учителя забыли свои учебники, адвокаты покинули клиентов, служители церкви сбросили священнические облачения, матросы дезертировали с кораблей – все устремились в едином порыве к месту золотых приисков. Деловая жизнь в городах замерла, покинутые дома и магазины ветшали и приходили в упадок. Золотоискатели шли, как саранча, в районы, граничившие с лесопильней Саттера, с кирками, лопатами и ковшами для промывки золота», – абсолютно без преувеличения писал американский историк Чарльз Бирд.
Ричард Мэзон – первый американский губернатор Калифорнии, прибывший в Сан-Франциско в июне 1848 года, через месяц после начала «золотой лихорадки», нашел покинутый населением, мертвый город. Уже в мае прекратился выход издававшейся в Сан-Франциско газеты «Калифорния». «Газета могла бы стать неоценимым источником для историка», – с грустью отмечал один исследователь, поскольку газету, как видно, некому было читать и некому печатать.
К осени газеты восточных штатов стали будоражить читателей слухами о невиданно богатых золотых приисках в Калифорнии. Когда президент США Полк объявил об открытии калифорнийского золота с трибуны Конгресса, «золотая лихорадка» уже охватила всю страну с такой же беспримерной силой, с какой недавно потрясла Калифорнию. Десятки тысяч людей различных социальных слоев и профессий приняли решение отправиться за золотом. Они обзаводились инвентарем и запасом продовольствия, объединялись в группы и землячества и готовились к дальнему путешествию.
Пресса продолжала вести кампанию, передавая рассказы, один другого заманчивее и чудеснее. Предприимчивые торговцы продавали в огромном количестве путеводители и карты, руководства по горному делу, испанские грамматики, лопаты, палатки, высокие сапоги и охотничьи ножи. Путешественники уезжали, полные радужных надежд, распевая новую песню «золотого похода»: Из города Салема
С киркою и ковшом
Я еду в Калифорнию
За золотым песком.
О, Калифорния, страна моя!
Я еду к реке Сакраменто,
Со мною ковш и кирка.
В редкой американской семье не было родственника или знакомого, которого нужно было провожать. В декабре 1848 года нью-йоркская газета писала: «Вся Новая Англия на ногах и направляется в порты или же готовится пересечь материк; мы не беремся сосчитать суда и караваны».
Вскоре армия золотоискателей пополнилась пришельцами из соседнего Орегона. К концу 1848 года старателей было около десяти тысяч. Однако это было только началом. Знаменитый золотой поход «людей 49-го» (forty-niners) еще не начался.
С приходом первых золотоискателей к лесопилке Саттера его бизнес рухнул, и состояние развеялось как дым. Его земли были захвачены старателями, его работники, зараженные «золотой лихорадкой», покинули его, стада, и насаждения Саттера погибли, потому что некому было за ними ухаживать. Бедный Джон Саттер. Безрезультатно, до самой смерти искал у американского правительства возмещения понесенных убытков. Джеймс Маршал разделил судьбу Саттера и также умер нищим. Сегодня на месте открытия калифорнийского золота ему поставлен памятник.
К началу 1849 года уже более 50 тыс. американских золотоискателей собрались идти в Калифорнию. Вопрос заключался только в том, как туда попасть. Сушей добраться было невозможно до тех пор, пока в прерии и в горах не сойдет снег, поэтому самые нетерпеливые отправлялись в путь по морю. Им требовалось преодолеть 14 355 морских миль вокруг всей Южной Америки, что составляло 9 месяцев пути в целом. Более коротким был комбинированный маршрут – морем до Панамского перешейка, потом посуху через перешеек и снова морем до Сан-Франциско. Однако и панамский маршрут требовал средств. Основная же масса путешественников имела деньги лишь на необходимое обзаведение. Поэтому большинство новых аргонавтов двинулось в Калифорнию через материк, маршрутами, проложенными первопроходцами, первыми переселенцами и трапперами.
