Кошачий век недолог, особенно рядом с веком человеческим. Хоть и говорим мы "У кошки девять жизней", но ведь каждая новая жизнь - это уже совсем другая кошка.
В одном городе, в одном дворе жила-была кошка. Пушистая и трёхцветная, с круглыми жёлтыми, как будто всегда удивлёнными глазами. Про таких говорят, что они приносят счастье. Счастья она никому не принесла, просто потому, что была ничья. Как её звали? По-разному. Каждый норовил назвать, как ему вздумается, а кто и обозвать. Сама для себя она была просто Кошкой. Кошка жила в этом дворе всю жизнь, научилась прятаться от мальчишек, что могли поймать и привязать к хвосту банки из-под кока-колы, уворачиваться от пьяных, что норовили ударить ногой под живот, когда добирались до своего подъезда, выписывая по двору замысловатый танец. Иногда её кто-нибудь подкармливал, и она благоразумно пережидала, когда человек отойдёт подальше, прежде чем подойти и внимательно обнюхать предложенное угощение. Наученная горьким опытом, Кошка была очень осторожна.
А ещё Кошка мечтала, что однажды найдётся добрый человек, который не станет дёргать за хвост и кричать, а принесёт к себе домой, ласково погладит, накормит. И можно будет свернуться на коленях и петь свою кошачью песенку, и приносить счастье. Потому что будет тогда Кошка - домашняя, хозяйская, и даже с именем. Разве странно, что даже кошкам хочется "простого человеческого счастья"?
Однажды в доме появился новый жилец. Человек как человек, только, видно, кошек любил. И Кошка с любопытством смотрела откуда-нибудь из-под скамейки, как задорно он ей подмигивает, настораживала ушки, когда он бросал ей весёлые слова, и однажды даже решилась и подошла поближе, обнюхала подставленную открытую ладонь, сжалась от страха, когда человек легонько её погладил, а потом расслабилась и заурчала от удовольствия.
Так и привязалась Кошка к человеку. Он звал её Малыш, порой гладил, часто не замечал, иногда брал её в свой дом, и тогда Кошка робко мечтала, что всё это по-настоящему. И любимый хозяин, и тёплый дом, и она, приносящая счастье. Сворачивалась клубочком у кровати и отгоняла плохие сны, радуясь, что тоже может что-то отдать.
Говорите, кошки не умеют любить? Эта умела. Она не была доверчивым котёнком, не верила в кошачьего Деда Мороза. Просто поверила в тепло человеческого сердца. Ждала вечерами, чтобы просто заглянуть в любимые глаза, радовалась ласковому слову, была счастлива, если её звали в дом. Скучала и даже не могла есть, если человек пропадал. Холодными зимними ночами под крупными холодными белыми хлопьями сидела во дворе и смотрела на светящиеся окна "своего" человека. Когда окна гасли, и человек засыпал, в комнату тихо прокрадывалась человеческая тень, прозрачный силуэт девушки. Она садилась у кровати, клала голову на самый краешек и вдыхала родной запах. А если в комнате появлялся вдруг даже отголосок зла, тень выгибала спину и шипела, сверкая круглыми жёлтыми глазами. А во дворе до утра, не мигая, на окна смотрела трёхцветная пушистая кошка.
И Кошка была счастлива.
Она не знала, что друзья и соседи говорили "её" человеку. А говорили, что ему это не надо, что от неё одни проблемы - блохи, возможный приплод, куча шерсти, и её не на кого оставить, если он уедет. Он долго отбивался, говоря, что не собирается брать её в дом. А однажды ранней весной сдался. Подозвал Кошку на улице, погладил, шепнул что-то ласковое и передал в чужие руки. Кошку отвезли в лес и выбросили из машины на ходу. Она не плакала, не звала. Прижимаясь животиком к земле, на полусогнутых лапках, приволакивая одну, ушибленную, она долго брела под дождём. Городская, она не умела выживать в лесу, заблудилась и забрела на болото. Поздней ночью уставшая Кошка свернулась под кочкой, вжавшись в мох, сложила лапки, будто женщина греет ладони в муфточке, нахохлилась и попыталась согреться. Мокрая шёрстка липла к телу, и Кошка дрожала. А под утро ударили заморозки. Тонкий слой льда покрыл лужи на асфальте в городе, сосновые иголки и тонкие пряди мха в лесу. Покрыл он и уже холодное мокрое тельце у болотной кочки, такое маленькое и худое под слипшейся шерстью.
А потом в городе и в деревне у леса заговорили о Нави. Век нави долог, хоть и не бесконечен, защиту от неё мало кто помнит. Бездушная плоть, морок в красивой оболочке, крепко забытый ужас прошлого. Заморочит голову, заманит в гиблое место, либо просто вытянет жизнь до дна. И множатся смерти - перетягивает Навка живых из Яви к себе. Погонится ребёнок во дворе за кошкой и, не заметив, выскочит на проезжую часть прямо перед машиной или в открытый кем-то люк свалится. Парень, заигрывая с девушкой, потянется следом и окажется вдруг за прорехой в ограждении старого моста. Или на танцах обнимет лёгкую грациозную фигуру, прижмётся губами к губам и свалится замертво к ногам. И нет от Нави спасения, и не различить её среди живых. Просто кожа у девушки белая-белая. Просто глаза у кошки очень яркие. Просто после дождя на асфальте и на просёлочной дороге находили следы босых женских ног. Просто ночью за окном видели белое лицо или горящие жёлтые глаза
Однажды летом группа беспечных друзей, подсмеиваясь над страхами обывателей, устроила пикник в лесу. Пили. Пели под гитару. Веселились. И только глубокой ночью подхватились - нет одного в компании. Искали, искали и нашли. В болоте неподалеку. Лежал ничком в лужице стоячей воды. Осталась компания без водителя. Страшно и холодно стало. Кто-то из девушек истерически всхлипнул. Выбираться надо из леса, а как выбираться? Закружит Навь, наведёт морок, подменит реальность, заманит... Сбились люди у костра тесной кучкой, прижались друг к дружке. До утра ещё ох как далеко, да и дождь накрапывает. Лишь один рискнул из лесу выход искать, а за ним потом и другие решились. Второпях покидали вещи в рюкзаки, нагрузились-навьючились и цепочкой пошли. Впереди один, рисковый. Всматривается в тропку под ногами. Вроде знакомое всё, но мало ли.
Девушка навстречу шагнула. Девушка как девушка, джинсы и маечка, только босиком. Волосы на лицо падают, только цвет их не разберёшь - то ли светлые, то ли тёмные, то ли вовсе рыжие. И глаза какие-то круглые и жёлтые. Странная девушка в странном лесу. Глянула на него, отшатнулась, будто её ударили. Волосы волной на лицо легли. Отвела пряди рукой, глянула угрюмо и заскользила впереди, оглядываясь. И он пошёл, след в след, будто потянуло за нитку. Взгляд её видел, даже когда она не оборачивалась. Шаг в шаг, след в след, не отрывая глаз от фигурки, что скользила впереди. Под дождём, скользя на размокшей тропке, спотыкаясь о корни. Через ночь, через лес. Понимая, кто стремительно идёт впереди, легко, словно не касаясь босыми ногами земли. К утру вышли к деревне, остальные вздохнули свободней, бросились его обнимать. А он всё оглядывался - куда же ОНА делась?
Уже потом, когда из леса тело товарища забирали, увидел он следы свои и товарищей, идущие к болотной топи, потом навстречу шагнули маленькие, босоногие, будто замерли на миг и повели, уводя в сторону, и уже у деревни вдруг перешли в лёгкие отпечатки кошачьих лапок