Отец мой был уже тяжело болен. Война догнала его, и как будто мстила за то, что он выжил на ней, за то, что раненый, замерзающий, плохо накормленный, он не сдался, не покорился, а выстоял и честь свою не запятнал.
Под Сталинградом в снегах нужно было спать строго по инструкции. Двадцать минут на одном боку, потом двадцать минут на другом, потом двадцать минут на спине, потом двадцать минут на животе, и подниматься, а иначе на всю жизнь можно получить болезнь легких. Восемьдесят минут для сна - время явно недостаточное. Такую инструкцию легко было давать, а соблюдать её было невозможно.
Долгие годы ушли у отца на то, чтобы победить туберкулез. И он победил его, и был снят с учета, но в преклонные года прозвучал диагноз, как приговор, - анемия легких.
Болезнь лишила его радости движения. Он лежал на своем диване, задыхался, но не жаловался никогда и никому. Он терпел. И только когда поднимался и бледнел, при этом широкой усыхающей уже ладонью хватался за грудь, вот тогда мое сердце сжималось от жалости к нему.
-Ничего, ничего! - говорил он мне, - ничего! У тебя тоже будет своя мука, и тебе её тоже вынести придется. Побереги свои силенки. Тебе уже и так немало пришлось перенести. Не по годам.
И он гладил меня своей ладонью по плечу и участливо смотрел на меня своими прекрасными глазами.
Когда-то совсем маленькой девочкой я попала в больницу. Я оказалась совершенно одна в незнакомом месте. Мне делали уколы очень больно. Я громко плакала.
-Вот придет мой папа, он вас всех накажет! У меня папа самый сильный и самый красивый из всех, что есть на этом свете!
-Ну, что самый сильный, это может быть, но что самый красивый, - это навряд ли! - смеялись врачи и медсестры.
Когда папа пришел меня навестить, первое, что сказала мне врач, это то, что я была совершенно права! И что таких красивых мужчин она просто раньше не видела!
Теперь этот самый красивый мужчина на свете ждал целую неделю, чтобы встретиться со мной и наговориться. Чаще я его навещать не могла. Жила в пригороде, у меня была семья, двое детей, огород, хозяйство. Однако в любую погоду, в любое время года мы всей семьей ехали в гости к моим родителям.
Они жили в хорошем доме, в просторной двухкомнатной квартире, окна которой выходили во двор и на шумную улицу. На восток и на запад. Так что до обеда солнышко светило в окна одной комнаты, а после обеда - в окна другой. Это придавало квартире праздничный вид.
Война не только покалечила жизнь целого поколения, она отцу моему услужила. Он встретил на военных дорогах мою маму - почти ангела. Таким светлым человеком она была!
Маленького ростика, со светлыми, прямо прозрачными глазами, с чуть курносым носиком, с русыми волосами, она имела совсем не воинственный вид!
Говорят, что женственность проявляется в улыбке, в голосе и в характере. Именно голос, улыбка и характер делают женщину привлекательной в глазах мужчины. Все остальное - неважно!
Мамочку мою трудно было назвать красавицей, но она была привлекательной девушкой. Посудите сами! Она очаровала красавца старшину, единственного мужчину в девчачьей роте! А ведь рядом были такие соперницы! И рослые, и глазастые, и горделивые!
-Вот выбрал себе на голову! Так и мучаюсь уже пятый десяток лет! И за все время мне ни разу не удалось ей окорот дать. Ни разу! Она всегда права! Она выкрутится из любого положения! Найдет выход! А скажет, как припечатает. Ей и возразить нечего!
Отец возмущался, а сам смотрел на свою постаревшую жену орлиным взором. Он её искренне и преданно любил, а она принимала его любовь так, как принимают свет солнца. Должно взойти и должно осветить этот мир при любых обстоятельствах. Куда же без него? Без него нет жизни!
Я жила с семьей вначале в Михайловском районе, а потом просто настояла на переезде в пригород, потому что родители стали болеть, слабеть и нуждались в нашей поддержке.
Август - пора золотая. Земля, которой кланялись мы все лето, начала давать обильный урожай. Дыни на грядке лежали почти сплошным желтым ковром и выстреливали семенами, если я не успевала их вовремя сорвать. Важно блестели большими полосатыми боками арбузы. Кукуруза выглядывала из своих початков желтоватыми огоньками, помидоры сгибали ветки и краснели от спелости, баклажаны и перец, кабачки, капуста и фасоль, и огромные шляпки подсолнухов - все это прямо с грядок мы загружали в багажник машины и везли старикам в город.