30 тыс. человек весной 1849 года из Индепенденса и Сент-Джозефа (штата Миссури) двинулись вдоль реки Плат. Сотни миль в фургонах тянулись по прерии, захлебываясь в облаках пыли и их вереницы казались бесконечными. Они шли партиями, по десять – двенадцать фургонов, которых стояли избранные из среды путешествующих капитаны. Каждый фургон тянула дюжина быков или мулов. По дороге в Калифорнию в среде караванов золотоискателей невольно вырабатывались определенные правила поведения, например не ругаться, не выпивать спиртное, соблюдать ли выходной день и т.п., и эти правила оформлялись целыми сводами подобно конституции.
В течение 30-ти суток люди 49-го ехали в фургонах по холмистым прериям Канзаса и Небраски, а также по Индейской территории, куда десять лет назад американское правительство выселило индейские племена с Востока. Набеги индейцев на караваны золотоискателей были редкостью. Гораздо чаще люди 49-го гибли от случайного выстрела или тонули на переправах через реки, чем от рук индейцев. Индейцы в большинстве случаев брали плату от путешественников за мосты и броды, продавали мигрантам бекон, мясо и овощи. Но главной опасностью при передвижении через равнины была холера, с ее страшными симптомами и смертью от обезвоживания. Холера свирепствовала в 1849 году по всей стране и быстро распространялась караванами. Около 1500 золотоискателей ехавших в Калифорнию в тот год умерли в пути от холеры.
«Мы едем сегодня, нарушив принцип выходного дня, писал золотоискатель Уильям Свэйн, – потому что вокруг эта болезнь. В полдень у меня был сильный приступ поноса. Я попросил преподобного Хобарта сделать мне лечебный чай…. Принимаю лекарства, опий и вяжущий порошок… Иду на поправку, но очень слаб…. Аппетит хороший, но не могу есть от пуза, так как боюсь последствий».
Нужно иметь в виду, что путешествие золотоискателей отличалось от обычного хода поселенцев своим импровизированным характером. В нем участвовали люди, не имевшие часто ни физических сил, ни необходимых навыков для подобного рода испытаний. Многие караваны были плохо экипированы, малодисциплинированы, не обеспечены медицинской помощью. Трудные участки дороги были обозначены белеющими костями животных и холмиками, увенчанными крестами.
«По всем дорогам жажда, голод, песчаные бури, индейцы и эпидемии шли по следам путешественников. От границы населенных мест до тихоокеанского побережья, от Соленого озера до Сакраменто, полторы тысячи безмолвных могил указывают путь искателей золота», – писал Бирд.
Среди тысяч «людей 49-го», идущих на Запад многие везли с собой отчеты Джона Фримонта, писавшего о Ките Карсоне – бесстрашном, благородном и находчивом следопыте. Но эти описания бледнели на фоне грошовых романов об этом человеке. По этим романам «люди-49» никогда не видевшие Карсона представляли себе всех пионеров Запада, что не всегда соответствовало правде.
Как-то Кит Карсон пребывал в форту Ларами, который находился на маршруте следования караванов в Калифорнию, и, когда туда забрел один из таковых, кто-то из числа «людей 49-го» подошел к Карсону и спросил, мол, он ли Кит Карсон. Карсон ответил, что да это он. Тогда тот человек, оглядев Карсона с ног до головы, сказал: «Нет, нет, вы не тот Кит Карсон». Коротышка Карсон в глазах этого бедняги, никак не вязался с тем Карсоном, которого описывал Джон Фримонт и авторы «грошовых романов».
Что же касается самого Карсона и его участи в «калифорнийской эпопее» 1849-года, можно отметить лишь одно – настоящий Карсон достаточно знал жизнь, чтобы гробить ее на приисках. Вместо этого он купил 6 500 овец у индейцев навахо и начал перегонять их старателям в Калифорнию, продавая им скот в десять с лишним раз дороже, чем он покупал у навахо.
Имя Карсона, его личная легенда во времена «золотой лихорадки» работали на него.
