Восемь лет назад Сологубы назвали своего первенца Михаилом. Тогда, примчавшись из командировки, Егор бросился в больницу к жене. Она встретила его, как всегда красивая и нарядная даже в домашнем халате. В палате, кроме неё, никого не было.
— Милая ты моя девочка! — осторожно обнял её, словно хрустальную, Егор. — Как же это так быстро всё произошло? Я и испугаться не успел. Провожу планёрку на выезде, и вдруг меня огорошили: «Георгий Викторович, у вас ночью сын родился!» Представляешь моё состояние? Потом уж Миронов позвонил, рассказал поподробнее, что случилось. Сказал, что с тобой уже всё в порядке, что ты под надёжным присмотром Ады Поликарповны и Аллочки. Чтоб я не срывался с объекта. Но у меня все мысли были здесь, с тобой. С вами, — поправился он. — Чёрт возьми! Одни медики в семье, а тебя чуть не проворонили! Ну, прости ты меня, моя хорошая!
— Да за что же это мне тебя прощать? — улыбнулась ему Эля.
— За то, что меня не было в тот момент рядом с тобой, за эти чёртовы брёвна! — Егор с ожесточением потрепал свою густую шевелюру на макушке. — Сегодня же вечером уберу! Вас скоро выписывают?
— Ада Поликарповна сказала, что выпишет, как только отец приготовит сыну комнату в доме! Поспеши, если хочешь, чтобы мы скорее приехали домой! — хитро улыбнулась Эля.
— А что надо-то? Я ведь совершенно необразованный человек в этом плане! Говорил, надо было раньше необходимое приобретать, так нет же, всё ваши суеверия! В магазинах ни черта нет! — всерьёз расстроился Егор.
Эле стало жалко мужа. Она погладила его по макушке, как маленького.
— Не переживай! Мироновы уже всё самое нужное достали. Кроватку, коляску, ванночку. Ада Поликарповна — как вездеход, всюду прорвётся! Да и Михаил Михайлович... Вот замечательные люди! Уже условились, что потом всё это по наследству перейдёт к их внуку или внучке. Мама, оказывается, тоже кое-что из одежды давно прикупала в своих командировках. Всё уже дома в его комнате собрано!
— Ну, прекрасно! А Мироновы что, ждут?.. — осторожно поинтересовался Егор.
— Нет пока, но ведь будет! Егор! А ты что, не хочешь посмотреть на сына?
— Как это не хочу?! — возмутился Егор. — Я просто не знаю, можно ли?
— А ты Аллочку попроси. Там на тумбочке, рядом с телефоном записан номер её отделения.
— Да у тебя и телефон в палате? Вот это да! — только обратив внимание на тумбочку, удивился Егор.
— Клиника-то крайкомовская. А я всё-таки лучшая подруга невестки главврача. Соображаешь?
Позвонив по телефону Аллочке и огорошив её тем, что он ждёт своего сына в палате у жены, Егор снова подсел к Эле.
— Миронов сказал, что к рождению сына приготовил мне подарок. А кое-кто намёками даёт понять, что его, якобы забирают в крайком. А меня он на своё место прочит. Ты как, не возражаешь? — пошутил он.
— Возражала бы, если б не знала, что значит для тебя работа, вечная моя соперница! — погладила его по щеке Эля.
— Кто бы говорил! А сама замуж не хотела за меня выходить, пока свой проект не сделала! Одним миром мазаны мы с вами, Элеонора Юрьевна! Скоро, кстати, закончим твой костёл. Придёшь на приёмку.
В это время открылась дверь, и вошла Аллочка в белом халате с красивым конвертом на руках. То ли белый цвет был к лицу Аллочке, то ли в самом деле она расцвела и похорошела, но выглядела молодой доктор Миронова великолепно.
— Принимайте, новоиспечённый папаша, сына! Поздравляю! — протянула конверт Егору Аллочка.
— Да ты что! — испугался он. — Я его раздавлю своими ручищами!
— Тогда держите вы, мамаша! Мне некогда! Меня ждут больные! Ещё встретимся! — Аллочка, вручив ребёнка Эле, упорхнула.
