Английский

Маро Сайрян
Начальная школа, куда я записала мою младшую дочку, была напротив дома, в котором мы поселились, прямо через улицу. Поэтому, собственно, мы и выбрали этот дом. Вот иду я на следующий день мимо школы, радуясь, как хорошо все устроилось, и читаю над входом: The junior school for deaf children. Я, конечно, с ходу не поняла, что значит deaf, но в сердце закралась тревога. Главное, вчера, вроде, этого не было... Бегу домой, хватаю словарь... так и есть! Школа для глухонемых детей! Господи, что я наделала, куда ребенка устроила! Примчалась в школу и говорю секретарше:
– Ребенок мой не глухой, понимаете? Это моя вина, моя ошибка!
 Она ласково смотрит на меня и говорит:
– Успокойтесь, пожалуйста, это не ваша вина и не ваша ошибка, дети рождаются глухими по разным причинам, и родители в этом не виноваты. Муж у вас, случайно, не глухой?

Не буду описывать, чего мне стоило донести до нее суть дела с моим несчастным английским. В конце концов она поняла и сказала, что не стоит волноваться, так как я все сделала правильно. Дело в том, что это две разные школы в двух смежных  корпусах с разными входами, но с общим двором, одна школа для глухонемых, другая для обычных детей, и над каждым входом соответствующая надпись, и вчера я, записывая ребенка, прочитала одну, а сегодня – другую. Так что ребенка я устроила в правильном месте. Правда, их потом обучили кое-каким языковым жестам, чтобы играя во дворе, они могли общаться с глухонемыми детьми, и какое-то время дочь так и общалась с нами. Скажем ей что-то, а она в ответ вертит под носом пальцами... но потом прошло.   

Дети усваивали язык быстро, мы с мужем значительно хуже. Нам советовали побольше слушать телевизор. Мы слушали и еще больше путались. По ТВ сообщали, что в Канаде уже несколько человек умерло от е-koli (это такой микроб, по-нашему "кишечная палочка" по английски звучит – «и-колай»), а нам слышалось: в Канаде появился какой-то Николай, который убил уже несколько человек и похоже, что этим не ограничится. Короче, маньяк и серийный убийца.

Ах, этот английский! Один конфуз за другим. Кажется, что никогда не выучишь. Хотя есть слова, которые легко можно запомнить. Их звучание либо соответствует смыслу, либо наоборот, резко диссонирует. Например, слово straight – прямой. На самом деле звучит прямо и однозначно, ничего другого не заподозришь. А есть слова, вводящие в заблуждение, обманчивые на слух, например, subpoena. Звучит красиво, можно даже сказать, поэтически, а это – повестка в суд. Такое слово тоже запоминается. Но есть куча слов, ничем не примечательных, которые постоянно выскакивают из головы, не успеваешь их туда закинуть. Причем выскакивают даже такие, которые знаешь чуть ли не с детства. Например, слово «джус» – сок, ну кто это не знает?

Заходят как-то муж с сыном в кафе в одну из первых недель после приезда, когда первичный шок и резкое потрясение организма у иммигранта сменяется состоянием умеренной контузии. То есть иммигрант уже начинает соображать, но все еще плохо. Заходят они в кафе и хотят купить две порции сока. Муж так и говорит девушке за стойкой: «Ту сокс, плиз». Причем (мне потом сын рассказывал) «о» произносит не как в слове «сок», а как в английском sock (носок), где-то между «о» и «а», придав слову этакий, вроде, шарм и английское звучание. Девушка, решив, что ослышалась, переспрашивает, что это, мол, вы хотите, извините? Муж, вспомнив, что тут принято везде улыбаться, повторил: «ту сокс», приветливо улыбнувшись. Она решила, что он издевается, и сказала, что пожалуется менеджеру. Муж оторопел и совсем уже перестал ориентироваться в окружающем мире. Тут вмешался сын, не без удовольствия наблюдавший эту сцену, и попросил прощения и «ту джус», сказав, что dad не знает английский. Уловив последнее, муж сердито на него шикнул и сказал, обратившись к девушке почему-то по-русски: «Я хоть и не силен в английском, но знаю достаточно, чтобы заказать джус». Ему казалось, что так он и говорил всегда – джус, но его просто не понимали из-за акцента...

Кстати, об акценте. Когда немного привыкаешь к английскому, то есть уже говоришь по-английски короткими фразами и понимаешь, что тебе говорят, если говорят медленно и короткими фразами (хотя мозг упорно отказывается думать по-английски и требует дословного перевода), начинаешь улавливать акценты. В общем чужеродном звучании слух постепенно улавливает китайский акцент (самый невероятный), русский акцент (самый понятный), восточно-европейский (похожий на русский) и далее, по мере обострения слуха – индусский, арабский, французский, итальянский, ямайский и т. д. С удивлением обнаруживаешь, что есть еще и английский (британский) акцент.

С мужем произошел такой случай. Приехал в их лабораторию (он довольно быстро устроился работать по специальности – редкое для Канады явление) один биохимик из Англии, чтобы провести совместные эксперименты с руководителем лаборатории Питером Пеннефатером. Заходит англичанин утром в комнату, где работает муж, здоровается с ним и спрашивает:
– Не скажете ли, где Питер?
Однако в его британском произношении с очень мягким «т» и вообще без «р» имя Питер в ушах у мужа звучит, как «пицца». Муж (большой любитель пиццы), удивившись про себя, тем не менее резонно и вежливо ему отвечает:
– Пицца в пиццерии.
Англичанин, в свою очередь удивился, так как только что видел Питера в офисе и договорился с ним встретиться в лаборатории минут через пять, чтобы начать эксперимент.
– Простите, где, вы сказали, Пица?
Ну, ты даешь! – думает муж, а вслух произносит громко и отчетливо:
– Пицца обычно в пиццерии.
Англичанин опешил, пытаясь сообразить, почему это Питер вдруг помчался в пиццерию, оставив эксперимент, и главное, почему он обычно там пребывает? Ничего не поняв, задает следующий по ходу вопрос:
– А не знаете, когда он вернется?
Муж решил, что британец сошел с ума, перетрудившись со своей биохимией, и участливо спрашивает:
– Кто?
Тут уже англичанин, послав к черту английскую сдержанность, заорал:
– Пица, Пица!
Муж, в голове у которого прочно засел образ национального итальянского блюда, уставился на него, теряя смысл происходящего.
– Пица Пеннефаце! – кричал англичанин, хватаясь за голову. 
– Ах, Пеннефатер? Питер? – облегченно вздохнул муж, – Он в холодной комнате, сейчас выйдет.

Со временем муж освоил английский до такой степени, что начал понимать, что говорят китайцы. Я сама в этом убедилась, зайдя однажды к нему на работу. Он стоял в коридоре и разговаривал со своим другом, белорусом из Минска, работавшим с ним в той же лаборатории. Мимо проходил китаец и подойдя к ним, сказал, счастливо улыбаясь, как все китайцы, когда говорят по-английски: «Ве ау ди рю то ти ту э то ти ты». Муж с белорусом не задумываясь, махнули руками в одну сторону. «Вы поняли, что он сказал?» – спросила я, не веря чуду. «Он спросил: где комнаты 42 и 43», – ответили они хором. Where are the rooms forty two and forty three?