Бесплатная разгрузка алычи
О разгрузке алычи я вспомнил через много лет по странной ассоциации во время выборной кампании...
«Это было недавно, это было давно», – поётся в песне. И ещё бабушка говорила: « Давно было... Неужели я такая давнёшняя?» Каждому предстоит когда-нибудь сказать вслух похожее, пусть, другими, грамотными словами, но предстоит…
Давным-давно это было. Учился в институте. Летом задержались мы в общежитии, никуда не уехали. Время свободное студетов портило, имелось оно в избытке, отчего хотелось пить и есть больше и чаще, и решили в это свободное время немного заработать на кино, вино и прочие радости.
На Бадаевских складах требовались постоянно временные грузчики.
Пошли.
Взяли нас на разгрузку вагонов – разгружать алычу. Тогда я узнал впервые , что алыча – плоды вроде сливы, только помельче, с непропорционально большими косточками и, вопреки слащавому виду, кислые.
Разгружали вагоны по особенному обычаю поздно вечером и ночью. Начали пораньше - в семь.
Работа нехитрая: бери со штабеля ящик, на 25 кило всего, и неси его на пупке из вагона по эстакаде в складское помещение, в штабель ставь. Всё просто. Ящики, вначале вроде бы лёгкие, по мутному закону гравитации, после нескольких ходок почему-то становились тяжелее… А ящиков в вагоне ещё ой как много, и, если усиленно трудиться, то огромный пульман будет разгружен, согласно экстраполяции... Проклятая математика сама в голову залезает после каждой ходки и подсчитывает... Не ранее, как в три часа после полуночи, будет вагон разгружен, а ещё начало двенадцатого, и спать хочется уже сейчас!
Ближе к двенадцати, когда надёжно стемнело, появились странные люди – не слишком чистые, не по моде одетые, с плохими манерами. Их лидер пошептался с кладовщиком, и тот кладовщик, то есть та кладовщица, упитанная бабуся, к формальному руководителю нашей бригады обратилась с предложением: «Мужики хотят поработать на разгрузке. Пусть поработают. Не бойтесь – забесплатно. В списки включать не буду».
Бригадир бесплатных работников, лопоухий мужичок, в остальном обычный и неприметный. Для составления словесного портрета не очень удобный, если не брать в расчёт аномальные уши. Мотнул он ушастой головой: дескать, ага, бесплатно.
Мы студенты, люди простые. Начальство попросило – мы согласны. В тот памятный вечер нашим начальством была добрая бабуся. Дружно буркнули: дескать, нам-то что, если будут работать за просто так…
И закипела работа в две бригады. За те же деньги, но с большей охотой и лучшим настроением. Появилась надежда закончить раньше – не в три, а в половине третьего.
Ровно в двенадцать прошёлся вдоль эстакады милиционер с портфелем. Лопоухий чужак-вожак кому-то подмигнул, кому-то рукой махнул и, забрав у милиционера портфель, туда-сюда мигом смотался. Вернулся он с портфелем. С портфелем уже не тощим, с пузатым. Вежливо, с поклоном, подал беременный портфель милиционеру.
Милиционер зевнул, глядя в ночное небо, лениво портфель приоткрыл – мне почудился краешек особо дефицитного летом ананаса – закрыл , застегнул, кивнул ушастому и с гордо поднятой головой продефилировал, вышагивая солидно, во мрак ночи. Больше мы его не видали.
Как только он исчез, половина бесплатной народной дружины спустилась с эстакады под вагон, вторая часть наших добрых помощников энергично им передавала вниз ящики – маршрут движения ящиков под вагоном не известен. Темно было. Просматривалась за вагоном мутная деревянная стена, высокая – метра на 4, за ней располагалось кладбище – узнали позже.
Пришельцы миссию выполнили в нужном объёме - и в вагоне, и под вагоном - во тьме растворилась. Исход бесплатных грузчиков, богом посланных, мы , комсомольцы, отметили в душе невыразимой скорбью – разгрузка в две струи была не вдвое, а втрое производительнее с учётом трудового энтузиазма ночных корчагинцев. Долго мы потом мучились-трудились в уменьшенном составе. К половине третьего не закончили. В три собрали манатки, взяли в дорогу себе по ящику и усталые ушли на кладбище через дырку в заборе - её нам показала кладовщик-бабуся.
В сумраке белой ночи, натыкаясь на кресты, поблудив по кустам и могилам, наконец, выбрались на Московский проспект. Процессия возле кладбища была необычная: ящики несли с кладбища, а не наоборот… Встречные прохожие перепугались бы. Ночью! Но никто не удивился, никто не остановил: честные ленинградцы сладко спали в своих квартирах. Милиция тоже, утратив бдительность, мирно всхрапывала где-то в околотке – ни соловьи, ни пушки спать милиции не мешали.
Еле живые от усталости, но с ящиками, удачно доползли мы до общежития без приключений.
Тогда я и узнал, что алыча – ужасная кислятина и не стоила она того, чтобы волочь на себе тяжёлый ящик два километра с риском для репутации. А милиция наша, тоже я понял, не святая, да и мы рядовые комсомольцы - воры вообще латентные – ни забор , ни закон нас не остановят, если люди добрые покажут нам удобную дырку.
На вторые сутки, когда выспались, отправились за получкой.