— Ну, знакомьтесь! — улыбнулась Эля осторожно заглянувшему в лицо сына мужу.
— Я твой папа! — серьёзно и важно сказал малышу Егор. — А тебя как зовут?
— Он ещё не знает! — шутливо ответила за сына Эля. — Ему ещё не сказали этого. Его папа слишком долго был в командировке! Давай придумывать, — предложила она мужу.
— Можно назвать в честь деда, моего отца, Виктором. Будет победителем во всём и всегда. А второго тогда назовём в честь твоего — Юрием, — сказал Егор.
— Боюсь, не выйдет со вторым. Врачи сказали, что, вряд ли получится ещё раз... Но мне лично и этого хватит. Нам и с одним будет хорошо, правда, мой маленький медвежонок? — поцеловала Эля сына.
— О! Придумал! Чтоб никому не было обидно — ни тебе, ни мне! Давай назовём нашего сына Мишкой, Михаилом! У тебя дед Анджиевский — Михаил. И Мироновым сделаем приятное. Он ведь, вроде, как крестник их! Согласна?
— Ну что ж! — задумчиво перевела взгляд Эля с сына на мужа, двух самых любимых мужчин её жизни. — Эти два Михаила — достойные люди. Пусть и наш будет похож на них. Да и я с самого начала его всё время мишуткой да медвежонком называю. Мы с ним уже как-то привыкли к этому имени. Ну, вот и познакомились!
* * *
Семейство Салогубов готовилось к путешествию. К самому настоящему, дальнему путешествию. Никогда ещё за свою короткую жизнь не ездил восьмилетний Витька так далеко. Он летал на самолёте в Алдан, где жили его бабушка, дедушка и прадедушка, в честь которого его назвали Викентием. Там же жила и бабушка Павлика Тищенко, его дружка, сына маминой подруги тёти Люды. Тётя Люда и Павлик заберут к себе их кошку Бармалюську на время, пока они не вернутся из своего путешествия. Павлик очень завидовал ему, Витьке. А он, Витька, немного жалел его. Потому что Павлик не виноват, что у него бабушки живут близко, а у Витьки вторая бабушка, папина мама, — в Ростове. Это почти что на Чёрном море, куда они с ней обязательно нынче поедут. Вечером сядут в поезд, поспят, а утром уже будут купаться и даже нырять! Как тут не позавидовать! Витька и во втором классе начнёт учиться в Ростове, а не в Красноярске. Так сказала мама. Потому что они с папой поедут в Германию и не успеют вернуться к первому сентября. А он пойдёт в бабушкину школу, где та работает библиотекарем. Витька вначале разнылся, что хочет в свой класс, к друзьям. Но мама сказала, что к ним он всё равно приедет, только позже. А для разнообразия пусть немного поучится в Ростове. И он, подумав, согласился. Будут у него ещё ростовские друзья. Разве это плохо, иметь друзей в разных городах?
До Москвы летели самолётом. Витька сначала смотрел, как они делали разбег по дорожке, взлетали, попил из маленьких чашечек вкусный лимонад, который подавали красивые девушки в форме, потом покуролесил в облаках, представляя, что дёргает их за бока, как вату. И уснул. Уснул так, что проспал, когда всех кормили стюардессы. Об этом уже в Москве ему рассказала мама, заставив скушать кусок курицы.
В Ростов ехали поездом. Выспавшийся Витька баловался и донимал родителей разговорами, пока мама не сказала:
— Так, Викентий! Ложись спать! Утром поговорим.
Если его назвали Викентием, значит, это уже серьёзно. Спорить бесполезно!
— Хорошо! А ты расскажи, как вы с папой меня назвали, и я усну.
— Да я двадцать раз тебе эту историю рассказывала!
— А ты в двадцать первый расскажи. А то не усну!
— Пусть папа тебе расскажет. Я сама спать хочу!
— Пап!
Витька знает, что отец всегда на его стороне. С ним договориться можно запросто. У них настоящая мужская дружба. Только видятся они мало! Отец работает на двух работах. С утра — на стройке, а вечером — музыкантом.
— Ну, слушай, старик, и спи!