Когда однажды Карсон пригнал свой первый гурт овец к парому на Грин-Ривер в Вайоминге, чтобы переправиться через реку, то паромщики отказались даже брать с него плату. Они перевезли 6 500 овец бесплатно при условии того, что Карсон разрешил им назвать место переправы «Переправой Кита Карсона». Паромщики полагали, что на одном имени Карсона можно сделать кучу денег. Вскоре на пути «людей 49-го» появились «Озеро Карсон», «Река Карсон», «Перевал Карсон», «Впадина Карсон», поселок Карсон-Сити и т.д. Старый следопыт смотрел на все это по-философски. Ему показали захватывающую книжку о нем самом и спросили: «Правда ли то, что в ней о нем написано»? Карсон ответил: «Может и правда, только сам я об этом не помню».
За фортом Кирни, лежавшим примерно посередине пути, путешественники вступали в опасную зону. Им грозили безводные пустыни и тяжелые переправы, там их подстерегали индейцы.
Преодолев реку Платт, как правило, караваны «людей 49-го» вступали на территорию полынных степей, с солончаковыми водоемами, вода в которых была смертельно опасной для волов и мулов, тянувших фургоны. Напившись этой воды, животные падали и людям приходилось бросать свои телеги. Запах павшего скота на солнце делал воздух тошнотворным.
«Дурные мысли лезут в голову, если видишь вокруг себя полторы сотни дохлых животных», – писал в своем дневнике Уильям Свэйн.
Самым трудным препятствием на пути были пустыня и горы Сьерра-Невада. «Мы слыхали краем уха, что там пустыня, там смерть, отчаяние всякие ужасы», – писал Свэйн.
Чтобы достигнуть долины Сакраменто, нужно было уже на ближних подступах к Калифорнии перевалить через Сьерру, и это требовалось сделать до наступления снегов. Потому, пересекавшие материк, спешили выехать ранней весной, как только начнет пробиваться трава, необходимая для прокорма скота. Страх гнал их в пути. Все знали о судьбе партии Доннера из Миссури, застрявшей в снегах Сьерра-Невады и доведенной до людоедства.
Некоторые караваны так спешили, что выбирали маршруты, не сосем приемлемые для перехода. Например, проход Лассена вел через пустыню, через самый север Сьерры, и как тогда думали «прямо к теплу и богатствам долины Сакраменто». Для того чтобы решить, двигаться этим путем или нет, в караванах проводились целые советы. У повозок собирались толпами, кричали, спорили, каждый, кто в чем-то был осведомлен, изрекал свою версию маршрута, и старался убедить других в точности именно своего мнения. Ведь вставал вопрос между жизнью и смертью, а не простой экономии пары-тройки часов., В порыве словесных перепалок доходило до драк и даже убийств.
Те, караваны которые шли проходом Лассена, забредали в черную каменную пустыню и вынуждены были идти ночами, чтобы не дать волам пасть. Потом эти караваны сталкивались со стеной гор, тропы, которых являли собой нагромождение грязи и валунов, отчего быстро ломались оси фургонов. В этих местах караваны зачастую разбивались на мелкие группы, где каждый становился за себя. «Мы шли по десяти дюймовому снегу. У меня была смена белья из фланели и хлопка, две пары носков, пальто штаны, шейный платок, мой дневник карманная библия, бумажник и на несколько суток еды. Целый день усиливалась метель…», – писал Свэйн тогда, когда его караван пробирался в этих местах.
С другой стороны Сьерры людей вместо зеленой долины Сакраменто ожидала мрачная долина реки Пит, кругом были скалы, кривые кусты и горная пустыня. Люди, попав сюда испытывали шок и недоумевали, поскольку не понимали, что двигаясь по этому короткому пути вместо юга попадали на север, и снова пробираясь сквозь горы шли в южном направлении.
«Дорогой Джош, ранее я писал, чтобы ты сюда приехал, и не думай, бога ради. Тысячи и еще тысячи сложат свои кости по дороге сюда. Прошу тебя оставайся дома. Если здоровья позволит, я обеспечу нас обоих», – писал Уильям Свэйн.
И все же, несмотря на все тяготы и препятствия, оставляя за собой ослабевших и мертвых, сто тысяч человек, пресловутых «людей 49-го», прорвались в этот год в золотую Калифорнию. В это число вошли европейцы, а также китайцы. О калифорнийском золоте знал уже весь мир.