Ганс Линдеман
Утверждение, высказанное в приказном тоне, может обойтись без дополнительной аргументации. Ярче всего это видно в армии, особенно в немецкой. Борис Кошкин против воли стал добровольным помощником Вермахта, так как Линдеман незаметно для себя привязался к нему. Вначале Борис чистил ему сапоги, кипятил самовар и выполнял другие простейшие функции «подай-принеси».
- Если бы не просьба отца быть рядом с высокомерным немцем, - злился быстро повзрослевший парень, - убежал бы к чёртовой матери!
Постепенно Ганс так свыкся с ним, что начал использовать помощника как невольного внимательного слушателя. Он рассказывал ему о своём детстве и о знаменитом дяде. Кошкин стал идеальным собеседником и совсем не, потому что не понимал немецкого языка, а потому что ничего не отвечал. Со временем Линдеман стал брать его в многочисленные командировки, где выполнял функции проверяющего.
- «Воины Гитлера - это друзья народа!» - прочитал Борис.
Они стояли под кричащим нацистским лозунгом, натянутым над зданием вокзала оккупированного городка среднерусской равнины и смотрели на погрузку, отправляемых на работы в Германию людей.
- Это люди, которые попадут на территорию великой Германии после жалкого существования в белорусских и украинских лачугах, грязных, зловонных землянках, наполненных вшами и блохами! - пафосно вещал Ганс. - Их благосклонно взяли работать в немецкой военной промышленности.
Луна выглядывала из-за посеребренного её светом облака, и яркий мерцающий свет заливал всё вокруг.
- Впервые в своей серой и беспросветной жизни они попадут в человеческие условия проживания, будут трудиться на хорошо организованных рабочих местах... - чванливый офицер с нескрываемым презрением осмотрел толпу юношей девушек. - Их грязную, кишащую блохами одежду заменят чистые комбинезоны и настоящее нижнее бельё, выделенные из скудных запасов принимающей стороны.
- И пахать на хозяина двенадцать часов в день! - не выдержал Борис.
Все линии казались бритвенно-острыми и были отчётливо видны в свете, отражённом от холодного сверкающего снега.
- Да они теперь будут называться sklavenarbeiter, - он несколько секунд подбирал нужное выражение, - угнанные работники. Но им будут платить жалование, они станут проживать в чистых бараках, пусть и без особого комфорта. Кормить их будут привычными блюдами из коллективных кухонь в чистых общественных столовых.
- И на том спасибо! - иронично заметил русский.
Линдеман не обратил внимания на его колкое замечание и продолжил:
- Для них будут устраивать вечерние развлечения и театральные представления на родном языке. Вечера музыки, классической и народной. Постепенно они научатся ежедневно пользоваться мылом и водой, и другими элементарными вещами личной гигиены.
Кошкину оставалось только кивать головой в знак согласия, чтобы не раздражать благодетеля. Вернувшись в бывшую Гатчину из этой поездки, Ганс настоял на том, чтобы он подал заявление на вступлении в военизированную организацию «Добровольцы вспомогательной службы», созданную для славян, желающих помогать немцам.
- Иначе другие офицеры не поймут, на каких основаниях ты ездишь со мной по военным объектам. - Линдеман коротко взглянул на реакцию помощника. - К тому же каждый «хиви» получает полный продовольственный паёк немецкого солдата, а после 2-х месяцев испытательного срока и денежное содержание.
- И много желающих? - поинтересовался Боря.
- Их набралось уже 600 000. Для управления этими людьми даже создан специальный пост «генерал-инспектора восточных войск».
Кошкину пришлось подчиниться, и в следующую инспекционную поездку он уже поехал в немецкой военной форме, только без знаков различия. Ганс теперь относился к нему почти как к человеку и ещё больше изводил напыщенными рассуждениями:
- Скоро англичане выйдут из коалиции против нас!.. Год за годом самые великие германские народы вели жестокую кровавую борьбу друг с другом. Они пожертвовали цветом юности в братской междоусобице, а их общий враг воспользовался ситуацией, чтобы проникнуть поглубже в Европу.