Витька демонстративно крепко закрывает глаза и начинает:
— «Целый вечер я проболтался под окнами больницы, где мама лежала с тобой, маленьким, без имени...», — дальше ты, папа!
— Целый вечер я проболтался под окнами больницы, где мама лежала с тобой, маленьким, ещё без имени. Было очень холодно и ветрено. Наконец, мне сказали, что у нас с мамой родился сын. Я поехал домой и стал думать, как его назвать?
— «Решил посоветоваться с мамой...» — подсказывает ему Витька.
— Я сам помню, помощник! Ты давай засыпай лучше! — шутливо щёлкает его по лбу отец. — Решил я посоветоваться с мамой. Привёз вас домой. Положили мы своего малыша в кроватку и стали смотреть на него во все глаза.
— Вот так, да? — широко распахнул свои коричневые глазёнки Витька, стараясь выпучить их посильнее.
— Ну, что ты балуешься, как маленький? Ведь договорились же, что будешь засыпать? Слово надо держать, старик!
— Я и сдержу! Сейчас дослушаю и усну, как миленький! Ты не волнуйся, рассказывай! — Витька очень любит своего папу, старается во всём подражать ему.
— Перебрали мы все имена. То тебе не подходит, как нам кажется, то нам не нравится. Ни в честь одного дедушки, ни в честь другого, ни в честь отца тебя назвать нельзя.
— Потому что хватит трёх Владимиров на семью! Правильно! У нас в классе тоже целых четыре Вовки! А моё имя редкое. Я единственный Викентий, наверное, на всю школу! Я не хочу, чтобы меня с кем-то путали! Я хочу быть непохожим на других! — Витька почесал свою макушку.
— Ну да, слышал я как-то историю про одного такого в семействе Салогубов. Говорят, что он даже фамилию себе исправил в паспорте! — пробурчал Володька, с удовольствием глядя на своего сына. Но тут же испугался, что тот потребует рассказать ещё и эту историю. — Не чеши голову! Думаешь, ума прибавится от этого? Спи!
— Папа! А мы не проспим Ростов?
— Не волнуйся! Это конечная станция, там все выходят! Пока!
Витька моментально уснул. Салогубы вышли в коридор, встали у окна. За окном ночь. Только огни иногда стремительно мелькали в темноте. Володька обнял Светку за плечи.
— Ну как, Старуха, я тебе путешествие устроил? А? Почти, как восемь лет назад! Считай, что мы уже в Германии!
— Нэ кажи гоп, покы нэ пэрэскочишь! Так сказала бы Сущевская, — ответила ему Светка, сама не подозревая, насколько она права.
Целых восемь месяцев оформляли Салогубы документы на поездку в Германию. Нет, они не уезжали в эту страну навсегда. Они просто ехали в отпуск, в гости к Володькиному отцу и его второй жене Еве Браун, как в шутку называл её Володя. Почему их так долго мытарили, Салогубы никак не могли понять. Наконец все бумаги были готовы. С огромным трудом удалось купить билеты из Москвы до Берлина только на двадцать второе августа. Светлана расстроилась, что первого сентября сын из-за них будет в Ростове и пропустит занятия. Но ростовская бабушка успокоила её, пообещав устроить его на первую четверть в свою школу. Так делают все северяне, выезжающие в отпуск на материк на полгода.
В Ростове их встретил Николай Николаевич, второй муж Володькиной матери. Восемь лет для него не прошли даром, отметила про себя Светлана. Он располнел, стал почти совсем седым. А для кого время проходит, не оставляя своих отметин? У неё тоже за эти годы умер дедуля. Ровно через пять лет после смерти своей жены. За всю совместную жизнь они расставались надолго дважды. В первый раз их разлучила война на пять лет, а второй раз — смерть, тоже на пять лет...
— Вас ждёт сюрприз! — после первых слов приветствия порадовал их Николай Николаевич. — Сейчас повезу вас не в душную квартиру, а на берег реки, в райский уголок, в бывшую столицу Донского казачества город-герой Старочеркасск! — пошутил он по поводу города-героя.
— А квартира? — не понял Володя.