Когда мы все это заносили в дом, отец стоял всегда на пороге комнаты, кланялся нам и говорил слова благодарности.
В этот день я приехала к родителям днем, налегке, на рейсовом автобусе. Приехала потому, что просто соскучилась за ними. С порога я начала уборку квартиры. Я уже намыла полы, когда зашла в кухню, чтобы и там навести порядок.
-Валечка! А я думаю, кто там шумит? А это ты, моя хорошая!
Я обняла её за плечи, и она погладила мои руки и прижалась к ним своей щекой.
-Я троих детей родила! Двое так тяжело живут, что так и норовят что-то взять от нас. Коля пьет дико. А старшую мою девочку детки придавили - пятеро. А ты одна приходишь к нам, чтобы дать, отдать нам последнее.
-Не последнее, мама, нам еще остается! И достаточно! Мы хорошо живем. Хозяйство выручает.
-Хозяйство-то выручает, а вот маникюр у тебя отсутствует уже давно. И ладошки твои нежные затвердели. Не по судьбе ты живешь. Несчастница ты моя! Брось ты это хозяйство. Брось!
-А как же выжить, мама? Как семью прокормить, как вас поддержать, как племянникам помочь?
-О себе тоже думать иногда нужно.
-Я думаю, честное слово, думаю! Я тебе платье новое ситцевое сшила. Как ты любишь. Примерь.
-Да что толку от примерки. Я ведь только одним глазом вижу, да и то едва-едва. Ладно, горевать не будем. Примерю!
Мама тяжело поднялась с кухонного табурета и пошла тихонько в комнату, вздыхая и покачивая головой из стороны в сторону!
Отец громко позвал меня к себе. Я вошла в его комнату и подошла к дивану.
-Подойти к окну и посмотри под деревья!
Я повиновалась. Присмотрелась и увидела под старыми кленами три куриных лапки, которые лежали на желтеющей траве. Они были положены аккуратно, в рядочек.
-Лапки вижу куриные. Это кто же их туда положил?
-Я. Эксперимент ставлю. Она мне их в суп кладет. Конечно моет и чистит и скоблит их безупречно, но я все равно не могу их видеть. А она говорит, что они полезные очень, они бульон полезными минералами насыщают. Несъедобные они, понимаешь, несъедобные! Вот три дня уже лежат под деревьями и собаки их не едят! Не едят же?
-Ну, да. Не едят.
-Это ты так думаешь, и я так думаю. Это мы такие научные выводы из эксперимента делаем, а эта твоя мама дорогая сейчас на наших глазах сделает свои выводы. Я нарочно тебя ждал, не говорил ей про эксперимент, чтобы ты засвидетельствовала.
-Руфинка! Руфинка! - позвал отец громко.
Она из-за контузии своей и глухоты откликнулась не сразу, но все-таки предстала перед нами. Платье новое было на ней. Оно очень ей шло.
-О! Опять доча принарядила тебя! Ты смотри у меня! - отец почему-то погрозил маме пальцем.
-Да теперь то что уж смотреть. Отсмотрелась я. Пусть другие на меня смотрят!
-Слышишь, слышишь, что говорит эта женщина?
-Хватит тебе, Ваня, упрекать меня. Не в чем! Говори, что звал?
-Глянь в окно. Посмотри, что там под кленом лежит?
Она подошла к окну поближе и долго присматривалась.
-Ножки куриные, что ли? А как они тут оказались?
-Доброго человека попросил. Подал ему их из окна, он и выложил их. Три дня здесь лежат, и собаки их не едят, а ты меня ими пытаешься накормить!
-Так они здесь не ходят, Ваня! Наткнулись бы, непременно съели бы. Какая же собака от вареных куриных ножек откажется?
В комнате на минуту воцарилось молчание. Отец не мог выговорить ни звука, но потом он взглянул на меня вопросительно. Я пожала плечами. Не поспоришь!
-А ведь она права! Как всегда - права! В тысячу первый раз права! Молодец!
Отец громко засмеялся, потом засмеялась и я! И только мама смотрела на нас без всякой улыбки.
-Разрешите идти? - спросила она отца.
-Идите!
Она вышла из комнаты.
-Вот видишь, что значит нестандартный человек с нестандартным мышлением. Никогда не знаешь, что она скажет, какие выводы сделает? А куда она направилась?
-На кухню, пельмени тебе делать. Ты же не ешь покупные? Вот она и старается для тебя, любящая душа её заставляет подвиги делать ради тебя. Ведь не видит почти и не слышит, а все трудится, моя хорошая.
И отец согласился со мной.
-Хорошая! - как эхо отозвался он.