Они сидели в крошечной русской деревне около Белгорода, где стоял штаб воинской части Вермахта, к которой был прикомандирован Линдеман со своей группой.
- Теперь, в самые тёмные времена для Запада, наши бывшие противники присоединятся к нам в борьбе против общей угрозы! - уверенно заявил он.
Внезапно дом задрожал. На главной улице деревни появился стальной колосс танк «Королевский тигр», чьи габариты едва ли не превышали ширину улицы. Командир, молодой унтершарфюрер, торопливо шёл впереди, указывая направление механику-водителю. Танк с грохотом наехал на одно из зданий, наполовину развалил его, лязгнул гусеницами и выбрался на центр площади.
- Когда на твоей стороне такой гигант, тебя невольно охватывает боевой азарт! - радостно воскликнул Ганс.
В промежутке между двумя домами Кошкин внезапно увидел русские танки, стоящие вдоль шоссе. Дорога была извилистая и длинная, поэтому танки были едва различимы сквозь деревья. Там стояли восемь или десять «Т-34», и все они безостановочно палили по «Королевскому тигру», который был им прекрасно виден.
- Но их снаряды только отскакивают от брони могучего танка, словно горох… - ахнул он, впервые наблюдая танковый бой.
Немецкий экипаж совершенно спокойно выбрал цель, ощущая собственную неуязвимость. Из длинного дула танка вылетал один снаряд за другим, и вот уже огонь охватил ближайший «Т-34», после чего ещё четыре танка постигла та же участь.
- Четыре танка «Т-34» за четыре минуты! - серьёзно одобрил Линдеман. - Неплохо стреляют...
Оставшиеся попытались отступить, но немедленно были безжалостно расстреляны. Когда из люка появилось счастливое измазанное сажей лицо наводчика «Королевского тигра», все немцы одобрительно зааплодировали как в театре:
- Браво!
Время начала великой битвы приближалось. Ганс в составе группы высших офицеров объезжал немецкие позиции. Местность за ними шла слегка на подъём, была сильно пересечённой, холмистой, с открытыми долинами между лесами и кустарниками. На горизонте была широкая возвышенность. Навстречу им шла группа солдат. Это были сапёры. Линдеман их окликнул:
- Как там, впереди?
Обершарфюрер скривил покрытое щетиной лицо:
- Сейчас очень хорошо, но перед тем мы всю ночь снимали мины.
- Всё прошло хорошо? - Ганс предложил закурить.
Щетинистый поблагодарил:
- Работа высокой точности. Никаких потерь. Просто удивительно. Сейчас идём завтракать.
- Кто стоит перед нами?
- Первый полк, - ответил сапёр и снова скривил лицо, из-за чего было непонятно, улыбается он или хочет заплакать. - А нас, к сожалению, отправят, наверное, брать укрепления там, наверху.
- Как называются холмы?
- Стрелецкие или как-то так. Там должны быть сильные укрепления. Это передовая позиция 52-й гвардейской стрелковой дивизии.
Вдруг позади них послышался мощный удар. Немецкая артиллерия начала артподготовку. Её залпы накрыли холмы сплошной завесой огня, пыли, грязи и дыма. Это было начало пролога к операции «Цитадель». Линдеман взглянул на часы: почти три часа пополудни!
- Вставай, Цыплёнок! - он махнул рукой помощнику. - Начинается наступление непобедимой немецкой армии.
Тот тупо кивнул, надел каску, в сотый раз проверил, как сидит ремень и снаряжение. Гудели штурмовые орудия, справа «Тигры» давили мелколесье, их люки были открыты, в башнях стояли командиры.
- Кто сможет удержать такую мощь? - высокомерно заметил немецкий офицер.
На холмах земля вздыбилась и полетела гигантскими фонтанами вверх. Пикировала новая волна штурмовиков Геринга и снова поднимала фонтаны земли. Вой пикирующих и гудение выходящих из пике самолётов смешались в постоянный непрерывный грохот.