— Там Эмма готовилась к вступительным экзаменам. Сестра твоя теперь студентка университета! А мы перебрались в дом моей матери. Домишко небольшой, но славный. Сейчас газ проводим. Да сами всё увидите! Поехали, а то мать нас заждалась уже, наверное!
Проехались на трамвае до речного вокзала, сели на «Ракету».
— Дедушка! А от вашего дома река далеко? — спросил Витя.
— Каждое утро сможешь бегать на Дон умываться! — ответил ему довольный Николай Николаевич.
Утро девятнадцатого августа разбудило Володьку солнечным лучом и птичьими переливами. Стараясь не потревожить Светлану, он тихонько выбрался из комнаты, подхватил махровое полотенце, висевшее на террасе, и поспешил к реке. Настроение было лучше некуда! Послезавтра они со Светкой едут в Москву, а уже на следующий день — в Берлин. Столько лет он собирался побывать в Германии и вот, наконец, эта мечта сбывается! Навстречу ему попался сосед. С ним у Володьки сложились деловые отношения на почве газификации станичных домов. Узнав, что Салогубы инженеры-сантехники, он донимал их вопросами, пытаясь определить, не мухлюет ли прораб газовиков.
— Слыхал? Мишку скинули! — возбуждённо спросил сосед.
— Прораба, что ли? — не понял Владимир, останавливаясь рядом.
— Ага, прораба! Прораба перестройки! Ты что, радио не слушаешь? Горбача турнули! Революция в стране!
Володька помчался назад к дому.
— Старуха, просыпайся! — крикнул он жене из большой комнаты, где стоял телевизор. — В Москве переворот! Ты всё проспишь!
— Что случилось? — заспанная Светка застёгивала халатик и никак не могла попасть пуговицей в петлю.
Володька включил телевизор. Полилась классическая музыка. «Лебединое озеро», — машинально отметила про себя Светлана.
— Кто-то умер? — испуганно спросила она.
— Хуже! Я тебе говорю, переворот в стране. Не веришь? Мне сейчас сосед сказал. Ну когда они начнут передавать?!
Через несколько минут музыка умолкла, и на экране вместо Одетты и Зигфрида появился диктор Центрального телевидения Юрий Ковеленов. Он стал зачитывать текст заявления Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению — ГКЧП.
— Да, неужели мы приехали?! Твою мать! — не сдержался Салогуб.
Светка, всегда строго пресекавшая подобные выражения, на этот раз промолчала. Не до того! Ей самой было не по себе. Что же теперь делать? Столько времени собирались, готовились! Неужели всё отменится?
После двухдневных дебатов было решено ехать, если их в Бресте не завернут обратно. Официально пока границы не закрыли, а как оно там на месте? Кто знает?
Прощаясь в Ростове с сыном на вокзале, мать отвела его в сторонку.
— Если что, у отца не останетесь? — спросила она тихонько Володю.
— Да ты что, мам? Кому мы там нужны? Сын у нас здесь!
— За сына не волнуйтесь! Всё будет хорошо! — успокоила мать.
Билеты были не на фирменный поезд Ростов–Москва «Тихий Дон», а на проходящий Сочи–Москва. Войдя в купе, Салогубы увидели там четверых парней лет двадцати.
— Здравствуйте! Мы не ошиблись местами? — уточнила Светлана.
— Нет, нет! — успокоил её один из парней. — Это мы здесь в гостях. Проходите, располагайтесь. А мы в ресторан пока сходим. Что в Ростове говорят про ГКЧП?
— Кто что, — неопределённо пожал плечами Владимир, рассовывая чемоданы. — А вы из Сочи? Москвичи? Домой возвращаетесь? Как настроение?
— Настроение боевое! — ответили парни и вышли из купе.
Салогубы заняли верхние полки. Вошёл пожилой человек с непривычной для сибиряков внешностью. Чёрные миндалевидные глаза, тонкий, немного крючковатый нос, седые усы. Поздоровавшись, он занял одну из нижних полок.
— Вы до Москвы едете? — поинтересовался Володя сверху.
— Да! — мужчина немного помолчал. — Что только там ожидает, не знаю! И вы до Москвы?
