В юности все было по-другому

Леонид Шиндер
Я не подвержен ностальгии по ушедшим временам и спокойно отношусь к  происходящим переменам. Но бывают в жизни события, которые всплывают в памяти  как что-то дорогое, значительное, когда, казалось, время уже стерло их навсегда. И связаны они не с чем-то особенным,  а с простыми человеческими отношениями, на которые мы часто вообще не обращаем внимания.

Они не из детства, когда ты еще не способен оценить произошедшее, и не из взрослой жизни, когда уже притупилась острота ощущений, они из самого лучшего времени – юности.   Воспоминаний много, но я хочу поделиться только двумя из них.

Я вырос в небольшом селе на Дальнем Востоке. В середине шестидесятых годов, закончив  восемь классов, я хотел продолжать учиться, но в селе была только школа-восьмилетка.  Пришлось родителям записать меня в школу-десятилетку при которой был интернат. Школа эта находилась в другом селе, в  тридцати километрах от нашего.

По нынешним временам это – вообще не расстояние, но в шестидесятые годы, в местах, где не было нормальных дорог, а автобус  ходил два раза в день... Село называлось Валдгейм, что в переводе с Идиша означало – Дом в лесу (за точный перевод не ручаюсь, знатоки поправят).

Итак, тридцать первого августа 1965 года я приехал с вещами в это село и поселился в одноэтажном новеньком деревянном здании во дворе школы – это и было помещение интерната. Полная симпатичная женщина встречала нас, приехавших сюда на учебу юношей и девушек, и расселяла по своим местам.

А поздно вечером она принесла два полных ведра отборного чернослива и поставила одно в помещении для мальчиков, а второе – для девочек. Это был урожай ее собственного сада, который, кстати был за забором прямо за интернатом.

Еще вспоминается весна, май месяц, когда я заканчивал девятый класс. Нас попросили помочь колхозу  очистить новые поля от корневищ и пеньков, оставшихся от выкорчеваных деревьев и кустарников. Работать мы начали с восходом солнца – так принято было в селах. Это было часов шесть утра, а в двенадцать часов объявили обеденный перерыв. Местные школьники взяли с собой еду из дома, а нам выдали по одному вареному яйцу, кусочку сухой копченой колбасы и кусок хлеба.

Понятно, что после шести  часов физической работы на свежем воздухе мы проглотили этот завтрак-обед в один присест, не почувствовав сытости. И тут подъехал «газик» председателя колхоза и остановился поодаль. Председатель вместе с водителем вытащили из машины кусок брезента, расстелили на земле. Затем высыпали на него мешок нарезаного черного хлеба, а потом выставили рядом три молочных бидона. В двух оказалось кипяченое молоко. А в третьем свежий, только с пасеки мед...

Председатель колхоза – это была особенная личность:  участник Великой Отечественной, разведчик, кавалер трех орденов славы, но об этом надо говорить отдельно.

Надо было видеть тогда, с какой заботой и благодарностью он смотрел на нас, когда мы макали  хлеб в янтарного цвета мед и запивали  это молоком из жестяных кружек, привезеных им же.

Те времена шестидесятых в бывшем СССР называли эпохой романтиков, и все они были пропитаны этим духом: и песни тех годов, и фильмы, и книги, и люди. И было это короткое и замечательное время следствием пережитого огромного горя, которое сплотило тех, кто выжил.  И заставляло оно с особой бережностью относиться к жизни и друг к другу. И назад это время не вернешь, да и не надо – у каждой эпохи свое предназначение.

Я думаю, что сегодняшние взаимоотношения  между людьми  можно назвать эпохой разочарований. Когда стремление жить лучше и богаче вошло в противоречие с желанием жить счастливо.

Жить лучше – это быть счастливыми от того, что ты чувствуешь, что нужен кому-то просто, как человек нужен человеку. И можешь заботиться о ком-то просто, как человек заботится о человеке.