- Бог ты мой! - опешил русский парень.
Они стояли над своими окопами и наблюдали атаку пикирующих бомбардировщиков. Ганс с недоверием снова и снова качал головой:
- Такого я ещё не видел!
Чтобы Борис понял, ему пришлось буквально кричать:
- Там камня на камне не останется!
Нервничающие перед атакой солдаты сидели рядом с ними на ящиках с пулемётными лентами. Один перебирал пальцами одну, как будто пересчитывал патроны. Другой был бледен и напряжённо смотрел на мыски своих пыльных сапог.
- Вперёд! - раздалась долгожданная команда, и они сорвались навстречу смерти.
До 12 июля они прошли всего 35 километров на север. С утра доносился гул сотен самолётов и танков, взрывы бомб, разрывы снарядов и чёрный дым сгораемого горючего и масел. Кругом виднелись следы упорных боёв и кладбища советской подбитой бронетанковой техники. Их машина прошла разбитый железнодорожный переезд. Справа было здание вокзала, на котором Кошкин прочитал название:
- «Прохоровка».
Они спустились в уничтоженный населённый пункт и повернули налево на выезд. На подъёме открылось поле, усеянное танками, и это были знаменитые Т-34. Борис начал считать, и набралось их 180.
- Наверное, их значительно больше, - прикинул он количество, - я считал те машины, что были в зоне видимости.
Несколько машин им довелось осмотреть близко. На одном танке сорвало башню и, подбросив вверх, перевернуло и положило в перевёрнутом виде как ковш с рукояткой на старое место. Во второй машине от взрыва внутри боеприпасов оторвало лобовой верхний лист брони, вытолкнуло до половины механика-водителя, и броневой лист лёг на своё место, «прищемив» пополам танкиста.
- Голова его снаружи, а ноги в танке… - побледнел Борис.
Уже при выходе с этого страшного поля сражения на перекрёстке полевых дорог стояли два немецких «Тигра».
- Дорого большевикам обошлась победа над ними! - с гордостью сказал стоящий рядом гауптман танковых войск.
- Пауль? - спросил его Линдеман.
- Ганс!
Они улыбнулись друг другу, и это была та редкая улыбка, недоверчивая, потрясённая, почти отчаянная. Оказалось, что они учились вместе в закрытой школе для мальчиков в Ганновере. Они вспомнили общих знакомых, особенно тех, кто погиб.
- Не помню, но кто-то меня заверил, что наши танкисты под страхом смерти обязаны эвакуировать подбитую технику… - сказал Линдеман.
- Но только «Тигр» в силах отбуксировать «Тигра» с поля боя, - веско пояснил Пауль. - Оно осталось за нами, и мы сейчас спокойно сделаем это.
На обочине слева штабелем в пять рядов были уложены трупы русских пехотинцев. Лица многих из них выдавали их восточное происхождение. Длина этого штабеля была 15-20 метров. Они были одеты в летнее обмундирование, но обувь с ног уже была снята.
- Жду тебя сегодня в гости! - пригласил его Ганс.
Пауль с удовольствием согласился. Его полный, луковицеобразный кончик носа – характерная особенность сердечных людей даже покраснел от удовольствия, и он пообещал:
- Обязательно приду!.. Отметим победу.
Кошкин накрыл стол в избе и присел в углу, слушая разговор офицеров.
- Цель «Тигра» русские противотанковые пушки и гаубицы, но самая соблазнительная – танки! - выпив французского коньяка, рассказывал танкист. - Они броню «Тигра», особенно лобовую, пробить не могут, а он пушкой их проламывает, с любого расстояния. Поэтому, когда командующий танковой армией Ротмистров бросил навстречу нашему танковому клину свои бригады, то сделал то, о чём мы мечтали. Выдал «тиграм» цель, для которой они создавались. Мы намолотили русских танков как в страду. Не безнаказанно, конечно, но потери их войска понесли огромные.