— Мы дальше, в Германию! — сказала Светка.
— Да и я дальше, во Францию. А вы на работу в Германию? — поинтересовался мужчина.
— Нет, в гости к отцу, — пояснил Владимир.
— А я в гости к брату.
— Так вы француз? — удивилась Света. Она впервые видела живого француза близко.
— Нет, я иранец, — улыбнулся мужчина.
— Как вы думаете, границы не закроют из-за переворота? Мы уже третий день волнуемся по этому поводу, — задал наболевший вопрос Володя.
— Не должны. Мы с братом бежали из Ирана после исламской революции, проскочили. Переворот — это всегда плохо!
Распахнулась дверь, и в купе ввалились парни, вернувшиеся из ресторана с бутылками пива.
— Присоединяйтесь к нашей компании! Обмоем победу ГКЧП! — возбуждённо пригласили они своих попутчиков.
— А что, уже объявили о победе? — удивилась Светлана.
— Нет ещё, но всё к тому идёт! Вы думаете, для чего в Москву ввели войска? — авторитетно пояснил один из парней в красивом спортивном костюме «Адидас».
Было видно, что он заводила в компании. — Мой папа давно говорил, что пора прикрутить хвосты этим демократам! Горбачёв их всех распустил со своей перестройкой! Вот и доперестраивался! Теперь всё, аллес!
— Да, теперь этим Собчакам и Станкевичам не поздоровится!
— И Боре ребята из ГКЧП найдут подходящую камеру в Бутырке!
— Его надо сразу в лагеря, за Урал, в Сибирь!
Светлана слушала этих мальчишек и думала, какие у них в Сибири лагеря? Что ожидает страну?
— А вы, мальчики, студенты или уже молодые специалисты? — спросила она. — Не боитесь за свою дальнейшую судьбу?
— Мы оканчиваем Институт стали и сплавов. Чего нам бояться? Вон у Кирилла, — ответил один, указывая на парня в «Адидасе», — отец в министерстве по нашему профилю работает, на короткой ноге с самим министром. Наши родители тоже нормально устроены. Мы не пропадём!
— Я рада за вас! — с трудом улыбнулась Светлана и отвернулась к стенке. Ей надоела болтовня этих папенькиных сынков. На душе скребли кошки.
Наконец, ближе к полуночи, юные ГКЧПисты выдохлись и разбрелись по своим купе. Попутчик Салогубов уснул крепким, беззаботным юношеским сном. Володя и его пожилой сосед вышли в коридор вагона, чтобы не мешать Светлане — им показалось, что она уснула. Они слушали радио, передающее новости из Белого Дома, где заседает Верховный Совет РСФСР. Каждые пятнадцать минут сообщаются последние известия. Напряжение в Москве нарастает. Народ строит баррикады, обещая, что бронетехника не пройдёт! По городу идут танки! Пролилась первая кровь!
Пожилой иранец посмотрел на Владимира.
— Началось! Что я и говорил! — он расстроенно махнул рукой и пошёл в купе.
— Ну, что там? — спросила его Светлана.
— Уже люди погибают! — сообщил старик и лёг на свою полку.
— О, Господи! — вздохнула Света. Не спалось.
Володька продолжал слушать сообщения из Москвы. Какой тут сон! Он сам бы с радостью был рядом с теми, кто защищает молодую демократию в Советском Союзе. Мужиков в коридоре много. Все слушают, как и он, радио. Каждый по-своему переживает. Кто-то после выпуска новостей бегает в тамбур курить. Кто-то мрачно потягивает из бутылки пиво. И все ждут вестей, как когда-то советские люди ожидали сводок Совинформбюро. Володьке тоже захотелось пива. Но он не успел зайти за ним в своё купе, потому что начался очередной выпуск новостей.
Несколько танков перешли на сторону защитников Белого Дома! Десантники братаются с народом! И, наконец, к двум часам ночи звучит долгожданное — армия на стороне народа! Арестовано большинство членов ГКЧП! Путч в Москве подавлен!