Выходить со склада надо через дыру, это мы усвоили на всю оставшуюся жизнь, а заходить на складскую территорию правильнее через охраняемые ворота в сопровождении уполномоченного работника. У ворот нас встретила бабуся-кладовщик, провела через турникет, возле неё вился какой-то свойский для бабуси молодой человек. С бабусей он активно беседовал, покуда мы шли по захламлённой ящиками территории в офис – тогда офис конторой назывался – внимательно слушали бабусю и её попутчика. Многое мы узнали из их разговора нового, для себя полезного – больше, чем за уже прожитую часть жизни. Узнали, например, что один друг попутчика сидит в тюрьме, второй тоже отсидел сколько-то суток, но в камере помер. Его поймали пьяного на складе с водкой. Его, лежащего на ящиках, грубо разбудили, схватили, опохмелиться не дали, забрали с больной головой, чтобы отправить, как оказалось, в последний путь. В камере он попробовал сделать суицид в знак протеста: курить не давали! Раздобыл, выковырял где-то под парашей стекляшку, вскрыл вены. Вены зашили вовремя, откачали, стекляшки из камеры все выскребли. Для реабилитации больному человеку прописали шахматы, чтобы он играл на нарах с подследственным больным коллегой, и заодно отвлекался от пагубной привычки курить. Играл хорошо, быстро переел боевую команду шахматного противника – и коней, и слонов, и ферзя наскочившего на вилку, резво скушал. Сгребал с доски убитые фигурки и с удовольствием глотал – натурально! – водой запивая, отвыкая от курева. Отвык. Не откачали …
Ещё узнали, что здешние неофициальные бригады бесплатных добровольцев именуются не "тимуровцами", не "корчагинцами", а "волками", и мы имели честь с ними познакомиться.
Дотопали до конторы, бухгалтерша ведомость в шкафу раскопала, показала, сколько нам получить полагается. Вдвое меньше, чем скромное воображение рисовало, и даже меньше того, что было обещано, потому что народу в ведомость записалось вдвое больше: десять студентов и ещё десять каких-то нам не известных душ. А уже в кассе на нас посмотрели вообще как-то подозрительно и холодно, сообщили, что деньги мы вчера уже получали. То есть по нашей доверенности получил их в полном объёме лопоухий вожак бесплатных добровольцев.
В суд не ходили. Заработок составил согласно ведомости один руль сорок копеек на человека. На четвертинку водки не хватило бы по 9 копеек каждому. Для суда тоже мало.
И было обидно вдвойне ещё от того, что оскорбительно маленький заработок кем-то за нас получен… Убытки мы вроде бы компенсировали с лихвой – предусмотрительно унесли в ту тёмную ночь по ящику через кладбище. Но это не живые деньги, а натура с низкой потребительской стоимостью, как оказалось. Я съел утром одну ягоду – кислятина! – болел зуб, от кислого заболела вся челюсть невыносимо. Отдал задарма свой лично заработанный ящик кому-то, у кого зубы не болели.
Потом надолго всё забылось.
Вспомнил я эту давнюю историю по странной ассоциации. Шла агитационная кампания по выборам в государственную Думу. Кандидаты выёживались друг перед дружкой, на встречу к избирателям каждый кандидат на свой манер из кожи вон вылезал с предвыборными обещаниями. Одни ратовали за равенство, другие наоборот сообщали народу, что дикая природа хорошо устроена без равенства, а раз так, если живёт она прогрессивно без уравниловки, значит и человеческому обществу без уравниловки жить будет полезнее в целях общего развития. Оппоненты возражали: «В джунглях – да. Там точно. Там нет уравниловки, там вообще слабых особей на обед кушают, чтобы здоровые меньше болели, а общество надо организовать справедливо, на принципах равенства и гуманизма, по-божески»… Но были кандидаты конкретные. Те выступали за макро экономику и реальную экономию. Обещали, например, если их в депутаты изберут, то работать депутатами будут бесплатно, без зарплаты, как бы на общественных началах – во имя процветающей в будущем России…
Бесплатные «Реальные» в Думу попали. Не надолго. Но потрудились ударно. Без выходных. На благо России. Бесплатно. Почти бесплатно... Если официальную зарплату, от которой они всё же не отказались, сравнивать с расходами на движимое и недвижимое, на жён и деток, на прочих родных и близких и в пределах разумного на себя лично... Завистливым избирателям иногда чудилось, что не только депутатскую зарплату те бесплатные «реальные» демократы ударно получали, но и за них, за избирателей, в ведомостях тоже расписывались.
После выборов историю с алычой забыл. Совсем недавно опять вспомнил.
Совсем недавно лидера либерального «реального» движения, который обещал в Думе работать бесплатно, застрелили. Сподвижники с фанфарами его оплакивали, жаловались друг дружке на власть, которая их демократического кумира фактически в могилу свела. Призывали главного виновного наказать, а кумиру поставить памятник в центре Москвы – на том самом месте, где при активном участии убитого кумира в своё время корчевали памятник Железному Феликсу, душителю свободы и демократии, гонителю нэпманов.
Я слушал общественные рыдания, удивлялся выдающимся способностям кумира. Завидовал: у него было несколько жён, и всех обеспечил! За десять жизней другой талантливый человек, инженер с пачкой патентов, в России столько не успеет, столько личных квартир и домов не построит, столько деревьев не посадит, столько детей… Удивительно способный человек. Не зря был когда-то комсомольским вожаком. Рассказывают, что он осчастливил своей недвижимостью даже богатую Европу. И мог бы работать и работать в Думе государственной, не в областной, работать бесплатно по сей день, если бы не электорат, коммунистами испорченный, если бы не бандитская пуля, если бы… Так я грустно размышлял, движимый завистью, и по какой-то странной ассоциации захотел рассказать историю о разгрузке алычи на Бадаевских складах.
6