Линдеман искренне разделял его радость, и время от времени тёр от возбуждения свой лоб. Имеющие довольно высокий лоб отличаются здравым смыслом, но лишены всякой пылкости чувств.
- Мне непонятно, зачем нужен был встречный танковый бой, зачем надо было Т-34 атаковать нас в лоб? - хмуро спросил он. - Почему нельзя было танковой армии Ротмистрова расступиться и наносить удар во фланги и в тыл туда, где находились наши слабые танки Т-III и Т-IV?
- По статистике больше всего идиотов в армии! - пошутил Пауль. - Кстати сегодня в штабе сообщили, что командующий 5-й гвардейской армией генерал Ротмистров отстранён от командования так, как на битву под Прохоровкой остро отреагировал Сталин: «Что же ты, мудак, танковую армию за пятнадцать минут спалил?»
Однако, чем больше танкист пил пожилой коньяк, тем сильнее мрачнел.
- Странно, - недовольно сказал он, - мы сидим на лунном ландшафте. Позиции, вооружение и люди перепаханы, разбиты и разорваны на куски. А мы? Нас это совершенно не касается и не трогает, не проникает в глубину, мы регистрируем это и всё. Мы сидим во всём этом ужасе, в результате человеческого сумасшествия, и едим!
Несколько деревьев за окном, изрядно покалеченных пулями и снарядами, с расколотыми стволами и перепутанным переплетением веток, напомнили Борису гротескные фигуры персонажей сказок, вроде домовых.
- Одного только представления о том, что можно сидеть здесь и есть, достаточно, чтобы вывернуть желудок вместе с желчью наружу, но нет. Ничего подобного! - грустно продолжил Пауль. - Мы жрём, нам даже вкусно, и нет никаких тянущих ощущений в желудке! Всё, что было раньше, смыто, словно дерьмо от мух. Что ещё недавно казалось невозможно представить и выдумать, что ни один нормальный мозг не в состоянии осмыслить, стало само собой разумеющимся. Культура, цивилизация, человечность? Где это? Нескольких недель ползаний и гусиного шага по казарменному плацу достаточно, чтобы свести десяток лет воспитания к нулю. Если после остаётся что-нибудь, то об этом позаботятся снаряды.
- Ты утрируешь, - возразил ему Ганс, - ведь мы воюем ради великой цели установления во всём мире самого справедливого порядка. Хотя ты прав в одном - то, что раньше было мечтой, теперь стало кошмарным сном, только мало кто замечает, насколько ужас стал обыденностью.
Пауль словно не слышал школьного товарища и закончил с горечью:
- До чего может дойти человек!.. До собаки? Чепуха! Собака поджала бы хвост, увидев горящий танк и почуяв запах горелых ошмётков экипажа, и убежала бы. А мы?.. Мы таращим глаза на обгоревшие трупы, тупо, совершенно нетронутые тем, что это были люди, чьи-то отцы и дети, смотрим и жрём, наслаждаясь вкусом говяжьей тушенки на языке.
Вдруг всё вокруг запело и загремело. Ударная волна швыряла Кошкина, наполовину потерявшего создание, туда и обратно между стенами.
- Началось контрнаступление русских! - пронзительно крикнул Пауль.
Рушащиеся стены и потолки домов погубили больше гитлеровцев, чем прямые попадания снарядов или осколков. Держаться в этом аду стало невозможно. Воздух был наполнен известковой пылью и пороховыми газами, а тут ещё летающий щебень, скрученное железо и окровавленные куски тел.
- Выдвигаемся обратно на исходные позиции, - категорично приказал Линдеман, - наше наступление провалилось.
Они вырвались, хотя клыки злой смерти лязгнули буквально на волосок от них и вернулись в белгородскую деревеньку. Приехав туда, Кошкин первым делом достал самодельную портативную рацию и передал сестре координаты места, где находился.
продолжение http://www.proza.ru/2015/08/24/40