Володька удовлетворённо потянулся. Вошёл в купе. У него было такое ощущение, что он отработал на двух работах в две смены. Светлана склонила к нему голову сверху.
— Ну, что там? — тревожно спросила она мужа.
— Победа, Старуха! Всё кончилось. Спи спокойно!
И Светка до утра не просыпалась. Утром студенты снова собрались в купе у своего друга. Вид у них был несколько смущённый. Они достали колбасу, сыр, хлеб и пиво.
— Доброе утро, мальчики! Не оправдались ваши прогнозы! — не удержалась Светлана.
— Доброе утро! Да недоумки, против кого попёрли? Ельцин прав! Молодец! Сумел сплотить вокруг себя большинство!
— Мой отец всегда говорил, что у Ельцина великолепный организаторский талант! Народ с ним!
Пиво вновь вернуло парням хорошее и воинственное расположение духа.
— Присоединяйтесь к нам! — радушно приглашали они соседей по купе. — За свободную Россию!
— За демократию!
— За Ельцина и его соратников!
Салогубы вышли из купе. За окном мелькало Подмосковье. Утро обещало быть солнечным и радостным для тех, кто победил и остался жив.
Москва! Как всегда суматошно и суетливо на вокзале. Как будто не было этих страшных, напряжённых трёх дней! Народ уезжает, приезжает, встречает и провожает. До отхода поезда на Берлин целых пять часов.
— Что будем делать? — на всякий случай интересуется Салогуб у жены. Его бы воля, он бы уже был возле Белого Дома, в гуще народа и событий.
— Может, сдать вещи в камеру хранения и пройтись по магазинам?
Светке ничего не нужно покупать. Но, прекрасно зная натуру своего неугомонного мужа, она старается придумать что-то, чтобы не попасть в какую-нибудь заварушку. Только этого им сейчас не хватало! С удовольствием бы пошла на Красную площадь, в Кремль. Но Бог его знает, что там сейчас творится? А в магазинах четыре часа пролетят мгновенно!
— Пошли на Красную площадь? Или на Лубянку? — предлагает Володя.
— Салогуб! Я тебя очень хорошо понимаю! Но никуда, где много народу, мы не пойдём. Толпа — это страшная вещь! Тебе это надо, впутаться в какую-нибудь историю, когда мы почти у цели? Мне нужно купить жидкость для снятия лака с ногтей.
— Да не бойся! На Красной площади всё спокойно! События-то в основном разворачивались у Белого Дома. Если увидим толпу, повернём обратно или отойдём в сторону, я тебе обещаю!
И правда, на Красной площади было всё спокойно. Народ прохаживался парами, как в былые времена. Только экскурсионных групп не было видно. А возле гостиницы «Москва» бурлил митинг. Народ над головами проносил трёхцветный российский флаг. Издалека увидели знакомые лица на трибуне: Ельцин, Хасбулатов, Руцкой, Силаев, Гдлян, Бурбулис. Народ скандировал: «Ельцин! Россия!»
— Ну, вот видишь! Ничего страшного! Пошли на Лубянку!
Лубянка! Звучит зловеще!
— Нет, Володечка! Я по-твоему уже поступила. Теперь выполни мою просьбу! Мне нужна жидкость для снятия лака. Ты забыл?
— Ладно! Пошли до площади Дзержинского, там попадём к магазинам.
Светлана посмотрела на него с подозрением. Что это он такой покладистый? Может, просто устал за ночь от переживаний? Потому довольствовался одной Красной площадью? В любом случае, хорошо, что она отведёт его от гущи событий.
Только выйдя на площадь Дзержинского, Светлана вдруг сообразила, какую оплошность она совершила. Вот это попалась! Как же она могла забыть, что площадь Дзержинского — это бывшая Лубянская площадь!
— Что это они делают? — недоумённо спросила жена Салогуба, не успев выговорить ему за обман.
Вокруг памятника Дзержинскому собралась толпа. Какие-то люди, вроде юнцов из их купе, только одеты попроще, лезли по Железному Феликсу вверх, пытаясь взобраться ему на голову. В руках у них Светлана разглядела верёвку.
— Не знаю! Подойдём поближе! — потянул её за руку муж.
