Рыкающими раскатами рвалась с высоты вода и разбивалась о камни, пеной окрашивая желтые овальные наросты, словно сброшенные в кучу теннисные мячи, оцепенело застывшие в сетке, отчего-то пожелавшие быть мокрыми и теперь придавленные таким количеством влаги, разомлели и разленились уходить. Ветер трепал волосы и уносил у пожилых дам носовые платки, те манерно провожали их удивленными возгласами и доставали новые, а платки, в свою очередь, так же манерно оседали, ловя в полете брызги воды. Официанты сновали между столиками, пролетел низко вертолет и все стихло, если тишиной можно назвать это утробное падение с надрывом умирающего и воскресшего там, внизу. Вино в бокале кончалось, я закурил, перед глазами всплыл заголовок газеты, где меня обвиняли в геноциде. Хорошо, что в этом раю меня не знают, что здесь я всего лишь турист, с фотоаппаратом на шее, что здесь я могу спокойно гулять по улицам, не боясь нападения и покупая засушенных крабов и шаровидных рыбин на сувениры.
Мне не хотелось возвращаться в отель. Свежо и приятно. Пахло тушеным мясом из кухни. Мелодично перезванивался хрусталь за соседним столиком, иногда его симфония прерывалась резким падением металла на фарфоровую тарелку. Я прислушался, разговор петлял между обсуждением повадок слонов, о поездке на коралловый риф, покупке шляпы из пробкового дерева, звонке домой, воспитании детей. Слушал бы вечно. Никакого смертоубийства, жестокости, растраты, обвинениях во лжи. Все спокойно, только водопад яростно клокотал неподалеку, напоминая и будя совесть. Завтра пойду на пляж. Одену самые черные очки и пойду лежать под палящими лучами, слушая, как покорно успокаивает меня океан, не видя различий между плохим и хорошим. Покорность природы. Смешок. Оглянулся, никто не слышал?
Отодвинув стул я поднялся и аккуратно затушил сигару, чтобы тут же закурить новую. Подошел к ограждениям и всмотрелся в даль. Все зеленое, только кромка горизонта белела лукумом большого глаза, солеными слезами орошающего черноту песка, кое-где среди деревьев поднимался дым, пронзительно и тоскливо крикнула птица. Солнце было еще достаточно высоко в небе, но жара отступила, да и тень от скалы косо падала в нашу сторону, ограждая мой взгляд от вида на пустыни, за которыми где-то лежала и моя земля. Опять вспомнилось. Ведь это отдых. Усталый вздох. Я никогда не думал о самоубийстве. Особенно в те дни, когда все начиналось. И первые фотографии попали на первые полосы. Там я расстреливал неугодных, собственными руками. И еще награждал придворного палача орденом "За заслуги". Как же было горько, и как издевательство, рядом с этими прискорбными фактами мое улыбающееся лицо, еще из той стороны политики, где был всем разрешен въезд на мою территорию, где выделялись субсидии и льготы, а не один печатный орган не смел выпустить номер без обязательного изображения меня с ребенком на руках. Спокойные и счастливые. На такое не оглянешься украдкой. Двуличный лицемер. Скорпион совести вновь остро кольнул в сердце, выпустив каплю нефритового яда. Гнев тут же раздавил насекомое и вышвырнул прочь.
А что, если дать себе обещание больше ничего такого не предпринимать. Раскаяться. Но не уйти на покой, не умереть, а начать все заново. Стать добрее. Снова будут фотографии с ребенком на руках. Улыбку перед зеркалом потренировать. Выстирать со всей одежды красный цвет. Распустить слежку и палачей. Выступить на конференции по вопросам мира. Допускать туристам бродить по развалинам нашего прошлого. Сделать вид, что это был другой человек, а не я. Точнее, что это был другой и человек, а я не другой, и не человек, так вернее. Спрятать параноидальные приступы подальше. Принимать лекарства, укрепляющие память. Может и успокоительные, от приступов гнева. Но ведь, рано или поздно, это расценят как слабость. Опять клинок пропорол грудь, все залило горячим: "как слабость". Трудно дышать, какой влажный тут климат.
Снова уселся за стол, подозвал прислугу, ох, официанта, и заказал еще вина. Чуть не вырвалось: побыстрее. Где делась сигара? Я выбросил ее в пропасть. И не помнил этого. А чего еще я не помнил? Мне тяжело было признать себе, и страшно всем остальным, что половину тех зверств, столь ярко обесцвеченных в прессе, я вовсе и не вспомнил бы, не напиши о них другие, своими быстрыми руками, мелкой моторикой, вбивающие увиденное в вечность. Как бы хотелось эти руки собрать в охапку, словно букет. Водопад. Шум водопада. Сигара. Руки мелко подрагивают. Огонь не зажигается. Официант предлагает свои услуги. За сколько? Я этого не сказал? Клубы дыма прячут мое смущение. Подогретое, красное вино. Большим глотком внутрь. Странно, мне кажется, или они добавляют в него немного соли? Так вкусно.