Света хотела отказаться подходить к толпе, но теперь уже её натура пересилила благоразумие. Она молча прошла вперёд несколько метров и остановилась возле какой-то женщины.
— Что здесь происходит? — спросила Светлана у неё.
— Феликса сбрасывают! Вы что, не видите? — возбуждённо ответила женщина.
— Зачем? — изумилась Светка.
— Да вы что, девушка? С Луны свалились? Это же символ старого режима! Надо от всего этого избавляться!
— Господи! Варварами были, варварами и останемся! — проговорила Света, следя за развитием событий.
Парни подбирались всё ближе к голове скульптуры. Салогуб вытащил из чехла фотоаппарат. Один из парней уже ухватил Дзержинского за чуб. Светке показалось, что это её схватили за волосы. На шею Феликсу набросили петлю из верёвки. Светлане вспомнилась картина казни Зои Космодемьянской. А Железный Феликс стоял всё такой же прямой, непоколебимый, в шинели с развевающимися полами. Толпа гудела. Но Света отчётливо слышала только стоящую рядом женщину. Она одна почему-то стала для неё представительницей всего этого сборища.
— Молодцы, ребята! Валите его! Нечего ждать милости от начальства! — кричала воинственная соседка.
— А при чём здесь начальство? — поинтересовалась Света.
— Они пообещали технику, да вот уже несколько часов ожидаем! — со знанием дела объяснил ей кто-то.
— Молодцы, парни! Вали его! Тяните верёвку! — продолжала вопить экзальтированная дама.
В Светке вдруг вскипела злость. Феликс Дзержинский был для неё рыцарем революции. Она считала его одним из самых порядочных людей того времени. Да, так её учили! Может быть, она ошибается! Но сводить счёты с мёртвым? С памятником, который кто-то создавал как своё детище, кто-то трудился над ним? Интересно, кто-нибудь из этой толпы смог бы подойти к живому Дзержинскому и бросить в лицо свои обвинения ему, который сумел бы ответить, постоять за себя? Всё своё раздражение, всю неприязнь к происходящему Светлана вылила на упоённо вопящую соседку.
— Женщина! — слегка отодвинувшись от неё, чтобы лучше видеть, презрительно и возмущённо проговорила Светка. — Вот вы — умный человек?! Что вы кричите? Вы не понимаете, что если им удастся завалить этот памятник, то он будет падать на людей? Да, до нас с вами он не достанет! Но не сомневайтесь, толпа хлынет назад с такой скоростью, что вас затопчут, вы и глазом не моргнёте! Вы соображаете, что под нами метро? А если от силы удара оно обвалится? Придурки!
Женщина, оглянувшись на Светку, сначала хотела то ли возразить, то ли отмахнуться от неё. Но потом в её глазах мелькнуло какое-то подобие мысли. Она снова повернулась к памятнику и стала кричать:
— Подождите, парни! Надо дождаться, когда подгонят подъёмный кран! — будто те, наверху, могли её услышать.
Куда подевался этот Салогуб?! Ведь говорила, что незачем даже приближаться к толпе! Только настроение испортили! Мимо Светланы на самой малой скорости проехал чёрный легковой автомобиль. Из его открытого окна в мегафон говорил человек, в котором она узнала Сергея Станкевича.
— Товарищи! Отойдите, пожалуйста, от памятника! Не надо его сбрасывать самостоятельно! Мы вам пообещали сделать это, и мы своё обещание выполним! Не нужно никакой самодеятельности! — голос Станкевича был усталым и слегка охрипшим. — Под нами метро! Нельзя допустить его обрушения! Нам не нужна трагедия! Сохраняйте трезвый рассудок!
Машина проехала. Откуда-то появился Салогуб.
— Володя! Где ты ходишь? Пошли отсюда! — дёрнула Светка его за руку.
— Сейчас, сейчас, Старуха! Ещё немного! — Салогуб старался запечатлеть всё на фотоплёнку.
Немного поодаль от Светланы неспеша шёл человек с очень знакомым ей лицом. Он устало объяснял что-то двум мужчинам, буквально наседавшим на него. Света слышала их разговор.
— А вы позвоните, Александр Михайлович! Они вас послушают! — говорил один из них.
«Господи! Да это же писатель Алесь Адамович! Как же я сразу не узнала его?!» — ахнула Светка, глядя на него во все глаза.
— Друзья мои! Я не распоряжаюсь подъёмными кранами! Я не могу им приказать! У них есть своё начальство! — терпеливо повторял Адамович, с интересом оглядывая происходящее.
— Ну, Александр Михайлович! Ну, что вам стоит! Вы только позвоните, и они не смогут вам отказать! — продолжали канючить те двое, а знаменитый писатель и депутат только устало улыбался им в ответ.
— Александр Михайлович! — вынырнувший откуда-то Салогуб подошёл к Адамовичу. — Разрешите, пожалуйста, я сфотографирую вас со своей женой на память об этих днях!
— Володя! Как тебе не стыдно! — воскликнула Светка, залившись краской.
Адамович обратил на неё своё внимание, улыбнулся ей. Он приобнял её за плечи и шепнул тихонько:
— Вы знаете, мне гораздо приятнее с вами сфотографироваться, чем объяснить им, — он кивнул на приотставших, наконец, мужчин, — что я не в состоянии сделать то, о чём они меня просят. Вы москвичи?
— Нет! Мы из Красноярска, — улыбнулась в ответ ему Светлана.
— Ого! Издалека! Неужели специально приехали?!
— Ну что вы, нет! — Светке на секунду стало неловко за то, что она не оправдала предположений писателя. — Мы проездом. В Германию в гости едем. Через час поезд.
— Значит, вам повезло, что вы стали невольными свидетелями таких исторических событий.
— Да уж! — неопределённо качнула головой Светка. Немного помолчала и всё-таки не удержалась от своей всегдашней правдивости: — Только мне не нравится вот это. Странные люди! То памятники царям уничтожали, теперь будут памятники нашего времени сбрасывать. Почему бы их не оставить для истории, на память? Ведь само слово «памятник» идёт от корня «память»! Пусть помнится с ними и хорошее, и плохое. А то получается какое-то варварство в цивилизованном мире. И снова будет стыдно перед потомками.
— Ну, что поделаешь? Народные массы требуют! — теперь уже Адамович неопределённо развёл руками.
Но Светке показалось, что он разделяет её мнение.
— Ну, счастливо вам, ребята! Всего хорошего!
Адамович ещё раз обнял Светлану, пожал руку Салогубу.
— Спасибо вам, Александр Михайлович! И вам успехов!
Адамович пошёл дальше, а Салогубы заспешили на вокзал. Так непривычно, что на центральных улицах Москвы перекрыто автомобильное движение. Люди идут спокойно прямо по широкому проспекту. Вот навстречу Салогубам идёт трое мужчин. Один из них — с видеокамерой. А другого, который в центре, Светка откуда-то знает. Но у неё нет знакомых в Москве! А он на них смотрит, улыбаясь.
— Здравствуйте! — невольно приветствует его Светлана.
— Здравствуйте! — отвечает он ей, продолжая улыбаться.
— Откуда я его знаю, Володька? Кто это? — спрашивает Светка мужа. И неожиданно сама вспоминает: — Да это же Алан Чумак, знаменитый экстрасенс! Ну и денёк! Когда бы я ещё встретилась вот так близко с Алесем Адамовичем и с Чумаком?
— Как я тебя к истории приобщил, Старуха? — Володька доволен. И он не остался в стороне от исторических событий. Хоть краешком, да коснулся!
— Хвастун! Вот опоздаем на поезд, будет тебе история!
Снова вокзал, теперь уже Белорусский. Снова перрон. Вагон СВ, в котором ещё ни разу не ездили. Снова лёгкий толчок и перестук колёс на стыках. Поезд набирает скорость. А за окном к возбуждённому городу, столице Союза Советских Социалистических Республик, подступает ночь. Москва провожала Салогубов разноцветными сполохами салюта победившей демократии. Такого красивого фейерверка они никогда ещё не видели в своей жизни! Наступило новое время. У каждого времени свой цвет, свои краски.